Над пропастью во лжи

Я вернулась в кухню и прошлась пальцами по холодному мрамору столешницы. Прикинула, какие кадры можно сделать здесь. Посмотрела на мужчину, что стоял, засунув руки в карманы лёгких брюк.

– Чаем не напоишь?

Писатель пожал плечами и пошёл к чайнику. Щелчок кнопки. Открытая дверца шкафа и френч-пресс. Душистая заварка.

Я неслышно отошла в холл и открыла сумку. Взяла камеру в руки. В свете полуденного солнца, что сейчас приятно затенялось листьями деревьев, кухня выглядела более уютной. И мужчина в ней, тоже уютный. С янтарным блеском глаз. В мягкой рубашке. На руках – тонкие фенечки и красная нитка с изящным, почти женским крестиком. И руки эти любовно перебирают листья чая. И пар от горячей воды, что льётся в заварник. Две стеклянные кружки. И плёнка испарины на ободках. Да, уютно. Настолько, что камера сама, без моего участия, останавливает эти моменты, мне всего лишь надо ходить за ней. Вот здесь, на жилистом запястье сделать крупный план. А тут, на улыбке одним уголком губ, наоборот отдалиться, чтобы показать, как мягко переливаются в свете летнего солнца коньячного цвета глаза. Но здесь невидимого свидетеля заметили, и мужское лицо приобрело жёсткость: губы поджались, а в зрачках застыл холод.

– Что ты делаешь?

– Снимаю тебя.

Мне немного холодно от такой смены настроения. И камера теряет своё волшебство, в котором не видно счастливого мужчины и горячего чая, с ароматом зверобоя. Сейчас это просто красивая бездушная обложка. И я понимаю, что фотоаппарат любит писателя только тогда, когда он не знает об этом.

– А как же это ваше типичное: встань туда, отойди подальше…

Нет, всё не так. Настоящее волшебство оно не столько в профессионализме, сколько в глазах смотрящего, читай – фотографа. Ни один кадр не будет успешным, если я не буду любить свою модель. Не обязательно всю целиком. Вот, например, для бренда «Моя маленькая сестрёнка» мы снимали девочек в бальных платьях. И весь сет был удачным. Даже те фото, где девчонки просто дурачились, потому что я влюблена была в этот проект. Мне самой хотелось стать этакой маленькой принцессой в ворохе фатина и блёсток мерцающей пудры. Мне хотелось прыгать и танцевать вместе со всеми. Тогда я была счастлива.

И сейчас. Пока я вижу писателя настоящего, тогда я творю, а не отрабатываю гонорар.

– Ну, если ты настаиваешь…

Я присела на корточки и решила поснимать снизу. Мужчина насупился. Нет. Такие кадры – это полный провал.

– Повернись спиной. Да, вот так. А теперь голову влево, подбородок вниз…

Я оббежала мужчина сбоку и пристроилась возле острова.

–Теперь немного отвернись от камеры. Нет. Я вижу только твой затылок. Нет, так не эротично. Не будь бревном. Нет, я не дятел, а ты осел, если не понимаешь, что я хочу больше секса. Ты не хочешь? А почему? Подними руки к верхней пуговице. Нет, не надо на меня смотреть, я не Кашпировский и не заряжу тебя на огненную работу. Так, да. Напряги грудные мышцы… да. Мне это нравится. Ещё сильнее, чтобы трапеция была хорошо прорисована. Дай секса! Ещё!

Я так задёргала мужчину своими указаниями, что он психанул:

– Нет, давай ты и дальше будешь молчать.

– Хорошо, – покладисто согласилась я и села напротив. Мужчина гладил пальцами ободок чашки, и я, вытянув руку, коснулась своей. Взяла ракурс чуть выше, почти под девяносто градусов. Хорошо получилось. Надо для разнообразия ещё флетлей поснимать.

– Как тебе дом? Мы сможем тут… поснимать?

Интересно, а что за заминка была в его голосе?

