Над уровнем моря

Боб ни фига не понял, начал что-то показывать ей на пальцах, трогать ее свитер там, где у нее было сердце, но тут подошел какой-то здоровяга в тельняшке из их компании, загородил соотечественницу спиной, что-то залопотал ей по-своему. Я улавливал какие-то полузнакомые слова, но ничего не понял.

– Подумаешь!
– сказал Боб спине.
– Тоже мне, морской волк!

Полосатый обернулся, глянул на Боба, как на козявку, и сказал сквозь зубы, но внятно:

– Гриль!

Лихтенштейночка заикала от смеха, а Боб сделал вид, что берет себя в руки.

– Дипломатические осложнения, туда-сюда, - вполголоса сказал он мне.
– Не стоит связываться. А что значит "гриль", а?

У Боба опять стало такое лицо, будто ему жутко надоело жить. Эти кретины из республики - или как его там?
– великого княжества Лихтенштейн так и не пустили нас в свой круг. Переночевали, а утром уплыли на небольшом теплоходишке "Алмаз" по озеру. Но к обеду прибыли томичи. Тоже горластые и тоже с гитарой. У них было пестро от девчат, но мы засекли одну Майку, а когда засекли, нам снова захотелось жить.

На ней были спортивные брючки-эластик и тенниска, тоже облегающая места. Да и все остальное звучало нормально, туда-сюда, как выразился Боб. Помада где надо, бровки подщипаны, обратно же прическа "я у мамы дурочка", иными словами - отличный арбатский кадр. Только вот годков ей было далеко не двадцать, как нам, но Боба это вполне устраивало, и у него даже шерсть на загривке поднялась.

Мы и поплыли с этими томичами. Полторы калеки пенсионеров инструктор тоже пригласил в наш ковчег в качестве балласта. Подробно описывать сие плавание - скучная материя, хотя от озера этого я немного тронулся. Даже шея болела в первые дни, так усердно я вертел головой по сторонам, все не верил, что в нашей Расеюшке могут быть такие шикарные места. Горы поднялись со средины пути - я извиняюсь! По ним белые облака туда-сюда. Лепота! А если сядешь с утра за весла, то в обед наш самодельный суп - не суп, а натуральное амбрэ!

У Боба с Майкой дело пошло, как на шариках-подшипниках, даже быстрей. Во время привалов они в кусты все шмыгали, словно последние подонки. Я истекал слюной, а томским ребятам все это было до лампочки. Вообще кодло собралось еще то! Ребята рыбешкой нас не обижали, каждое утро с ревом лезли в воду, хотя водичка в этом озере - бр-р-р! Майка тоже ныряла, из-за нее и Боб озверел, стал кунаться.

А раз я совершенно случайно увидел эту паскудную парочку наедине. Они ушли от нас за скалы и плюхались себе в тихой бухточке безо всего, и будто бы никого не было на всей земле, кроме этого прыщавого Адама и этой трясогузки Евы. Понятно, я зверски завидовал Бобу. В лодке и на привалах даже старался не смотреть на него, чтоб он не заметил, как у меня из глаз сочится черная зависть. Но скоро вся их гнусная идиллия полетела к чертовой бабушке и еще дальше.

На реке Чулышмане, в алтайской деревне Балыкче Боб почему-то надрался. Под шафе избил свою кису, а когда томские ребята кинулись его месить, Майка стала плакать, хватать их за волосы, кричать, что Борис пошутил, и она с ним отлично разберется сама. Они плюнули, пошли к нашей пироге, и Боб, который был еще под хорошим киром, смазал Майку но ее помаде, по ресничкам, а она закрывается, хлюпает носиком - и только.

Полторы калеки пенсионеров не хотели Боба пускать в бригантину, но инструктор сказал, что надо все же человека доставить куда-нибудь к причальному месту, чтоб он на "Алмазе" мог попасть в поселок, а потом о его поведении сообщат по путевке на место работы. Иными словами, Боба списали на берег в Беле, и мне пришлось, потому что я не какой-нибудь там гриль.

