Наложница огня и льда

Глава 15

Следующее пробуждение словно от рывка, резкое, тревожное. В спальне темно, стул пуст, но дверь в гостиную прикрыта неплотно и через узкую щель на пол падала колеблющаяся полоса света. И аромат сандала и лета подсказывал, что за дверью Дрэйк.

Я встала с кровати, приблизилась к окну, отодвинула край портьеры. У земли еще сумрачно, однако небо медленно светлело с востока, готовясь к восходу солнца.

— Айшель?

Я обернулась к застывшему на пороге Дрэйку, растрепанному не меньше Бевана, в темно-синих брюках и голубой рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил мужчина, рассматривая меня внимательно, обеспокоенно.

— Хорошо, — действительно хорошо. Холода нет. И плечо только чесалось назойливо.

— Время раннее. Можешь еще поспать.

— Я не хочу. Я и так долго спала. Где Беван?

— У себя. — Дрэйк кивком указал на смежную стену. — Если ты голодна, в гостиной есть поздний ужин. Или ранний завтрак, как тебе больше нравится.

— Да, было бы неплохо перекусить, — согласилась я, ощущая неловкость. Не из-за того, что я стою в ночной сорочке, — Дрэйк видел меня и в мало что скрывающем неглиже. Не из-за мысли, что мужчина меня раздевал, перевязывая рану, — в такие моменты подобные мелочи не имеют обычного значения. Мне неловко, что я опять причинила столько неудобств и заставила Дрэйка тревожиться. — Я только схожу… умоюсь.

— Да, конечно. — Мужчина вернулся в гостиную, а я прошла в ванную комнату.

Привела себя в порядок, стараясь не думать о той несчастной паре, чьи жизни оборвались так глупо и так страшно, о своей возможной участи, о том, что будет дальше. Беван прав: хваленая защита братства оказалась не способна остановить жаждущее крови существо, не способна уберечь супругу и единственную дочь императора. Серьезный удар по репутации.

Я осмотрела перед зеркалом свою шею. Ни следа от синяков, что должны были остаться после попытки задушить. Спустив короткий рукав сорочки с плеча, осторожно сняла повязку. Чистая кожа. Ни раны, ни шрама, ни единого напоминания об укусе.

Разве возможно, чтобы у простого человека все заживало меньше чем за двое суток? Или это влияние яда?

Поправив рукав, я вышла в гостиную. Дрэйк сидел на диване перед камином, наблюдая отстраненно за потрескивающим пламенем. На кофейном столике бокал и хрустальный, пустой на две трети графин то с коньяком, то ли с виски. Мужчина жестом указал на другой стол у стены, на который водружен поднос с тарелками. Все блюда не тронуты.

— Ты не ел?

— Я не голоден.

— Тебе тоже надо поесть, даже бессмертные должны регулярно питаться… — чувствую, что говорю как моя мама, когда она пыталась отвлечь папу от работы или исследований и уделить хоть немного времени необходимому приему пищи.

— Не беспокойся обо мне, Айшель. Ешь сколько захочешь.

Странная привычка отказываться от еды, отдавая предпочтение крепкому алкоголю.

Взяв чистую тарелку и вилку, я положила себе понемногу с разных блюд, опустилась в кресло. Ела неторопливо, пережевывая тщательно каждый кусок. Дрэйк налил в бокал новую порцию и пил редкими глотками, по-прежнему глядя на огонь. Наконец я поставила опустевшую тарелку обратно на поднос.

— У меня уже зажила рана от укуса, — произнесла я негромко, стоя спиной к дивану. — Даже следа не осталось. Так должно быть?

Ответил мужчина не сразу.

— Не знаю, — помолчал и продолжил: — Отмеченные действительно редко болели и раны у них затягивались быстрее, чем у других людей. Но когда керами овладевает жажда крови, они могут за короткий срок иссушить человека практически полностью и шансов выжить у него нет.

Я обернулась.

— Я умирала, — в тот момент я осознавала это с пугающими ясностью, равнодушием.

Сейчас же от одной лишь мысли накатывал страх удушающий, панический.

— Умирала, — голос Дрэйка глух, напряжен. И слышалось что-то беспокоящее. — Каждое бесконечно долгое мгновение я ощущал, как тебя по каплям покидает жизнь. Как твое тело становится холодным. Каждый раз, когда ты впадала в забытье, мне казалось, что в себя ты уже не придешь.

Всего полтора дня минуло и физически я чувствую себя прекрасно, словно ничего и не было, словно я не приближалась к грани, из-за которой нет возврата.

Та тень, тревожная, зыбкая, что слышится мне в голосе мужчины, — вина? Отзвуки боли, новой и застарелой, прятавшейся прежде на самом дне души.

Я подошла к дивану, опустилась на сиденье рядом с Дрэйком. Повернутое к огню лицо непроницаемо, но я вижу в темных глазах эту тень, призрак прошлого, проникший в настоящее.

— Дрэйк, все хорошо. Я жива, и я здесь, — хотя едва могу понять, почему выжила, почему восстановила силы так быстро.

Как яд в моей крови сумел убить керу?

