Наедине с совестью

Смугляк пригласил ее сесть на скамеечку. Несколько минут он напрягал память, чтобы вспомнить имя и фамилию этой миловидной девушки. Наконец, вспомнил и обрадовался: ведь это Таня Лобачева - снайпер гвардейской дивизии. С ней он много раз встречался на огневой. Трудно верилось ему, что эта приятная и задушевная девушка когда-то носила большие кирзовые сапоги и солдатское полинялое обмундирование.

– Значит, вы тоже в Харькове, - сказал он, не спеша закуривая папиросу.
– Не знал, а то мог бы давно разыскать.

– Я теперь здешняя, - объяснила Таня.
– Мои родители после войны переехали на родину деда. На заводе работают.

– А сама чем занимаешься?

– Пока учусь в пединституте. В будущем году заканчиваю. Наверное, придется преподавать где-то в районе. Собственно, я этого и хочу. Город присмотрелся. А вы служите здесь?

– Не служу, тоже учусь.

Таня посмотрела на часы.

– Уже без двадцати восемь, - забеспокоилась она, бросая взгляд на убегающую желтую полоску аллеи.
– Что-то не приходит моя подруга. Вы не хотите побывать на эстрадном концерте? Через пятнадцать минут - начало.

Выступление артистов эстрады закончилось поздно. Михаил пошел проводить Таню. Дорогой они вспомнили о знакомых гвардейцах. Лобачева подробно рассказала ему, кто из них остался в живых и где находится в настоящее время.

– Коля Громов в военной академии, - сообщила она.

– Я знаю. Мы переписываемся.

– Он не женат еще?

– Женат. Уже потомство имеет.

– Какой молодец! Он ведь Герой Советского Союза?

– Да. Под Берлином дали. А я вот не дошел до немецкой столицы. Очень хотелось. Видимо, не судьба.

– Не жалейте, Михаил Петрович.

За разговором они даже не заметили, как подошли к уютному домику, в котором жила Таня. Остановились у калитки. Вечер был теплый, лунный. Далекие и мелкие звезды казались золотыми, густо рассыпанными по голубому атласу неба. Прямо впереди весело сияли светло-желтые огоньки пригорода. Смугляк на прощанье пожал руку Тани и приговорил с грустью в голосе:

– Очень мило у вас здесь.

– Теперь вы дорогу знаете, приходите, - пригласила его Таня, закрывая калитку.
– Если поедете на трамвае, садитесь на шестерку и - до самого конца. Словом, я вас жду в выходной.

– Спасибо, приду.

В воскресный день, надев еще новый военный китель и синие брюки с выпоротыми кантами, захватив учебник по технологии металлов, Михаил направился к Тане, сказав хозяйке, что вернется поздно. Таня уже ждала его. Она сидела в саду на зеленой скамеечке, перечитывая лекцию по современной литературе. Когда Смугляк вошел в домик, Таня представила его родителям как однополчанина и боевого гвардейца-командира. Мать Тани накрыла стол, а отец поставил большой графин наливки. Михаил сразу же почувствовал себя своим в этой рабочей семье. За столом он рассказал о Тане, как они вместе "охотились на фрицев", как она была ранена и как ему пришлось выносить ее из-под сильного артиллерийского обстрела. Отец гордился дочерью-фронтовичкой, а мать, вздыхая, неодобрительно говорила:

– Не женское это дело - воевать.

– Как это не женское?
– горячился отец.
– А ты знаешь, сколько твоя дочь фашистов уничтожила? Знаешь? Так вот, не каждый мужчина способен на это. Молодец, дочь!

– Хватит, папа, хвалить меня!

Октябрьские праздники Михаил провел в семье Лобачевых. Вместе они встречали Новый год. В День Советской Армии он пригласил Лобачевых к себе. Но пришла только Таня, прямо с занятий. Хозяйка приняла ее очень ласково, как родную. На столе появились наливки и закуска. Увидев баян, Таня спросила Михаила:

– Вы даже играете?

– Так, для себя. Сначала от скуки, а теперь привык.

Он взял баян, присел на стул и, не спеша, исполнил фронтовую лирическую песню "Бьется в тесной печурке огонь". Задушевная мелодия растрогала Таню и Марью Ивановну. Хозяйка, вытирая на глазах слезы, вздохнула:

– Вот так всегда...

Сидели долго. Выпили, закусили, вспомнили фронтовых однополчан. Время шло незаметно. Вот уже полночь. Таня осталась ночевать у Михаила. А утром они направились в загс.

*

Институт Смугляк закончил с отличием. Получил диплом инженера-металлурга и назначение в Закарпатье на труболитейный завод. К этому времени у него родился сын, которого назвали Янкой, в память о погибшем друге Михаила - Янке Корне.

В конце августа Смугляк прибыл на место работы, оставив жену в Харькове, у родителей. Директор завода сразу же повел его в литейный цех. Год тому назад этот завод был создан на базе маленькой мастерской, изготовлявшей гвозди и газовые плитки. Нужно было многое сделать, чтобы он стал заметным предприятием, способным обеспечивать города и колхозы канализационными и водопроводными трубами.

– Придется ехать за оборудованием, - сказал директор Смугляку. Выписывайте командировочное удостоверение, Михаил Петрович, и в конце недели выезжайте. Нужно побывать в Донбассе, в Запорожье. Подумайте, что нам в первую очередь необходимо.

После обеда новый инженер зашел в отдел кадров завода сдать документы и выписать пропуск. В кабинете было темно и как-то неуютно. На столах лежали пожелтевшие от времени папки и разные бумаги. Начальник отдела, узколицый, с плоским носом человек, просмотрел документы Смугляка, сдвинул очки на лоб и неопределенно сказал:

– Оказывается, вы мой однофамилец. В каких местах, разрешите узнать, вы родились? Какой институт закончили?

– Там, в бумагах, сказано все, - ответил Михаил, услышав в голосе плосконосого начальника неприятные нотки.
– Прочтите.

– Ясно! Значит, однофамилец. Что ж, поработаем!

– Когда к вам зайти?
– спросил Михаил.

– К концу дня.

Михаил вышел от начальника кадров с неприятным осадком на душе. "А что, если плосконосый - родственник того самого старшины Смугляка? подумал он, направляясь в литейный цех.
– Вполне возможно. А может, просто совпадение фамилий? Но тот был приятным человеком, а этот какой-то отталкивающий тип. Ну, и черт с ним! Чему быть, того не миновать. Письмо в Верховный Суд послано.

Поздно вечером Смугляк написал большое письмо жене, а на рассвете отбыл в командировку. В Запорожье он прожил четыре дня, достал все, что требовалось, и отгрузил. В субботу Михаил купил билет и выехал в Донбасс. По дороге он решил побывать у старого друга-горняка. В шахтерский поселок приехал на рассвете. Степан еще на подходе увидел его в окно и узнал. Скрипя протезами, он широко распахнул двери и крикнул во всю силу голоса:

– Вот он, вот!.. Живой, здоровый! Раздевайся, Миша!
– радовался Ковальчук, обнимая друга, не зная, как лучше принять его.
– Ну, и бес ты, Мишка, так неожиданно нагрянул, аж руки у меня трясутся. А ну, сынок, беги в огород за дедом! Пусть ставит старик свои спиртные запасы. Сегодня-то мы выпьем!