Наказание в награду

– Вы что хотите этим сказать? – спросила она, не пытаясь скрыть раздражение.

– Да ничего, собственно. Но если мы хотим все внимательно изучить…

– Я уже говорила: мы здесь не для того, чтобы начинать расследование убийства. Мы здесь для того, чтобы проверить правильность двух расследований самоубийства. И мы не можем продолжать эти споры, поскольку это может увести нас далеко в сторону, а это неприемлемо, ведь Хильер не дал нам на это времени.

– Поняла, – сказала Хейверс. – Вы уже об этом говорили. Но коль скоро у нас выдалось немного свободного времени – я имею в виду сейчас, – то у меня с собой адрес диакона. Просто потому, что мне его дал викарий. Вам не кажется странным, что Дрюитт отказался жить с викарием и его женой?

– Нет, не кажется. И вы уже говорили об этом. Позвольте мне спросить вас: а вы захотели бы жить с викарием и его женой?

– Я? Конечно, нет. Но если б я была диаконом в церкви и мне нужна была комната, а они бы мне ее предложили, а церковь была бы всего в двадцати ярдах… Почему бы не согласиться? Помимо всего прочего, это сэкономило бы мне кучу денег. Но он с ними жить не захотел. И на это должна быть причина. А в этих двух расследованиях, командир? Ни в одном из них нет ни слова о том, где жил этот парень.

Изабелла вздохнула. «Эта Хейверс может достать кого угодно».

– Ладно, – сказала она сержанту. – Я вижу, к чему это все идет. Вы считаете, что мы должны поехать по этому адресу и обыскать недвижимость на предмет… Чего? Скелета в подвале? Черепа в барбекюшнице? Не напрягайтесь. Можно не отвечать. Просто дайте мне этот чертов адрес.

Бурвэй, Шропшир

Йен Дрюитт жил в пригороде Ладлоу, в небольшом районе, состоявшем всего лишь из двух тупиков и одного переулка. Дома были сдвоенными, и у каждого сбоку имелся гараж. Возле дома, в котором жил Дрюитт, стоял желтый фургон с открытой боковой панелью. На панели был искусно изображен целый набор изысканных цветочных горшков и кашпо, в которых росли целые клумбы цветов и прочей зелени. Здесь же была надпись «Беванс Бьютиз» с телефонным номером, интернет-сайтом и электронным почтовым адресом. Женщина в камуфляжном рабочем комбинезоне и футболке с короткими рукавами грузила невероятные количества мешков с почвой для горшков в кузов. На шее у нее был повязан платок, а на голове сидела шляпа с такими полями, что их хватило бы на то, чтобы укрыть от солнца не только хозяйку, но и несколько прохожих.

– Это точно тот адрес? – спросила Изабелла у Хейверс, еще раз проверившей свои записи. Когда она утвердительно кивнула, им все стало понятно: Йен Дрюитт жил не один. А потом женщина повернулась от фургона, и суперинтендант увидела, что она приблизительно одного возраста с Дрюиттом. Почему-то это ее удивило.

По нынешним стандартам, когда людей в возрасте шестидесяти пяти лет называют людьми среднего возраста, как будто они собираются дожить до ста тридцати, эта женщина в свои сорок была просто юной девушкой на выданье. На ней красовались ленноновские [92] очки от солнца, которые она поправила на переносице, – и прекратила работу, увидев, что к ней подходят Изабелла и сержант Хейверс. Ардери заметила, что женщина уже успела наполнить фургон различными вариантами керамических горшков и множеством сортов летних растений.

92

Имеются в виду небольшие очки круглой формы, моду на которые ввел Джон Леннон.

Изабелла представила себя и Хейверс. И та и другая показали женщине свои полицейские знаки. Естественно, что вмешательство Нового Скотланд-Ярда в ее жизнь сильно удивило женщину. Но она дружелюбным тоном представилась как Флора Беванс и добавила:

– Я знаю, это звучит забавно. Флора. Как будто мои родители знали заранее…

Изабелла объяснила ей, что адрес Йена Дрюитта дал им викарий церкви Святого Лаврентия, и они быстро выяснили, что Дрюитт снимал у нее комнату. Оказалось, что Флора пела в хоре церкви Святого Лаврентия, а одна из его старших участниц – «вы же знаете, как женщины любят заниматься сватовством?» – выяснила, что, хотя Дрюитт и живет у викария и его жены, ему не нравится то, что он мешает им своей музыкой, и диакон ищет другую квартиру.