Глава 9

Я решила не акцентировать внимание на недомолвках. Всякие же люди бывают, и если мой внутренний параноик сейчас войдёт в чат, то его инфаркт шлёпнет только от самой мысли, что я дома у незнакомого мужчины, сижу, пью чай, который, возможно, с клафелином, и вообще…

Я заткнула истерику внутри, потому что как-то не особо верила в маньяков на дорогих тачках и с часами на руке за треть миллиона.

– Почему тебе это важно? – отхлебнула чай и пролистала быстро фото, кинула понравившиеся на телефон и вытащила гаджет из заднего кармана. Отправила кадры в лайтрум и сделала цветкор. Закинула в планёр ленты и повернула мужчине раскладку на девять фотографий.

– Представляешь, я тоже в отпуске.

Писака рассматривал кадры, и я заметила, что он смущается. А это мило. Настолько, что я почти улыбнулась.

– Дом хороший, подойдёт. Если много времени не хочешь проводить в городе… – умолкла, пытаясь сформулировать идею поточнее. – Ты видел железную дорогу и перрон?

– Я не буду пародировать Каренину.

– Да кому ты сдался, рельсы об тебя пачкать,– огрызнулась я и закуклилась. Я тут со скоростью света ему идеи генерирую, а он нос воротит.

– Прости, – уловив мое настроение, пошёл на попятную собеседник.

– Из принципа – нет!

– Что мне сделать, чтобы стало «да»?

Мужчина лукаво посмотрел на меня.

–Мороженого килограмм и ягоды. Ещё арбуз привези из города…

– Ничего себе ты ранимая!

– Ага, то сердце раню, то почки отобью.

– Что ты можешь предложить?

– Закладную на душу.

– Вероник, не обижайся. Я не самый добрый человек.

– А я очень обидчивая и почти самая злая. Но это лирика. Слушай, ты видел фотки с хогвартского экспресса?

– Что это вообще такое?

– Ты ранил меня в сердце!– притворно охнула и зажала место под грудью, где сердце, предположительно, было. Мужчина проследил за моими руками и выдохнул разочарованно.

– Оно в другой стороне, сейчас у тебя стреляет поджелудочная…

– Да наплевать, – вскочила со стула и стала ходить вдоль острова, попеременно покусывая подушечку большого пальца. Писатель наблюдал за мной как за маятником. – Короче, тут старая станция, и если ты не против, я бы хотела ещё творческую фотосессию сделать «привет из восьмидесятых».

Я замерла, нелепо остановившись посреди кухни, и выжидательно посмотрела на заказчика. Он молчал, словно специально проверяя мое самообладание.

– Неплохо. Мне нравится. Тут ещё старая почта есть, можем и там. И библиотека с картотечными шкафчиками из массива дуба, и у них там эркеры, и плитка в холле старая.

Мои глаза засияли. В голове пролетели варианты винтажных съёмок. Я моргала быстро-быстро, как будто фиксируя воображаемый кадр.

– Откуда ты вообще это знаешь? Давно тут живешь? – спросила я, усаживаясь в машину.

– Четвёртый год снимаю этот дом на лето, – мужчина завёл авто и холодный поток воздуха покрыл мои ноги мурашками. – Успел тут обжиться…

– А почему тебя в «Ясной» только сейчас заметили?

Дом писателя был немного в отдалении от нашей деревни, так сказать в элитарной части с коттеджами, ровными газонами и высокими заборами. По-моему у его посёлка даже название какое-то пафосное, но мне не интересно. Хотя масштаб выпендрёжа я оценила. Оценила и пришла к выводу, что писатели нынче неплохо живут.

– Потому что обычно я езжу только до магазинов или вот, в библиотеку, на почту, на озеро…

– Здесь есть озеро? – воодушевилась я, нечаянно сцапав мужчину за запястье. Потом сама смутилась и выпустила тёплую ладонь. Зря. Руки у него очень приятные. Большие ладони с немного шероховатой кожей и длинными пальцами. Пальцы – это вообще моя страсть. Не знаю почему, наверно музыканты всегда нравились с их возможностью зажать баре на гитаре без усилий. Писатель ухмыльнулся. Он заметил мое смущение, но промолчал, видимо, сделав зарубку в памяти.