Я осторожно забрала бокал из руки мужчины, поставила на столик. Коснулась тыльной стороны ладони Дрэйка, вдохнула глубоко запах, нахлынувший резко и одновременно кажущийся таким привычным, родным.

Моим.

— Благодаря яду Норда, — возразил мужчина.

— Разве яд во мне способен убить?

— Мне не доводилось слышать, чтобы отмеченные могли отравить кого-то своей кровью. Но они и привязывались иначе.

Значит, парная привязка может сотворить из меня опасное оружие? Но зачем, если, как говорила Лиссет, основное назначение парной привязки — продолжение и сохранение рода? Для защиты потомства? Или дело в самом яде братства?

Аромат кружил голову, не давая сосредоточиться на предположениях, и мысли утекали водой сквозь пальцы, просыпались с песчинками времени. Аромат возрождал в теле трепет, волнение, толкал на безумства. И я, повинуясь ему, коснулась губами чуть колючей щеки. Дрэйк не шелохнулся. Я встала, отметив, что мужчина все же следит за мной краем глаза, и, хмелея от запаха, от собственной смелости, развязала ленты сорочки, спустила рукава с плеч, позволяя белой ткани соскользнуть к моим ногам, оставшись в кружевных трусиках. Шагнула к Дрэйку, наклонилась, поцеловала снова — на сей раз в уголок плотно сжатых губ. Я плохо представляю, что должна делать женщина в случае, когда соблазняет она, а не ее, мне приходится полагаться лишь на свои инстинкты да на слишком маленький опыт. Нордан всегда действовал сам, мне оставалось принимать его ласки, внимание как нечто само собой разумеющееся, не задумываясь, как порой непросто добиться ответа, реакции.

Дрэйк посмотрел наконец на меня прямо, кажется, впервые с момента, как я переступила порог гостиной. Смотрел в лицо, не опуская взгляд ниже, и я вижу удивление и желание возразить, прекратить мое безумство.

— Айшель… — начал мужчина, но я коснулась легко указательным пальцем его губ, останавливая ненужные сейчас слова, оправдания.

— Тише, не надо, — прошептала я, выпрямляясь.

Положила руки на его плечи, надавила несильно, заставляя откинуться на спинку дивана. И осторожно устроилась верхом на мужских коленях, ощущая, как на моей талии сомкнулись ладони, удерживая на месте. Краснея под взглядом пристальным, выжидающим, я начала расстегивать пуговицы на рубашке Дрэйка, неторопливо, старательно. Вытянула полы из-под ремня брюк, распахнула края, повернулась, потянувшись к запястьям, но мужчина выпрямился и, отпустив меня, расстегнул пуговицы на манжетах сам. Снял и отбросил рубашку на подлокотник дивана. Медальон тоже, положив поверх одежды. Вновь обнял меня за талию, не привлекая, тем не менее, вплотную к себе, оставляя небольшое расстояние между нами. Я аккуратно, неспешно, опасаясь сделать что-то не так, провела кончиками пальцев по плечам, груди, изучая, знакомясь, прочерчивая дорожки и узоры на коже, слушая прерывистое дыхание Дрэйка, чувствуя частый, неровный стук сердца под моей рукой, бьющегося в унисон с моим. Вокруг лишь мерное тиканье часов да пение птиц за окном, встречающих рассвет. Я обвела линии подтянутого пресса, опустилась на плоский живот. Плен аромата манит, толкает на безрассудные поступки и я, чуть помедлив, накрыла ладонью твердую выпуклость на брюках. Выдох, резкий, шумный, и мир вдруг перевернулся. В одно мгновение я оказалась лежащей на диване, с обеими руками, прижатыми к подушкам над моей головой. Дрэйк навис надо мной, на одной руке удерживая вес тела, а другой сжав мои запястья. Тяжелый взгляд почерневших глаз впился в мое лицо, обжигая предчувствием надвигающегося пожара, и мужчина поцеловал меня жестко, яростно. Жар прошлых наших поцелуев теперь казался уютным теплом маленького очага, не способный сравниться с тем огнем, что обрушился на меня сейчас. И все же я выгнулась навстречу, стремясь прижаться, ощутить кожей кожу, не противясь сметающему напору. Мне не хватало воздуха, губы болезненно горели, будто опаленные настоящим огнем, но я не могла остановиться. Радовалась пламени его желания, смешивавшимся с моим, тяжести горячего мужского тела, притиснувшего меня к сиденью дивана, ладони, накрывшей властно грудь. Радовалась странному, запретному наслаждению, возникшему на тонкой грани удовольствия и легкой боли.

Губы Дрэйка опустились по подбородку на шею, зубы царапнули кожу. Я откинула чуть голову, хватая ртом воздух, сгорая, словно во сне. Ладонь скользнула вниз по моему телу, нащупала кружевную полоску белья и дернула, срывая одним резким движением. Я вздрогнула, догадавшись неожиданно, что шею царапают не зубы, — клыки. Почувствовала пальцы там, где все жаждало не прикосновений, но большего. Поняла, что уже готова, что не боюсь. Мне это нужно немедленно, с острой приправой укуса, со щепоткой второй дозы яда в крови, с пряным ощущением принадлежности нас обоих друг другу.