Накипь
Шрифт:
– Немедленно уберите! У настак не принято!
Василий Иванович в растерянности обвел глазами лестницу, где каждый чугунный лепесток, казалось бы, говорил об обратном.
– Простите, – пробормотал он и, еще раз оглянувшись и не найдя даже банки, чтобы затушить окурок, сунул его в тюльпан.
– Ну, идемте! – сказал Артур Николаевич.
– Так что, позовете диспетчера? – крикнул им вслед голос из лифта.
– Может быть, на обратном пути, – на ходу бросил Лопухов. – Сейчас не могу – работа.
– Уже почти пришли, – сказал он, карабкаясь на последний
На подоконнике, положив нога на ногу, сидел совершенно босой человек и читал Конституцию Российской федерации.
– Здорово, клещ, – поздоровался он, не отрываясь от чтения. – Скоро всем вам, кровососам, каюк настанет, – произнес он, почесав грязный большой палец правой ноги.
– Какая статья уже? – весело поинтересовался Лопухов.
– Тридцать пятая. О праве частной собственности.
Человек поднял на него мутные глаза, плюнул через отвисшую губу на пальцы и, перевернув страницу, зачитал:
– Пункт два: «Каждый вправе иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами».
– Да, с этим не поспоришь, – согласился Лопухов.
– А раз не поспоришь, то что ж вы, суки, у меня квартиру отобрали?
– Ну-ну! Кто отобрал? Я у тебя, что ли, отбирал?
– Не ты, но такие же клопы, как ты, в 93-ем. А я, между прочем, в Мариинском театре пел.
– Если б ты пел, а не пил, глядишь, и квартирка твоя при тебе была б.
– Тварь ты гнилая. А кто мне подливал, как не такие же клопы, как ты?
Артур Николаевич хохотнул и спросил:
– Может тебе чего надо? Я тебе завтра обувь принесу, чтобы босяком не ходил.
– Иди отсюда, падаль, – ответил ему человек.
– Ну оставайся с богом! Ботинки завтра принесу! – крикнул Артур Николаевич через плечо уже в прихожей. – Маргинальный элемент, – пояснил он родителям студентки Оли.
– Ну вот, глядите. Здесь у нас общий коридор. Вешалки все поделены по комнатам, вот этот крючок будет вашей Оли. На крючки других жильцов одежду советую не вешать, а то всякое бывает. Народ разный живет, не все со стрессом хорошо справляются.
– Ничего себе потолки, – Олин папа запрокинул голову, разглядывая уже не удивлявшие его слои отошедшей штукатурки.
– Почти четыре метра, – не без личной гордости ответил Артур Николаевич. – Счетчик у каждого свой, – он указал на стену, представлявшую собой что-то вроде коровьего вымени с сосцами в виде электрических счетчиков.
– Здесь туалет, – открыл он дверь в ближайшую комнатушку.
Василий Иванович заметил, что на туалетной двери была внушительная вмятина размером с человеческую голову, прикрытая календарем десятилетней давности. Фановая труба вся обросла бородой из пыли и копоти.
Артур Николаевич повел их в ванную.
– Ванна тоже антиквариат. Дореволюционный образец.
– Тоже Виллерой и Бох? – спросила Марина Михайловна.
– Нет, почему же? – удивился
Лопухов. – Торнтонн энд санс! Английская фирма. А вот и клеймо – можете убедиться.– Да-да, я вижу, – Марина Михайловна поспешно отступила от видавшего виды сантехнического чуда Торнтонн энд санс. – Можно воду открыть?
– Конечно, можно. С водой у нас проблем нету, – Лопухов повернул кран.
Василию Ивановичу и Марине Михайловне показалось, что весь дом затрясся от фундамента до самой крыши, в его недрах что-то загудело страшным гулом, зашипело, завыло и из крана брызнула худая, черная струйка, брызнула и тут же иссякла.
– Сейчас идет плановое отключение, – пояснил Лопухов. – Летом всегда так. Давайте посмотрим кухню.
В кухне вдоль стен стояло три плиты, две стиральные машины и пять маленьких столиков. К стене, покрытой зеленою краской, было приколочено несколько полок с разной утварью. Почерневшие подоконники украшала пара цветочных горшков, и какое-то ползучее растение тянуло слепой щуп вдоль рассохшейся оконной рамы к потолку. С потолка, шевеля усами и поворачивая голову, гостей с любопытством разглядывал рыжий таракан.
– На одну плиту приходится две хозяйки, – пояснил Артур Николаевич. – Каждая должна чистить свою половину.
В этот момент в кухню незаметно вошла, словно подкралась, молодая женщина лет тридцати, с крашенными хной волосами, с водянистым внимательны взглядом, с бледным ртом, сжатым в улыбку.
– А вот, кстати, одна из жилиц, – представил ее Артур Николаевич. – Виктория Романовна, замечательный работник и просто отзывчивый человек. Один раз меня в прямом смысле из беды спасла.
Пока родители студентки Оли изучали обстановку, Виктория Романовна, не разжимая улыбку, спросила:
– Как у вас дела? Все утряслось?
– Да утрястись-то утряслось, – морщась, ответил Лопухов. – Только этот ваш Архипов мне теперь покоя не дает: чуть ли не каждый день звонит и спрашивает, когда, мол, деньги вернешь? А мне, может, сейчас не с чего возвращать, я, может, сам последнюю краюшку хлеба доедаю. Всю душу вынул. И было же сказано ему – компенсирую.
– Ну, во-первых, он не наш…
– Свой собственный, значит.
– … а во-вторых, это ведь не доказано…
– Да-да, – пробормотал Артур Николаевич рассеянно, поглядывая на своих клиентов, которые от скуки начали пристальнее изучать стены, потолок и оконные рамы, Василий Иванович даже успел уколупнуть ногтем черную щепку на подоконнике.
– … почему вы должны верить?.. Ничего, кроме его слов…
– Да-да, – снова механически пробормотал Лопухов, все более тревожась о впечатлении, которое рыжий таракан производит на супругов.
Но вдруг слова собеседницы заставили его отвлечься от досадных мыслей.
– Что вы сказали? – глаза его широко открылись, и он как бы с пониманием новой, внезапно обретенной истины встретился с ней взглядом.
– Я говорю, – повторила она, – что на вашем месте, Артур Николаевич, задумалась, а действительно ли у него были деньги в той куртке? Потому что, кто теперь это сможет проверить?