Над кем не властно время

– Тут шкатулка. Непонятно, как ее открыть. По виду - старинная. Я сейчас вспомнила: отец говорил, что нашел ее в руинах какого-то дома после бомбежки. Это было в сорок пятом, когда вы с ним уже были на разных участках фронта.

– Скажите, завтра вы еще не переезжаете?
– спросил Кинг. Ему вдруг захотелось сменить обстановку, а тут как раз подворачивался повод для непродолжительной поездки на Запад.

– Нет, только через три дня.

– Тогда дайте мне ваши координаты. Я завтра сам нанесу вам визит. Посылать по почте не стоит, если вещь старинная.

– Правда? Чудесно!
– обрадовалась Джессика.

Уладить внезапный выходной за свой счет было несложно. Как всегда в таких ситуациях, Фрэнсис сказал Джеку:

– Если тебя это не устраивает, можешь уволить меня и даже лишить последней зарплаты. Я судиться с тобой не буду, - и повесил трубку. Он прекрасно понимал, что Холдинг от такого работника не откажется. А если и откажется, то уж работу дворника Кинг всегда найдет. Если вообще захочет. Можно было какое-то время просто побездельничать где-нибудь во Флориде.

В Калифорнии оказалось заметно теплее, чем в Нью-Йорке. В отеле Кинг потратил какое-то время, чтобы основательно поработать с гримом. Этим искусством он уже давно овладел в совершенстве. Сидя перед зеркалом, Фрэнсис медленно и со вкусом превращал себя в старика. Все-таки ему предстояло отправиться к дочери фронтового товарища, а с окончания Второй мировой войны прошло уже пятьдесят лет. Выглядеть на двадцать пять было бы просто неприлично.

С наслаждением вдыхая воздух, но и не забывая сутулиться и старчески пришаркивать ногой, Фрэнсис Кинг приближался к дому, где жило семейство Готторнов. Резкий, знакомый, дымный запах вдруг ворвался в его сознание и на несколько мгновений безраздельно завладел им. Удивленно обернувшись, Кинг поискал глазами источник запаха. Тот обнаружился не сразу. Пришлось зайти за угол, на соседнюю улицу, и там глазам состоятельного нью-йоркского дворника предстала небольшая кучка тлеющих листьев и ватага десятилетних поджигателей, которые, завидев Кинга, тут же дали деру.

– Жгут опавшие листья, сорванцы, - пробормотал Кинг. Аромат был знаком ему с детства, и на мгновение Фрэнсис почувствовал себя ребенком. Такого чувства он не испытывал уже очень много лет. Так много, что, назови он их количество кому-нибудь - скажем, своему работодателю, брокеру или хоть той же миссис Готторн, - любой из них решил бы, что такая шутка нелепа.

Джессика Готторн оказалась высокой, нескладной женщиной лет тридцати пяти. Похоже, она стеснялась собственного роста и оттого сутулилась.

– Выпьете чаю, кофе? Может быть, воды?
– спросила она, проводя гостя к дивану через наваленные друг на друга чемоданы и перевязанные саквояжи и коробки.

– О нет, благодарю вас!

– Тогда давайте сразу перейдем к делу, - предложила хозяйка и принесла из соседней комнаты небольшую керамическую шкатулку оттенка светлого обсидиана. Увидев изображение на ее крышке, Фрэнсис оторопел. Это была распластанная черепаха с торчащими во все стороны лапами.

– Вы не помните, - изумленно спросил он, пряча указательный палец, чтобы Джессика не увидела перстень с печаткой, на котором красовалось маленькая черепашка, - где именно ваш отец нашел этот предмет? И почему не сдал его командованию? Я полагаю, он должен был это сделать, ведь коробочка или ее содержимое могли представлять художественную ценность.

– Кажется, отец говорил, что это было где-то в Тоскане. Во Флоренции, что ли... А почему не сдал властям? Вероятно, просто присвоил. Может быть, хотел продать. Вы осуждаете его за это?

– Что вы!
– поспешил Кинг.
– Я спрашиваю только потому, что мне интересны его мотивы. Я думаю, Билли не сразу решил отдать ее мне, иначе он давно уже успел бы сделать это самостоятельно. Вероятно, такое решение пришло ему в голову незадолго до кончины.

– Возможно, вы и правы, мистер Кинг. Боюсь только, что мы уже никогда в точности не узнаем, что было у него в голове. Тем более, что в последние годы отец страдал болезнью, из-за которой большую часть времени не узнавал даже родных. И с годами просветы в его сознании становились все реже.

Поблагодарив Джессику, Кинг поспешил на улицу. По счастью, ему сразу же удалось поймать такси. В отель он ехал в сильном возбуждении. Изображения на крышке шкатулки и на его перстне отличались лишь размерами. В остальном они были идентичны!

В гостиничном номере Фрэнсис принялся обследовать полученное наследство. Многолетний опыт ювелира, кузнеца и музыканта сделал его пальцы проворными и чувствительными, и вскоре он сумел нащупать крошечную выемку. Ему было бы интересно узнать, нашел ли ее в свое время бедняга Билли и видел ли он, что именно находится в шкатулке.

Там лежали сорок восемь пергаментных страниц. Они были заполнены текстом на средневековом испанском языке, написанном крошечными, налезающими друг на друга, буквами. Мозг, не обращая внимания на участившееся сердцебиение, машинально рассуждал: глина не пропускает влаги, к тому же это стойкий пергамент, а не бумага; поэтому, вероятно, манускрипт так хорошо сохранился.

На титульном листе изящными крупными буквами, словно на виньетке, было выведено название: Los viajeros en mundos.

Сердце Кинга забилось еще сильнее. С трудом веря в то, что все это на самом деле с ним происходит, он с величайшей осторожностью стал перелистывать драгоценные страницы. Как он и ожидал, взгляд сразу же наткнулся на знакомые слова и имена. Слишком хорошо знакомые слова и имена!

Кинг заглянул в конец списка в поисках имени автора. Его там не было. Последний абзац текста гласил:

"Человеческая природа в наши дни так же, как и во времена Александра Великого, не готова к восприятию знания, которому посвящено сие повествование. Попав в руки людей, жестоких, себялюбивых, не ведающих милосердия и не почитающих чуда жизни, оно может дать им непреодолимую власть над миром. По настоящей причине автор повести не решается представить ее на суд читателей и препоручает свой труд на хранение керамической шкатулке. Возможно, в будущем люди будут отличаться от нас, и тогда знание о путешествии среди миров станет достоянием многих.

Флоренция, 1547 год от Рождества Христова".

Такого волнения Фрэнсис Кинг не испытывал с тех времен, когда рядом взрывались бомбы и разлетались осколки гранат. Открыв буфет, он вынул маленькую бутылочку виски, осушил ее разом и уселся за чтение. Однако уже через полчаса, прочитав лишь небольшую часть повести, Кинг понял, что больше не может терпеть. Необходимо было звонить в Монреаль, чтобы поделиться новостью с единственным близким человеком.

Сначала он позвонил Бланш домой, но к телефону никто не подошел.

– Где ее носит в девять вечера?..
– проворчал Кинг. Потом решил, что она вполне может находиться в хореографической студии, где преподает фламенко. Бланш очень любила эту работу и могла заниматься со своими питомцами даже в самое неурочное время, особенно если им предстояло выступление.

На сей раз на звонок ответили.

– All^o!
– произнес мужской голос.

– Bon soir! Est-ce que je puis parler avec mademoiselle Blanche LaSource?
– спросил Кинг.

– Mais oui, monsieur, bien s^ur! Attendez un moment, s'il vous pla^it.