Над пропастью во лжи

Кофр с камерой аккуратно лёг на заднее сидение. Мужчина подошёл к передней пассажирской двери и распахнул её. В шутовском поклоне, с приглашающим реверансом, он намекнул мне залезть в машину. При этом я прям чуяла, как он своей оскаленной улыбкой стёсывал зубы до десен.

Я подхватилась, и мелкими шажками засеменила до машины. Плюхнулась на сиденье, даже не взглянув на него, а потом, с запозданием, ощутила своей пятой точкой, что под ней что-то лежало. Дверь хлопнула с таким звуком, что я неловко отшатнулась к водительскому креслу, и наконец-то смогла извлечь из-под задницы томик стихов Бродского. Не дожидаясь отповеди от хозяина авто, быстро перекинула книгу на заднее сидение, и с физиономией полной благодарности вытаращилась на мужчину, который сел в машину. Видимо у меня на лице было что-то такое, говорящее без слов, потому что незнакомец отодвинулся, в последний момент успев прикусить язык и не матюгнуться.

– Куда вас, сударыня…

– «Ясная», – перебила я, наблюдая, как тонкие музыкальные пальцы прохаживаются вдоль оплётки руля. В этом было что-то особенно искусное, словно невидимые струны под ними играли неслышную песню.

– Даже не хочу уточнять – деревня это или фамилия сударыни, – он завёл машину и вырулил с обочины.

– А всё-таки стоило бы уточнить. Не в поле же ты меня вывезешь.

– Хуже, – кнопка блокировки дверей загорелась от твёрдого прикосновения. – Разве тебя в детстве не учили, что нельзя садиться в машину к незнакомым дяденькам? Они ведь могут увезти тебя к себе в гараж, и сотворить всякое?

– Вот с этого момента поподробнее можно? – я скорчила умильную рожицу, что должна была показать, что я вся во внимании. – Какое всякое? Шибари, БДСМ, оргия?

– Вариант с придушить на заднем дворе уже не прокатит? – с усмешкой уточнил водитель авто. Я покачала головой. Почему-то он совсем меня не пугал. Ну, какой из него маньяк? Так, если только голым в пальто походит.

– Ты так легко не отделаешься, – заявила я и, скинув наконец-то туфли, застонала.

– Ты чего? Уже репетируешь?

– Ты знаешь, какой оргазм ловит женщина, всего лишь избавившись от каблуков? А уж если и лифчик ещё в этот момент скинуть…

– Кхм…– мужчина замялся. – Странный вопрос. Или я дал тебе повод подумать, что ношу каблуки и лифчик?

Мы оба покосились на его рельефную грудь под тонкой тканью майки. А я ещё и облизнулась.

А ну соберись, тряпка! И прекрати нести чепуху!

Глава 4

За десять минут оставшейся дороги я даже не узнала, как зовут попутчика. Так, необременительные фразочки, что может сказать любой мужик. Справедливости ради, я тоже не произнесла своего имени. Да и не нужно было. Я ж решила завязать с мужиками. И нечего тут пускать слюни на такую шикарную модель. Нечего!

Но почему мне так отчаянно хотелось, чтобы он ещё раз коснулся меня взглядом? Я была готова закричать: «Ну посмотри на меня! Ещё раз, так же, с интересом, взгляни». Но он словно слышал моё желание внимания, и специально не отрывал глаз от дороги.

Я ёрзала по сидению и поправляла юбку. В салоне приятно пахло табаком и горьким кофе. Мужчина шептал слова песни. Нет, даже не шептал, а просто слегка шевелил губами:

И веют древними поверьями

Её упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,

Смотрю за темную вуаль,

И вижу берег очарованный

И очарованную даль.

Я помнила, что это строчки из стихотворения «Незнакомка» Блока. Но никогда не слышала в формате песни. И ещё непривычнее было видеть человека, который знает наизусть слова. Но он ведь писатель. Ему можно.

Машина подъехала к воротам дома. Мужчина заглушил двигатель и выжидательно забарабанил длинными пальцами по рулю. Я коснулась ручки двери, но задумавшись остановилась.

– Что, даже в кино не позовёшь?

– А зачем? Все, что хотел – я узнал. Ты для меня как открытая книга, никакой загадки.

– А имя?

– Всего лишь формальность…

– Наглый самоуверенный хам, – мягко рассмеявшись, констатировала я. Забрала кофр с техникой и все же вышла из автомобиля.

– Наивная, глупая… ребёнок!

– Ага! – я наклонилась к дверному проему и возликовала. – Подвели тебя твои словеса, писака?

– Я бы сказал, уберегли от конфуза, с губ так и рвалось: «дура».

Я высунула длинный язык и закрыла машину. Обошла, отрыла багажник. Наклонилась за чемоданом, но мои ладони отвели сильные руки. Аромат табака щекотнул нос. Я обернулась и увидела писателя, что благородно решил помочь мне с вещами.

– Не стоило, – почему-то смутилась я, касаясь пальцами того места, где секунду назад были руки мужчины.

Он пожал плечами, но чемодан всё же вытащил. Поставил на дорожку, что вела к дому, и выдвинул ручку. Как и было, под мой рост.

Я проследила, как он, не прощаясь, садится в автомобиль. Заметила тень улыбки, что коснулась губ, и тоже улыбнулась. Внутри что-то сократилось, как-будто предвкушение или азарт.

Чемодан и я шли к дому, а писатель все ещё не уехал. Возле калитки я оглянулась, поцеловала ладонь и взмахнула ей в сторону авто. Надеюсь, выглядело не слишком пошло. А если и так, то плевать с высокой колокольни, что на пригорке стояла.

Клавдия, завидев, как я корячусь в дверном проёме, сначала ахнула, вздрогнула, а потом так мило, по-свойски, обложила матюгами. Я чуть не прослезилась. Машины на электричестве, видеозвонки через телефон, работа по интернету. Весь мир меняется, и в нём, таком непостоянном, так приятно видеть нечто незыблемое. Например, дурной характер родственницы.

Я расположилась в мансарде. В большой светлой комнате прямо под крышей. Моя меркантильная душонка желала остаться вообще на первом этаже, поближе к туалету и кухне, но спальни начинались со второго. А там нельзя, там у Барсика, теткиного кота, владения, и он ревнует. И нагадить может в тапки.

Я плюнула и перетащила шмотки наверх. Расположилась, проверила все мессенджеры, статусы, блоги. Успокоилась и расслабилась. К вечеру меня вывели в люди, хотя я отказывалась и требовала посадить себя под домашний арест, но тётушке надо было похвастаться перед нерадивыми соседками умницей и красавицей мной. На этих словах я заозиралась, но схлопотала по шее прогулочным кружевным зонтом, ибо нечего паясничать раньше времени. Надо будет сыграть блаженную – карты мне в руки, а при людях – без фокусов.

Я напялила длинный сарафан, кофту с рукавами и, для полноты картины, платок на голову. Опять огребла. Только уже за самодеятельность. Платок и кофту пришлось оставить.

Соседки охали. Говорили, как я выросла, и что помнят меня «во-о-от такусенькой». При этом почему-то показывая на Барсика, что увязался за нами и был ростом с дородного джекрассела. Мы с кошарой недоверчиво глядели друг на друга, не в силах понять, с каких пор детей измеряют в котах.

А через три дня случился первый акт паломничества за моим сердцем. Хотя не так. Сначала случился высокомерный писака.