Нам не по пути

– Эти проблемы не мешают ему делать вам таких… – любовница дернулась – ее толкнул кто–то из детей Гриневичей – они играли в салки, бегая вокруг взрослых, – прелестных детей, – процедила сквозь зубы. – Вы ждете еще одного малыша? – она выразительно глянула вниз, на огромный живот Ксении. Почему–то он внушал ей страх. Слишком большой и острый.

– Мальчика, – женщина гордо погладила живот. – Евгения.

– М–м. Красивое имя.

– А вы, Лена, на море одна летите?

Лину коробило, что эта большая женщина коверкала ее имя, причем ей показалось, что намеренно, но она в ответ мило улыбнулась:

– Нет, я лечу со своим мужчиной.

– Ух ты! А где он? Познакомите?

Так вот же он, рядом стоит, знакомьтесь, – Лина посмотрела на Павла, тот отвернулся, сделал вид, что женские разговоры его утомили.

– Немного задерживается, – ответила она Ксении.

В этот момент где–то над головой женский голос начал объявлять посадку на самолет. Вся троица замерла, слушая направление. Это был их рейс – в Адлер. Пора было идти на регистрацию.

Лина дослушала объявление, опустила взгляд на Гриневича, в глубине ее зеленых глаз он видел вопрос, но ответить не мог.

Вот если бы прямо сейчас объявили посадку на самолет до Новосибирска, другое дело. Он бы попрощался с женой и детьми, отправил бы их домой, а сам спокойно полетел не на север, а на юг.

– Леночка, это ваш рейс объявили только что? Вам пора.

– Да… – Лина снова кинула короткий взгляд на любовника.

Павел вспомнил, что рядом бегают его дети, надо срочно уделить им внимание. Догнал сына, начал что–то ему выговаривать, напутствовать.

– Счастливо вам отдохнуть на море. С вашим мужчиной, – Ксения выразительно намекала, что Лине не просто пора, а стоит поторопиться.

– Аха…

Огородникова сделала шаг назад, запнулась о свой чемодан, едва не подвернула ногу.

– Ой!

– Ой… – вместе с ней ойкнула Ксения.

Жена Гриневича распахнула глаза, вытаращилась на мужа.

– Ой–ой–ой…

Глава 6

– Ой… – Ксения распахнула глаза, вытаращилась на мужа. – Ой–ой–ой…

– Что? Что такое? – мгновенно среагировал тот, подскочил к жене.

– Павлуша… кажется началось… – она опустила голову вниз, вместе с ней туда посмотрели Павлуша и Лина. По ногам женщины стекала странного цвета жидкость.

– Сейчас?! – растерялся глава семейства. – Но ведь еще рано. Ты говорила, у нас есть еще две недели…

– Мало ли что я говорила! – вскрикнула от новой волны боли его половинка. – Делай уже что–нибудь, я рожаю! А–а–а! – завыла сиреной.

В это время начали объявлять посадку на следующий рейс, народ потихоньку двинулся к указанной стойке, а в этом уголку суетился Павел, собирая своих раздурившихся детей – двух девочек–близняшек и мальчика, попутно прижимая к уху телефон и вызывая скорую. Его белая, как мел, жена шумно дышала, опираясь ладонями о стену.

Лина в ступоре стояла неподалеку, не понимая, что происходит. И почему ее Павлуша не идет к стойке регистрации, а ведет себя так, будто рожает он, а не Ксения. Он где–то нашел бутылку минералки, пил сам, обливал свою плешивую голову, тер мокрой рукой шею. И ходил, ходил, ходил вокруг жены, в то время как она корчилась от боли.

Павел только раз обернулся на любовницу, встретился с ней взглядом. В его зрачках плескались безумие и страх.

Брови Лины с претензией дернулись вверх, Павлик махнул рукой, типа не до нее сейчас, и забыл о девушке тотчас.

Скорая приехала быстро, и все многочисленное семейство Павла вместе с ним самим уехало рожать.

Лина в растерянности стояла, не зная, что ей делать, пока не объявили, что посадка на ее рейс заканчивается.

Тут она пришла в себя, встрепенулась, оглянулась, рванула к стойке. Ведь билет на самолет у нее с собой, отель забронирован, а Павлик…

Если он ее любит – прилетит другим рейсом.

Если нет…

Второй вариант Лину не устраивал, она решила подумать об этом потом. В конце концов Гриневич сам виноват, что не сказал, что его жена глубоко беременна. Это подло? Лина решила, что да.

Они с Павлом встречались полтора года, из них как минимум восемь месяцев Ксения ждала четвертого ребенка, а Лина ни сном ни духом. Получается, ее любимый тешился с любовницей, после страдальчески рассказывал ей, что дома его не ценят, не уважают, он там никто и звать его никак, надо разводиться. Вот как только станет доктором, так сразу.

А потом он ехал домой и придумывал имя очередному малышу.

Как–то некрасиво с его стороны.

Переваривая только что произошедшие на ее глазах «почти роды», Лина на автомате забрала документы со стойки регистрации и прошла в указанном направлении на посадку. Длинные серые коридоры со стрелочками. Окна в пол. За окном – серебристый с синими крыльями самолет. Она шла к нему вслед за другими пассажирами.

Внутри встречали стюардессы в оранжевых юбках, пиджаках и пилотках. Улыбчивые, приветливые.

На Лину начало накатывать осознание, что скоро она окажется в небе. Вместе с этим в груди разрастался неконтролируемый страх перед полетом. Она не летала раньше, но новости и фильмы–катастрофы смотрела.

Нет–нет, нельзя поддаваться панике, вон сколько тут людей, они все беспечны, пихают чемоданы и сумки в специальные отсеки над сиденьями, рассаживаются в кресла, общаются друг с другом. Дети просятся к окну, громко комментируют все, что видят.

Окси рассказывала, что в самолете сидишь как в автобусе. Лина на автобусах ездила, но не представляла, как соединить в одно целое один транспорт с другим, воображения не хватало.

– Вот сейчас и узнаешь, – пробормотала она себе под нос, пробираясь по узкому проходу к своему месту.

Она еще лелеяла надежду, что Павел успеет на рейс. Ну, вдруг? По сути, что ему делать там, в роддоме? Чем он может помочь, он же не врач.

Лина наконец добралась до своего места. Оно было почти в хвосте. Левая сторона от прохода. Два кресла – ее и Павлика, третье…

Хм.

Как неожиданно.

Место у окна занял тот самый красавчик.

Когда Лина остановилась в замешательстве, он повернул голову, их глаза встретились, уголок его губ дернулся иронично вверх.

– Помочь?

А глаза у него синие, яркие–яркие, как небо в жару. Слепят.

– А?

– Я говорю, помочь с чемоданом? – он кивнул на розовый предмет у ног девушки, стоящий в проходе.

– А–а… да… – пропищала не своим голосом.

Огородникова мысленно выругалась. Чего это она мямлит, пялясь на красавчика? Еще решит, что он ее очаровал. Нет уж, много чести будет. И вообще она не свободна.