Наложница дракона

Отступая и уворачиваясь, дракон пытался увещевать меня:

— Таша! Принцесса Таши! Александра! Да прекрати же ты! Я ведь просто хотел доказать тебе, что я к ней плохо отношусь!

Я так и замерла с поднятой в двух руках миской.

— Что? — непонимающе переспросила я.

— Да ты же сама говорила, что сторожить тебя — действительно тяжкий труд. И что в следующий раз я не должен поручать его тому, к кому мало-мальски хорошо отношусь. Я всего лишь хотел показать тебе, что плохо отношусь к бывшей обещанной невесте, вот и все!

Миска-таки полетела по заданной траектории.

— Какой же ты гад все-таки! — сказала я Исаму.

А потом до меня дошел смысл его слов.

— Так значит, все эти разговоры о джошу — суть пыль, да? На самом деле это мои сторожа? Тюремщики? Я убью тебя, чешуйчатый!

Догнать Исама, правда и не удалось. Реакция, да и скорость у него покруче моей.

Скирон, явно думая, что мы играем, носился то за мной, то за Исамом, а потом каким-то чудом выдернул из-под оставшихся предметов скатерть, и снова стал изображать дикое, но симпатичное привидение.

Сдернув с духа ветра скатерть, я накинула ее на Исама, а пока дракон пытался избавиться от нее, гордо развернулась и пошла обратно, в свои покои. Скирон полетел за мной.

На оклик Исама ответила только одно:

— Дурак.

И то, посчитала, что это было лишним.

В коридоре столкнулась нос к носу с Хикэри. Девушка, увидев меня, сглотнула, отпрянула, давая пройти. А у самой глаза на мокром месте!

— Ты чего? — хмуро поинтересовалась я. Мне как-то после скандала ни до чего было. Но пройти мимо плачущей девчонки я не могла.

— Он, — пробормотала Хикэри. — Он и в самом деле ко мне ничего не чувствует.

— Да что ж такое, — простонала я, закатывая глаза. — Ну-ка, пойдем.

И увлекла ее на кухню.

В бытовых заклинаниях я разбиралась уже достаточно, чтобы суметь кофе с молоком сварганить. А еще кто-то (подозреваю, кто) рогаликов с утра напек. Исам появиться не спешил. Может, летал (гад!), а может стратегически правильно избегал столкновения с двумя женщинами — одной разгневанной, второй просто с мокрыми глазами.

За кофе и рогаликами я постаралась объяснить Хикэри, что в том, что произошло, никто не виноват… Исама выбрала моя драконица. А меня выбрал его дракон. Это сложно понять здесь, на земле, но там… в хрустальной синеве небес… Все понятно, как день и ночь, белое и черное, мужское и женское. Как инь и ян.

— Это гармония, — закончила я рассказ. — Даже если бы хотела, я бы не смогла ничего изменить. Правда, так быстро сдаваться я не собираюсь. Гордость надо иметь, в конце концов… Что он думает? Заточил в башню, я от безысходности растекусь лужицей? Не дождется.

— Ты не любишь его? — спросила, шмыгая носом, Хикэри.

— Прежде, чем я сюда переехала, мамочка мне замечательную фразу сказала, — подумав, ответила я.

— Какую? — снова хлюпнув, спросила девушка.

Я подлила ей кофе и серьезно ответила.

— Она сказала: как можно не любить дракона?

Глаза девушки затуманились.

— Госпожа Джун права, — с придыханием сказала она.

Я назидательно подняла палец

— А вышла мамуля за человека.

Хикэри заморгала, а я пояснила:

— За настоящего человека. Все драконы этого мира по сравнению с Виталием Владиленовичем — тьфу и растереть, это я сейчас поняла.

— Почему ты так говоришь? — пробормотала Хикэри и испуганно обернулась, словно все драконы этого мира подбираются к нам, дабы покарать меня за длинный язык.

— Потому что он — по-настоящему сильный, — серьезно ответила я. — Сильный — это тот, кто никогда не будет самоутверждаться за счет слабого.

— Что ты имеешь ввиду? — спросила девушка. Она уже не хлюпала носом, а с азартом прихлебывала из чашки и уминала рогалики.

— Женщина объективно слабее, — пожав плечами, ответила я.

— Ты слабой не выглядишь, — усмехнулась Хикэри. — Я впервые вижу, чтобы женщина так вела себя с драконом.

Она запнулась, прежде, чем добавить:

— И, кажется, ему это нравится.

Я отмахнулась.

— А вот это неважно. Главное — что я остаюсь сама собой. Мамочка говорит, что только если по-настоящему чувствуешь себя с мужчиной в безопасности, можно оставаться самой собой. Когда-то нежной и любящей, когда-то взрывной, капризной и вообще истеричной. И вот без повода. А не потому что там эти дни и все такое…

— А, связь с луной, — поняла Хикэри. — У нас во время связи с луной женщина имеет право запереться в своих покоях, дабы не оскорблять господина перепадами настроения.

— Тоже мне, господа, — фыркнула я. — А ничего, что именно когда тебе плохо, когда чувствуешь себя особенно уязвимой, больше всего нуждаешься в добром слове, в ласке, ты, черт меня подери, «имеешь право не портить настроения господину» и должна сидеть в одиночестве?

Хикэри нехотя согласилась.

— Да и потом, — продолжала я рассуждать. — Что это за высочайшее дозволение? Можешь быть капризной и взбалмошной, но только в эти дни, в дни, когда тебе плохо и вообще ты болеешь.

Бывшая невеста Исама непонимающе похлопала ресницами.

— А если у меня просто настроения нет? Если так звезды встали? Я не знаю, в транспорте на ногу наступили, в магазине плохо обслужили.

Хикэри даже шею вытянула и даже рот приоткрыла. Готова поспорить, могла бы — записывала бы. Но слова «магазин» и «транспорт» явно показались девушке чем-то сродни магическим заклинаниям.

— Я имею ввиду — господи, ну неужели нужны причины, чтобы просто быть самой собой? — подвела итог я. — И тот по-настоящему сильный, с кем ты даже своих эмоций не боишься! Вот вообще ничего не боишься, понимаешь? Он просто есть, и все. И ты этим счастлива.

Голубые глаза Хикэри обрели некое новое выражение.

— Наверное, я непонятно объясняю, — вздохнула я.

— Ты — дракон, — с завистью сказала Хикэри. — Значит, тебе действительно позволено больше, чем нам, обычным женщинам. У тебя есть свобода быть собой, потому что ты нужна мужчинам. Мы — нет. Таких как мы, много. Ты — одна.

— Глупости какие! — взорвалась я. — И что, что я — дракон? Ты, кстати, правильно подметила — я одна. И хотя бы по этой самой причине меня на всех не хватит. Мне одного… этого… белобрысого, на кого я злая просто сверх меры… по глаза! А остальным драконам по-прежнему нужны женщины. Нужны, понимаешь? Зачем им их сила, если не для того, чтобы защищать слабых? Зачем им этот мир, если не для того, чтобы положить его к ногам женщины, не почувствовать себя нужным? Ты меня, конечно, извини за такие слова, но вы сами себя обесценили. Вы позволили себя обесценить!