– У меня была свободная комната, а лишние деньги еще никому не мешали, – честно призналась женщина. – Я решила, что если его музыка будет слишком громкой для меня, то я просто отключу слуховой аппарат. Так что я сказала ему об этом, он посмотрел комнату, и дело было сделано. И между нами ничего не было, – добавила она со значением. – Вы думаете о химии и всем таком прочем? Обошлись без нее. Но он был милым парнем. А ванную комнату содержал как картинку для рекламного проспекта, а это, если хотите знать мое мнение, – настоящее испытание для любого мужчины. Она только одна – я имею в виду ванную. Мы делили ее, как и кухню, и у нас с самого начала все было прекрасно, если не считать того, что никто не научил его не хлопать дверью, когда поздно возвращаешься домой.

– Поздно возвращаешься? – переспросила Изабелла практически одновременно с сержантом Хейверс.

– Этот человек был членом всех общественных организаций, которые только существуют в городе. Ему не хватало двадцати четырех часов в сутки, – ответила Флора Беванс.

– Нам говорили, что он был за это награжден, – заметила Хейверс.

– Точно. И он очень гордился этой наградой. Я показала бы вам эту табличку, если б не отдала ее его семье, которая забрала все вещи после его смерти. Несчастный парень…

Женщина сняла платок с шеи и промокнула им лицо, хотя день был не таким уж жарким и она совершенно не вспотела.

– В таких случаях чувствуешь и свою вину, – продолжила Флора. – Самоубийство. Я этого никак не ожидала. Он был человеком Бога, а Божьи люди должны обладать… как это сказать?.. духовными ресурсами, как мне кажется. Это был шок. В ту ночь, насколько я помню, он не вернулся домой, но мне и в голову не пришло, что его забрали в тюрьму. А потом уже пошли слухи о том, почему его туда забрали, и это было совершенно ужасно. И не только для меня, которая, оказывается, жила с педофилом под одной крышей. Я говорю и о его семье. «Смятение» – недостаточно сильное слово, чтобы описать их, когда они приехали за его вещами. И такое состояние никого не удивило. Даже в самые лучшие времена никто не хочет узнавать какие-то гадости о членах своей семьи. Но узнать, что член семьи – священник, не забывайте это – путался с детьми… Это бьет просто наотмашь.

– А вы сами в это верите? – спросила Хейверс.

– А что я о нем знала? – ответила Флора. – Если подумать о нынешних женах, которые не знают, что их мужья – это новые Питеры Сатклиффы [93] , которые ездят по улицам с окровавленными молотками в багажниках машин, или что там у него было, то что может домовладелица знать о своем жильце? Ведь в доме он ничего такого не делал, упаси бог! Но должна вам сказать, что если Йен делал то, в чем его обвиняют, я не могу себе представить, откуда он брал на это время. Вы только подумайте… – Женщина сдвинула брови.

93

Имеется в виду британский маньяк-убийца, на счету которого четырнадцать доказанных жертв.

– Мы вас слушаем, – сказала суперинтендант.

– У меня все еще есть его еженедельник. Я о нем совсем забыла. Мне, наверное, надо было его кому-то отдать – у этого человека на каждый час была назначена новая встреча, – но мне это до сегодняшнего дня не приходило в голову. Наверное, он вам нужен, да? Или мне, может быть, надо послать его отцу Йена? Йен держал еженедельник на кухне, и когда я собирала его вещи, то совсем забыла о нем – он лежал под телефоном.

Еженедельник мог пролить свет на то, чего Изабелле совсем не хотелось знать. Хейверс среагировала еще до того, как суперинтендант смогла открыть рот, и, конечно, эта невозможная женщина сказала, что «дневник – это то, что надо, и спасибо вам большое».

– Тогда пошли, – пригласила их Флора Беванс, направляясь к входной двери.

Войдя, они оказались в небольшой квадратной прихожей; ее стены были украшены фотографиями, на которых, как решила суперинтендант, изображены образцы композиций в горшках хозяйки. И если судить по этим фото, женщина была настоящей мастерицей. В голове Изабеллы горшок с цветами всегда ассоциировался с плющом и надеждой, что тот не засохнет, если она на несколько недель позабудет о нем.

Флора провела их в красиво украшенную и идеально чистую кухню, достала из ящика еженедельник и протянула его полицейским. Он был достаточно обычен: дни недели, время дня и духоподъемная надпись вверху каждой страницы. Хейверс стала листать его. С того места, где она стояла, Изабелла увидела, что все страницы испещрены записями о встречах, как им и сказала Флора. Пока сержант изучала их, Ардери обратила внимание на сильный шум, идущий с заднего двора. Это был шум играющих детей, который ни с чем невозможно спутать: крики, удары, смех и, время от времени, голос взрослого, который хочет привлечь чье-то внимание.