Накануне

– Откуда вы знаете?

Захваченный редакторским чрезвычайным волнением. Андрей, сам задыхаясь, сбивчиво и торопливо рассказал об автомобиле, о полынье. Иона слушал жадно.

В середине рассказа он перебил:

– Никто не знает? Ни одна газета? Вы были один?

Андрей запнулся на секунду.

– Один.

Иона потер руки восторженно:

– Вот это да! Вот это сенсация!

Он подумал, быстро закрутив нервными пальцами прядь на лбу.

– Поехать сейчас же на мост? Что, если выловить его самим? Сколько времени прошло? Час, полтора? Он, наверно, замерз уже. Можно вытащить без риска.

В дверь толкнулись. Иону шатнуло вперед.

– Кто?

– Спускать номер в машину, Иона Рафаилович?

Иона поморгал, потер лоб, взбросив прядь, глянул на часы.

– Нет, постойте... Черт... не успеем... И так опоздали... Если еще совсем сорвем розницу... Шут с вами! Спускайте... Так даже лучше: утром дадим экстренный выпуск.

– Двойная розница?
– насмешливо спросил корректор.
– Вы что, о цензуре забыли? Кто вам это пропустит?

Иона ударил локтем по двери.

– Да. Будь она трижды... В этом проклятом императорско-российском нужнике невозможно работать... Только в Америке мыслима настоящая политическая газета! Бог мой, что бы я сделал, если б мы были в Америке! Мировая же сенсация, я вам говорю! Вот где можно бы размахнуться...

Он прикрыл глаза, и лицо стало вдохновенным и жестким.

– Репортеров и сыщиков - сыщиков!
– по всему городу. К утру мы знали бы все! Кто, что, фамилии, родословные, связи... Интервью с матерями, с любовницами, с постовыми городовыми... И полынья! Я вызвал бы водолазов, они обшарили б дно... Каждые четверть часа - экстренный выпуск газеты! "Ищут... ищут... Нашли!" Мы снимаем его под водою, на дне, на берегу... в десятке Поворотов. Это же всемирная история!.. А здесь... Черта здесь сделаешь... Цензура и... каких-то два водолаза на всю столицу.

Он весь как-то сразу обмяк, потер проплешь усталым движением, углы рта опустились.

– Труп снесло течением, наверно, - скептически и безразлично (так показалось Андрею) сказал корректор и побарабанил карандашом по гранкам. А главное: сообщение требует проверки. Ведь, по существу, господин Аркадьин...

Иона не дал докончить. Он опять загорелся.

– Вздор! Какая тут может быть ошибка? Все данные! Ночь, острова, тьма, автомобиль, полынья, офицеры...

Он обхватил Андрея за плечи и подвел к столу.

– К делу, к делу! Будем действовать в пределах возможного... Мы все-таки прогремим! Садитесь, пишите... Покрасочней, понимаете? Чтоб у читателя по коже мороз... И дайте себе полную волю - никакой протокольной достоверности, если она не играет... Это ж рассказ очевидца... Тут возможен, тут прямо необходим полет!..

Он пододвинул чернильницу.

– Триста... четыреста строк... Сколько хотите, я не стесняю... Два рубля строчка! В десять раз выше высокой нормы, что! Но никому больше ни слова! Под клятвой. Так или иначе, - мы будем первыми, как только обстоятельства позволят... Дмитрий Павлович (он метнул взглядом в сторону корректора) - профессионал, его предупреждать о сохранении редакционной тайны не надо.

Он оживал от минуты к минуте. Голос опять пошел львиным рыком.

– Я сейчас сам позвоню на квартиру старца - и по кабакам... Вилла Родэ - он там часто бывает... и к цыганам. Может быть, сразу нападем на след. Офицеры были пьяны, достоверно? Но чтобы быть пьяным, надо где-то напиться, что? Голову дам на отсечение - они вывезли его из вертепа и кокнули по дороге.

Он распахнул дверь, но остановился на пороге и сказал очень озабоченно:

– Вы не голодны? Я сейчас сорганизую. Икры, ветчины, холодный ростбиф... бутылку вина... для фантазии! Бутылка доброго вина - это же делает поэта, это дает полет!

Иона исчез. Только сейчас пришел в себя Андрей. Зачем он так... Вышло ж совсем, совсем не то, за чем он бежал... и...

Корректор молча пододвинул к нему длинные, полосками нарезанные белые листки, запер дверь на защелку, присел за дальний столик и стал писать быстро, мелким почерком, на обороте гранок. Заметив, что Андрей следит глазами за ним, он кивнул дружески:

– Не беспокойтесь: я не о том... Хлеба не отобью.

Он дописал, собрал гранки, надел шубу и шапку и вышел.

Глава 4

Вторая сенсация

Корректор, выйдя, прошел в конец коридора, толкнул шатучую дверь и по узенькой деревянной лесенке спустился в нижний этаж. Лесенка вывела прямо в наборную. За кассами было пусто. Наборщики одевались у вешалки, приткнутой к задней стене. Метранпаж, худой и лысый, испуганно уставил на корректора зрачки.

– Правка? Так матрицы ж давно готовы... Номер в машине.

Корректор помахал рукою успокоительно:

– Идите, идите, товарищи! Одного кого-нибудь попрошу задержаться... Материал будет срочный... Может быть, завтра экстренный выпуск...

– Экстренный?
– Наборщики приостановились.
– Случилось что?

– Да ничего особого, - беззаботно сказал корректор.
– Знаете нашего Иону... Он из пустого места умеет делать событие на целую полосу.

Сутулый, волосы прямые, рабочий сбросил накинутый было на плечи тулупчик.

– Что ж, я, пожалуй, останусь: к праздничку на сверхурочных подработать. Вы как, товарищи?

– До дому, - досадливо отозвался голос.
– Черта в них, в сверхурочных. Все равно голодом сидим: и за деньги ничего не купишь.

Рабочие вышли. Корректор сказал быстро:

– Ну, Федор, - дело такое: Распутина убили.

Наборщик ахнул и прикрыл рот рукой.

– Та-ак! Скандал!.. Как же царица теперь - без мил-друга, без божьего советника?

– Небось!
– усмехнулся брезгливо корректор.
– Другого найдут... Были ж и до Григория разные там... боговдохновенные старцы. Не в Распутине дело, а в распутинщине... А ее из царского строя не вытравишь. Факт примечательный, конечно, но перемен от него не приходится ждать. Офицерики думали, наверно, что двор после такого камуфлета одумается, так на то они и офицеры. Как было, так и будет, пока...

Он протянул листки.

– Вот, по этому поводу... Набери-ка скоренько. До утра на американке успеем оттиснуть. Я по росписи видел: Фролов нынче в ночной смене.

– Не вышел сегодня Фролов на работу, - озабоченно шепнул в ответ Федор.
– Я и то боюсь, не случилось ли чего: позавчера утром повез на Выборгскую листовку...

– "Кому нужна война?" Ту, что в воскресенье печатали?

Федор кивнул:

– Она самая. Две тысячи тиснули. Повез - и больше мы его не видали. А в городе, слыхать, вчера и позавчера большие аресты были...