Нам нельзя

На весь экран его довольная физиономия. Я надела наушники, он тоже.

Не брился неделю. Восемнадцати нет, а уже бородень отросла. Совершенно чужим за месяц стал.

— Кис, что такая недовольная?

— Устала.

— Что делала?

— Ничего, — и последнее время вот такие у нас разговоры.

— Я тоже от разлуки устал.

Ну, почему мне всё время кажется, что ему легче? Мне просто невыносимо. Я уже подсела на успокоительные, благо, натуральные, но чувствовала, что без них уснуть, не могу. Облегчения хотелось, но напряжение только росло. Безвыходность пугала. Разлуку я переживала тяжело. Так тяжело!

Только не разлука!

И ведь Трэш знает об этом. Мне очень плохо.

— Кис, всё в порядке. Я тебе и луну с неба достану, и в трусики звёзд набросаю. Только подождать надо…, — он воровато огляделся и прошептал, — Кис, покажи трусики.

Я спокойно поднялась и стащила с себя халатик, под которым были как раз запрашиваемые трусики и больше ничего. Прямо перед камерой. Грудь дёрнулась, и соски затвердели.

Трэш куда-то откинулся на спинку стула и посмотрел вокруг. Он беседовал со мной не в отдельной комнате. За его спиной появились какие-то рожи и раздался дикий свист.

Трэш моментально исчез с экрана.

«Кать, что случилось?» — пришло сообщение.

«Спать пошла».

«Спокойной ночи, котёнок. Потерпи немного».

Дура. И поведение дурацкое. Совсем с катушек слетела.

Зато уснула быстро.

Зима пришла, хотя месяц ещё был осенний. Снег укрыл всю землю, и лес стал невероятно красивым. Оделись в белоснежные шубки деревья, сияли серебром в лучах солнца.

Зря Трэш пугал, что зимой ходить будет сложно. Дорогу чистили вплоть до ворот в заповедник. Просыпаться приходилось на час раньше, но я несказанно была этому рада, потому что страдала бессонницей.

Пока по морозу до школы дойдёшь, проснёшься, взбодришься, щёки румянцем обожжёшь. И учёба как-то сразу идёт.

На всех уроках я сидела с Анечкой. В последнее время она была странной, немного муторной. Я пару раз её пыталась развести на разговор, но она не в какую.

После шестого урока нас распускали домой. Я обычно оставалась, чтобы сделать уроки. Перекусывала и шла в автошколу, потому что тащиться до дома и обратно совсем не хотелось.

И в этот раз я взяла ключ от кабинета биологии. Только я разложилась, чтобы сделать свои уроки, как в класс влетела обеспокоенная, возбуждённая Ложка. Глаза по пять рублей, губы приоткрыты.

— Тугара, там к тебе парень, — она вдруг схватила меня за руку и подняла с места. — Катя, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — Ложка тряслась, как будто ей надо по-маленькому, а я препятствую. — Катя! Познакомь!

— С кем? — спокойно спросила я.

— За тобой парень приехал. Тугара!!! На гелике!!!

— О, чёрт, — раздосадовано протянула я, скидывая учебники в сумку.

Света неугомонная. Гелик — это Тимофей Линёв.

Тимоша не был красавцем, но так умело себя обставлял, что девочки даже не смотрели ему в лицо. Кожаная куртка, как с витрины, под ней белоснежная рубаха с небрежно расстёгнутыми верхними пуговицами, чтобы была видна солидная золотая цепь. Золотые часы, брюки и ботинки шикарные.

Он не проходил в школу, общался с вахтёршей, которая была в восторге от такого богатого собеседника. И тут же нарисовалась Лядина, с какого ляду, не понятно. Ради спортивного интереса, вряд ли. Строила Тимохе глазки, хотя плотно общалась с Тохой Ивановичем, имела конкретные планы на совместное будущее.

Вася эта ситуация с Сонькой меня немного смутила. Я стала думать, чего это вдруг такой интерес к потустороненнему чуваку.

Я спокойно зашла в гардероб, взяла свою куртку. Сухо поздоровалась с Тимохой и уставилась на Лядину.

Баба она непробиваемая с твёрдым самообладанием и её хрен пробьёшь на чистосердечное признание, но я попыталась.

— Кать, а можно мне с вами? — суетилась рядом Ложка.

Я смотрела на Соньку, зло фыркнула.

— Пасёшь? — спросила я, не стесняясь Линёва. — Трэш тебе звонит?

— С чего ты взяла? — хмыкнула Сонька и выдала себя. Ей стало неуютно, она еле заметно растерялась.

— Как часто звонит? — напирала я.

— Тугара, не неси херню, — пыталась взять себя в руки.

— Соня, я спросила, как часто Трэш тебе звонит?

— Да, каждый день, — выдала Лерка Ложкина. — И мне звонил, спрашивал, как ты.

И мне звонил. Но моих ответов ему, видимо, мало.

— Да, можно! — улыбнулась я Ложке, — Поехали, прокатимся на гелике.

Лерка завизжала от восторга и, на всё готовая, нарисовалась рядом с Линёвым.

— Крыс и стукачей негде не любят, — огрызнулась я Лядиной.

Она схватила меня за руку, когда я хотела уйти.

— Поиграла? — зашипела она, поглядывая, как Ложка уводит Линёва на улицу. — Я Трэша с детства знаю, он на тебя залип и не отстанет. Мне его просто жалко, если ты его вот так, — она указала на выход из школы. — Возьмёшь и предашь.

— Чё ж ты, лядь, такая жалостливая. Заместо того чтобы жопой по клубам крутить пару лет назад, своего друга не накормила? Он голодал, не спал, а тебе и дела не было. Зато на меня стукануть, так окуклилась, тварина.

— Да, пошла ты ублюдина! — сорвалась Сонька. — Трэша нихрена не знаешь! Когда мы ему классом деньги собрали, он их разорвал и в нас кинул! Два сапога пара! И ты и он. И пошли нахер от меня!

Это ожидаемо. Вполне похоже на правду. Трэш такой.

Я равнодушно поморщилась и сгребла в объятия тень нашей школы — Анечку.

— Поехали, Анька, на гелике кататься, — предложила я.

— Только недолго, — пискнула Анечка.

— На всю ночь. Жених ко мне приехал!!!

— Идиотка! — отозвалась Лядина.

Ложка забралась на переднее сидение гелендвагена и долбала непробиваемого на этот счёт Линёва. Она задавала Тимохе море вопросов, тупо ржала и строила глазки.

Мы с Аней скромно сидели на заднем сидении.

— Сонька тебя обидела? — спросила Аня.

— Да, — тихо ответила я.

— Давай отомстим, — это от Анечки слышу не в первый раз.

— Забей.

Тимохе было по барабану, с кем он приехал к Свете в гости. Вёл себя, как властитель мира. Достал гигантский торт, большого белого медведя, я так поняла на растерзание Бахре, и коробку маршмэллоу мятного цвета. Последнее привело в дичайший восторг моих одноклассниц. Аня с Лерой на перегонки побежали к нам домой, таща подарки Тимофея.

Мама Света не совсем была рада, что мы приехали с дополнительными девочками, но промолчала. Целовала Тимофея, как будто забыла, что именно его папаша был причастен к банкротству моего отца.