На прощанье Боб пообещал Майке задавить ее при первой возможности. Но вся эта паршивая достоевщина, эти непонятные штучки-дрючки, иными словами приключения, только начинались.

Беле - нормальная алтайская дыра; мы тут побывали, когда плыли на Чулышман. Напротив - потрясная гора Алтын-Тау, а на длинной террасе высоко над озером стоят три халупы да метеопост с мачтами и ведром на длинном шесте. Крохотные алтайчата бегают, подбирая изумрудные сопли, взрослых не видно, если не считать каменной бабы, которая тут стоит, наверно, со времен Чингис-хана и пялит слепые глаза на горы. В тот раз я сфотографировал эту туземную экзотику - бабу и маленьких азиатов, а больше в Беле делать нечего.

Мы сидели на рюкзаках у озера и ждали "Алмаза". Алтын-Ту куталась в тучи, с озера дуло, а на душе было гадко. Боб отворачивался от меня и сопел.

– Может, ты мне объяснишь, дед, - спросил я.
– Ну, скажи, что произошло? Боб молчал.

– Слушай, Боб, бледнолицый брат мой! Почему ты не отвечаешь?

Ни звука. И глаз его не было видно - черные, а ля Гарри Трумэн, зеркалки этого пижона отражали беспокойную воду озера и Алтын-Ту за ней. Я посидел еще, пошуровал кедами по гальке и решил сбродить наверх. Там слышалось какое-то движение, кто-то орал. Через несколько шагов я обернулся - мне показалось, что Боб плачет.

– Что ты, Боба! Брось! Что с тобой? Он молчал, как мертвец.

– Черт с тобой!
– сказал я.

На террасу вела крутая и длинная тропа, я даже задохся, потому что от злости почти бежал на гору. И тут, наверху, все получилось очень даже неожиданно.

Я увидел вертолет и возле него каких-то типов. Они подбежали, окружили меня.

– Здравствуйте!
– с ходу сказал длинный дядя, поросший волосом, только нос да губы торчали.
– Вы кто такой?

– Котя, - растерялся я.

– Что за чушь! Какой Котя? Вообще вы как здесь? Будто я ему должен говорить, как я тут оказался! Все это мне было не в жилу.

– Вы кто такой, спрашиваю!

Если б я сам знал, кто я такой! Эта дылда с паклей на роже, эта шарагуля даже не подозревала, какой она мне вопрос подкинула.

– Турист, - сказал я.
– А что?

– Собирайтесь! Пойдете с нами.

– Куда?

– Человека спасать.

– Какого человека?
– спросил я, разглядывая этого волосатика и белого, кудрявого, как ангел небесный, парня и еще какую-то жуткую черную рожу с подбитыми глазами.

– В чем дело?

– Погибает наш товарищ. Тут недалеко, за день-два обернемся.

Подошел на полусогнутых седой старец в изящном костюме и при галстуке, взял меня мягкими руками за плечи и оглядел всего своими бесцветными моргалками. Что вообще за чертовщина? Что за маскарад?

– Молодой человек!
– сказал старец.
– Я здешний врач. А вы молодой человек! Я вас прошу, как сына. Пойдите с ними. Это очень, очень надо! Неотложно надо. В опасности жизнь другого молодого человека...

– У меня там кореш, - кивнул я вниз, все сразу поняв.

– Что вы говорите?
– обрадовался волосатый.
– Бежим!

И он потянул меня на тропу. Я торопился за ним и лихорадочно думал о том, что у меня ничего и никогда не было в жизни, что я изнутри съем себя, если упущу сейчас случай проверить, кто я такой, что все на свете - мутота, кроме этого, и что теперь у меня будет... Мы добежали до Боба. Он все так же сидел на рюкзаке и держал лицо в ладонях.

– Идем в горы, Боб!
– закричал я.
– Там несчасгный случай. Боб, слышь?