Надеюсь, она не узнает

А почему, собственно, нет?

А потому что нет и всё!

«Значит, повода для ревности нет)» — ответил я.

«Нет))) Я его знаю очень много лет и никогда не воспринимала как мужчину. То есть он мужчина, он симпатичный, но я его знаю с самого детства и поэтому… Понимаешь, о чём я?»

«Да, наверное».

Я не понимал, куда вести этот разговор. Как-то всё получалось само собой, и мне не нравилось, в какую неловкую ситуацию я сам себя загоняю. К тому же я поймал себя на мысли, что мне неприятно читать рассуждения Веры обо мне, сам не знаю почему. А она тем временем продолжала:

«В общем, хочу погулять с ним как в старые добрые времена. Он очень дорог мне. Как друг».

Я резко затормозил у пешеходного перехода. Чуть не сбил женщину с ребёнком. Женщина закричала, угрожая кулаком, я кивнул головой в качестве извинения. Горел красный свет. Я был в правом ряду, поток машин был не слишком плотный, поэтому я включил аварийку, чтобы прийти в норму.

Фух, этого ещё не хватало! Надо завязывать с переписками за рулём.

«Мне вообще неудобно сейчас переписываться, не знаю, почему написал», — напечатал я.

«Просто ты соскучился по мне», — ответила Луна.

«Разве что немножко)»

«Сильно соскучился, не обманывай себя) Я вызываю привыкание)»

Я засмеялся и подумал, что в чём-то она права. Причём и Вера, и Луна. Каждая по-своему.

«Спишемся позже, если сможешь?» — спросил я.

«Теперь уже завтра. Хочу пораньше лечь спать».

«Ладно, Луна. Тогда добрых снов и хорошей тебе встречи завтра с другом».

«А тебе хорошего вечера! — написала Луна, а потом добавила: — П.С. Я тоже соскучиться успела».

Ох, Луна. Ты даже не представляешь, как скоро ты пообщаешься со мной. Ну, или почти со мной.

Загорелся зелёный, я выключил аварийку и поехал домой.

45

Костя

Какой бы замечательной девочкой ни была маленькая Катя, но мы с Верой единогласно решили встретиться без неё. Потому что материнство материнством, но надо и про отдых не забывать. В общем, я подъехал за подругой к дневному сну её дочурки.

Ждать Веру не пришлось, она птичкой вылетела из подъезда и, сев на пассажирское сиденье, так завизжала и затопала ногами от радости, как будто мы собирались ехать не в богом забытый малюсенький парк, а на рок-концерт любимой группы, в первый и последний раз посетившей наш город.

— Довели мать, довели, — сказал я и улыбнулся ей. Вера поймала волну и сразу поняла, что я имею в виду.

Она сделала гримасу чрезмерно одухотворённого поэта и, театрально жестикулируя, сказала пафосным голосом:

— Да разве знают люди, что такое есть свобода! Спросите мать в декрете, вот кто знает! Вот кто правду вам поведает!

Она по-актёрски склонила голову, а я по-зрительски зааплодировал.

Мы как будто хотели узнать, на один ли камертон настроены, как в старые добрые времена. Результатом проверки оба оказались довольны, а затем поехали в сторону детства.

Доехали быстро, почти молча. Но это была комфортная тишина, нам она нравилась, я в этом не сомневался.

Когда мы с Верой вышли из машины, над нашими головами висело бирюзовое небо со смешанными белыми и серыми облаками, перед нами стояли голые деревья, а под ногами расстилались мокрые дорожки с жилками весенних ручейков.

У парка было не очень удачное расположение, поэтому даже в воскресный погожий день тут оказалось мало людей. Но тем не менее пышки с кофе продолжали работать, а карусель крутиться.

— Кость...

— А?

— Здесь так круто! Признавайся! У тебя машина времени?

Вера и правда словно помолодела. Лицо у неё засияло так, что даже солнце выглянуло из-за тучки посмотреть, кто там с ним соревнуется в яркости.

Никакая она не Лазарева. Солнцева она, Солнцева Вера, и точка.

— И всё на месте! — продолжала восторгаться подруга. — И карусель с этими животными. И пруд… Я вот смотрю на всё это и понимаю, что толком ничего не помнила про это место. В памяти остался лишь сам факт, что этот парк существует и что мы здесь гуляли и ели пышки. А сейчас, стоя здесь, я прям всё вспомнила! Даже форму некоторых деревьев помню! Обалдеть… Вон ту корягу, например.

Я отлично понимал, о чём говорит Вера. То же самое произошло и со мной, когда я набрёл недавно на этот парк.

Поэтому я кивнул ей и жестом пригласил пойти гулять.

Мы, разумеется, сразу направились к заветной палатке. Вера заказала себе чай, одну пышку с сахарной пудрой, но я осуждающе посмотрел на неё, и она взяла ещё две.

— Так-то лучше, — сказал я одобрительно.

Я купил пять пышек в комплекте с худшим кофе на свете и был чертовски доволен. Мы съели по две штуки, после чего я прервал праздник ностальгического чревоугодия.

— А у меня сюрприз, кстати. Но для него надо немного потрудиться... — протянул я с предвкушением.

— Никогда не говори матери в декрете, что ей надо немного потрудиться! Я отдыхать приехала! — тут же откликнулась Вера, и я уловил, что она дурачится.

— Ты сильная женщина, справишься, — строго ответил я и, наигранно нахмурив брови, стал командовать дальше: — В общем, надо встать вот сюда, напротив этого дерева, поднести пышку к глазу и смотреть через неё, как будто это пенсне.

Я встал точно так же и вытянул свободную руку с телефоном, чтобы сфотографировать нас. Долго выстраивал кадр, Вера не выдержала и спросила:

— А почему ты не фоткаешь?

— Подожди-ка ещё... Вот, поймал! Высунь язык. Высунь!

Краем глаза увидел, что Вера показала камере язык, как и я, и наконец-то сделал кадр.

— Ну как, сильно утомилась?

— Фух, мне нужен отпуск!

— Ладно, Вер, вот тебе награда за труд и терпение.

Я показал ей то, что снял на телефон, а потом достал из внутреннего кармана куртки фотографию, на которой Рыжий и Солнце, только что окончившие шестой класс, точно на этом же месте около палатки, на фоне того же самого дерева, стояли с пышками у глаз и показывали язык в камеру.

— И вправду машина времени, — прошептала Вера и чмокнула меня в щёку. — Спасибо, рыжий! — и взъерошила мне волосы.

Я заметил, что глаза у неё увлажнились…

— Обращайся... — сказал я и, приобняв её, добавил: — Спасибо за детство, Вера.

Мне стало тепло. Так бывает, когда делаешь что-то правильное ради кого-то другого и видишь результат своих действий. Я видел, как Вера сияла, как она забыла про все свои тревоги и заботы. И, несмотря на сентиментальный блеск в её глазах, она не выглядела грустной. Возможно, я впервые за много лет увидел в ней промелькнувшую тень если и не счастья, то чего-то очень родственного этому чувству.