Наледь
Шрифт:
– Пожалуйста! Как тебе угодно. Я тень души твоей.
– Какая несуразная тень!
– Это я заморился, - Михаил скинул майку и заботливо осмотрел свои крупные выпирающие ребра.
– От любви сохну.
Катя залезла на скалу и оглядывала дальние извивы бухты, не догадываясь, что тот, кого она искала, лежит тут же, в пятнадцати шагах, за выступом.
– Ну что, не видать его... в "тумане моря голубом"?
– спросил Михаил.
– Кого это?
– Ну, этот самый... парус одинокий.
– Давай сюда... Погляди - во-он он...
– Я за тобой и в небо поднимусь.
– А вот посмотрим, как ты летаешь, сокол небесный. Лови!
– Катя прыгнула,
Михаил набрал побольше воздуха, угрожающе надул щеки, потом вытянулся во весь свой длинный рост и выбросил из руки камень.
– Подходящая высота, - произнес он, прислушиваясь к падению камня и, кряхтя, медленно стал спускаться вниз; потом поплескался возле берега и вылез за Катей.
– Какой ты все-таки трусливый, - сказала она пренебрежительно.
Михаил произнес миролюбиво:
– Выражайся точнее: благоразумный. Мне нельзя прыгать с большой высоты потому, что я руководитель. Мне положено занимать высоты, а не прыгать с них.
– Ну, будь здоров, руководитель!
– Подожди.
– Что еще?
Он подошел к ней, взял ее за руку и заговорил иным тоном:
– Зачем ты себя унижаешь?. Почему бегаешь за ним? Ну кто он тебе? Что он такого сделал?
– Ах вон ты что? Хорошо, я тебе отвечу... У него есть совесть и мужество. Хотя бы для начала... Он не хочет мириться с бараками, например.
– Барак! А что такое барак с общественной точки зрения?
– перебил ее Михаил опять шутовским тоном и назидательно ответил: - Барак - это временная трудность.
– Может, пояснишь, что сие значит?
– Пожалуйста! Представь себе, что один человек любит другого, но открыться пока не может. Вот это и есть временная трудность. Сейчас одни страдания, а впереди - блаженство.
– Боюсь, что такому человеку придется долго ждать.
– Э-эй! Лукашин приехал!..
– закричал кто-то от конторы.
– Ладно, мы еще поговорим о показной храбрости и о трезвости, - сказал Михаил.
– А сейчас пошли в контору. Начальство ждет.
– Торопись... не то вдруг чего подумают, - ответила насмешливо Катя, удаляясь.
Через несколько минут вышел из своей засады Воронов.
"Скажи ты на милость, она еще и в делах разбирается... Тоже следит", подумал он.
Против желания своего ему было приятно услышать от нее лестный отзыв о своих начинаниях. Дело в том, что он, собрав бригадиров и десятников, предложил отжать "лишки" с промышленных объектов на жилье. Из-за этого, собственно, и спорили Семен с Михаилом. Ради этого Воронов увез потихоньку от главного инженера его резерв транспортеров. Увез без накладных, нахрапом. Стояли они на наружном дворе под навесом, и завскладом просто просмотрел их. Воронов понимал, что это ему не простят, но ради пользы дела он готов и взыскание получить. "И зачем это Лукашин пожаловал? думал он.
– Не из-за этих ли транспортеров?"
Там, возле конторы, стояли окруженные рабочими начальник строительства Лукашин, главный инженер Синельников, секретарша Неля. Среди этой разноголосой шумной толпы Лукашин ходил по кругу, пожимал каждому руку, приговаривая:
– Здравствуйте, труженики, здравствуйте! Нуте-ка, стол сюда!
– весело крикнул он.
– Мы вам привезли, товарищи, так сказать, производственный подарок - ордера на квартиры. Многие из вас переселятся завтра в благоустроенные дома.
– Сколько?
– Кто именно?
– послышались голоса.
– Только десять ордеров, - предупредил Синельников.
– А на очереди полторы сотни...
– Ничего
себе - многие...– Кто списки составлял?
– Товарищи, списки составлены в порядке строгой очередности месткомом. Прошу, - Лукашин передал лидериновую коричневую папку Неле. Та уселась за стол и стала выписывать ордера.
Синельников взял под локоть Воронова и отвел тихонько в сторону:
– Пройдем к карьеру.
– Пожалуйста!
– сказал Воронов.
В неглубоком скальном забое только что подорвали очередной отвал, и теперь камень лежал грудой, завалив все подходы. Но ни одного грузчика не было. Ни тачек, ни носилок... Лишь около бурового станка возились двое бурильщиков. А над катальными ходами тянулась целая вереница только что установленных транспортеров.
– Значит, сняли грузчиков?
– насупившись, спросил Синельников.
– Да. Поставлю на жилье.
– Все лишки отжимаете, - усмехнулся Синельников и спросил: - А где остальные транспортеры?
– На домах.
– Почему не выписали на них накладные?
Воронов отлично знал, что никто бы ему таких накладных не подписал, но ответил с извинительной улыбкой:
– Не успел в суматохе.
– Партизанщина...
– Но ведь они стояли без дела!
– А вы знаете, что это резерв? Через три недели пойдет бетон в доке...
– За день освобожу.
– Думаете, их так просто перебросить и установить?
– Я надеюсь, что вы это сможете.
– Надейтесь...
– сухо сказал Синельников.
– Но за самовольство получите взыскание.
Они вернулись к столу, когда уже началась выдача ордеров.
Неля выкликала рабочих, те подходили к столу, Лукашин вручал им ордера, пожимал руку, произнося свое неизменное: "Поздравляю, труженик, поздравляю".
Синельников стоял рядом, скрестив на груди руки; и каждая пуговица его светлого френча ослепительно блестела. И выражение лица его было снисходительно-степенным, полным собственного достоинства; и весь он был похож на маршала, принимающего парад. "Точно похвальные грамоты раздают. Духового оркестра лишь нет... Вот комедианты!
– думал Воронов, глядя на застывшего в важной позе Синельникова.
– Ведь уже сколько домов-то нужно было сдать и заселить!.. А они привезли десяток ордеров... Смотрите, какие мы добрые! Любим вас, заботимся..." И Воронову захотелось нарушить это парадное настроение Синельникова какой-нибудь неожиданной выходкой.
Дождавшись, когда назвали последнюю фамилию; он повернулся к толпе и сказал громко:
– Товарищи! Вы знаете, как нужны нам квартиры. Я Подсчитывал - людей для строительства жилья дополнительно можно найти на участках.
– Что?
Воронов, даже не оборачиваясь, почувствовал, как вытянулось вместе с возгласом лицо Синельникова.
В толпе кто-то крикнул, кажется, Семен: "Правильно!" На него зашикали.
Покрывая шум, Воронов сказал:
– Я выделяю со своего участка сорок человек. Если так поступит каждый участок, к зиме у нас не останется ни одного барака!
Он повернулся к Лукашину. На лице начальника не осталось и следа от давешнего благодушия. Синельников прищурил карие глаза и с легкой иронией смотрел на Воронова.
– Как вы думаете, товарищ начальник?
– спросил Воронов Лукашина.
С минуту длилось напряженное молчание. Но вот Лукашин улыбнулся, развел руками и произнес тихим добродушным голосом:
– Да что ж я! Давайте послушаем производственников. У нас здесь главный инженер Синельников.
– Я возражаю, - резко заявил Синельников.
– Надо собрать совещание, обсудить. Нельзя же с ходу решать такие важные вопросы. План под угрозу ставить.