Намбандзин

В той стороне, где была наша армия, послышались звуки боя. Судя по всему, враг имитирует атаку, отвлекая внимание. Вскоре мы увидели вражеский отряд, посланный в обход: около пятисот всадников и семи сотен пехотинцев. Видимо, убитые нами шесть человек были все-таки не крестьяне, а разведка, потому что враги двигались спокойно, без передового дозора, если не считать таковым головной отряд в сотню самураев. У нынешних японцев командир — главная ценность, которую охраняют, как зеницу ока, поэтому очень редко возглавляет атаку и еще реже скачет впереди во время переходов, но если такое случается, то в окружении усиленной охраны, обязанной положить жизнь за него. На командире был высокий черный шлем с позолоченными лунообразными рогами, между которыми воткнули еще и два обрезанных, коротких, страусовых пера, которые видел здесь впервые. Представляю, какой интересный путь они проделали, добираясь в Нихон. Доспех, покрытый темно-синим лаком, скорее всего, металлический. Скакал командир на довольно крупном вороном жеребце. Сбруя и седло украшены металлом, блестящим, как золото.

Мое место было ближе к дальнему концу засады, поэтому, когда головной отряд миновал меня, приготовил мушкет и скомандовал стоявшему рядом трубачу, который уже держал у рта хитирики — бамбуковую трубку с дырками, родственную европейскому гобою и издающую довольно громкий гнусавый звук:

— Давай!

С первыми звуками музыкального инструмента прозвучал мой выстрел. Пуля угодила в спину вражеского командира и, судя по тому, как он наклонился вперед, словно бы прильнув к шее вороного жеребца, убила или тяжело ранила. Тут же громыхнул залп из аркебуз — и все лошади вражеского отряда или встали на дыбы, скидывая наездников, или резко шарахнулись и понеслись по дороге кто вперед, кто в обратную сторону. Следующие залпы придавали им ускорение, а наши асигару-сясю избавляли от седоков.

Неожиданный обстрел деморализовал противника. Возможно, толковый командир сумел бы сплотить воинов, организовать сопротивление, но такого не нашлось. Вражеские асигару, шагавшие позади конницы, драпанули сразу, а самураи, кто сумел совладать с перепуганным конем, повертелись немного на дороге, полюбовались, как погибают другие, решили, наверное, что эта участь не для них, и помчались вслед за пехотой, вскоре обогнав ее. При этом многие всадники убивали тех соратников-простолюдинов, кто оказывался на их пути.

Наши асигару-яри без приказа высыпали на дорогу якобы для того, чтобы добить раненых врагов, а на самом деле занялись грабежом. Все крупное, заметное придется отдать в общак и потом разделить по паям, но ценную мелочевку можно ныкнуть. Стрелки тут же присоединились к ним. В большой дружной нихонской семье клювом не щелкают.

46

Ночью наша армия тихо снялась и отступила километров на пятнадцать по направлению к Киото. Здесь место было лучше предыдущего, потому что долина сужалась в нашу сторону, частично нивелируя численное преимущество противника. К тому времени, когда армия Асакуры Ёсикагэ прибыла туда, у нас уже были готовы новые палисады из бамбуковых жердей для стрелков, и мы были готовы к бою.

Враг опять не рискнул атаковать в лоб. Все уже знали, что случается с доблестной самурайской конницей, если попрет на асигару-тэппо, поэтому не хотели рисковать. Наверное, придумывали, как нас обхитрить, но пока выигрышная идея не родилась. В итоге обе армии утром строились в полном составе, ждали, что предпримет противник и предпримет ли хоть что-нибудь, а к полудню оставались лишь небольшие отряды для отражения внезапной атаки малых конных отрядов. Налеты бывали изредка, причем с обеих сторон. Самураям было скучно. Еще они устраивали турниры, одиночные или малыми группами. Впрочем, во втором случае это была просто череда поединков один на один. Победители сражались между собой, пока не кончались враги. Обычно оставался один человек, которого объявляли великим фехтовальщиком, причем обе стороны, и который получал «джек-пот» — доспехи и оружие всех погибших врагов. Победитель уезжал на своей лошади, а на остальных отвозили трупы в свои лагеря, а потом приводили животных во вражеский.

Мне тоже было скучно, поэтому однажды не удержался и примкнул к группе из девятнадцати человек. Не могли найти двадцатого потому, что все самые честолюбивые к тому времени уже полегли. К моему желанию отнеслись с прохладцей. Намбандзин по определению не может быть хорошим фехтовальщиком. Выбора у них не было, поэтому взяли меня для количества.

По сигналу обе группы выехали на лошадях на деревенский выгон, расположенный примерно посередине между армиями. Животных поручили слугам, после чего разбились на пары. Меня выбирать не спешили. Победить намбандзина — не велика честь. Мне (или я?!) достался юноша лет семнадцати, довольно длинный для японца. Видимо, пострадал из-за роста. Судя по отсутствию золота, серебра и даже железных деталей на доспехах, он из семьи бедного самурая. В отличие от потертого, кожаного панциря, шлем с прикрепленными спереди двумя коричнево-фиолетовыми фазаньими перьями выглядел новеньким и очень крепким. Только вот я уже знал, что такие делают из бумаги для детей, но и бедные самураи не брезгуют: склеивают несколько слоев на болванке, разрисовывают под железо или кожу, после чего обильно покрывают лаком. В итоге выглядит, как у взрослых. Вместе с толстым войлочным подшлемником защищает более-менее от ударов катаной, но против копья или нагинаты, как и моей сабли, не годится.

Пары приготовили оружие и по крику двух слуг, по одному от каждой стороны, выполнявших роль рефери, начали биться. Мой оппонент оказался очень резвым, умудрился первым нанести удар — полоснул лезвием катаны по кольчуге с левой стороны груди. Пластины японских доспехов крепятся кожаными или шелковыми шнурами, поэтому первым делом стараются разрезать их, чтобы появились бреши, через которые можно воткнуть клинок в тело. Верзила не учел, что у меня другой тип защиты, что стальные кольца не разрежешь. Я в свою очередь не стал мудрствовать лукаво и развалил ему бумажный шлем вместе с головой, после чего сделал два шага назад, чтобы заливаемое кровью тело, двигаясь по инерции, упало красиво передо мной. Видимо, для законов физики оно было слишком нестандартным, поэтому завалилось вбок и немного назад, помешав соседней паре, из-за чего мой соратник пропустил укол в лицо, оказавшийся роковым.

Убивший его самурай, низкий и широкоплечий, сразу двинул на меня. Катана была длинновата для его роста, но владел ей умело. Отработанным уколом в лицо попытался и меня завалить. Не учел мой нестандартный рост, угодив в кольчужное ожерелье. Я зашагнул за его правую руку и нанес два коротких, быстрых, секущих удар по правому плечу, разрубив кожаный пластинчатый доспех. Видимо, от боли самурай выронил катану, которая повисла на шелковом темляке. Осталось добить его, нанеся боковой удар под обрез шлема, а потом еще два, пока голова не повисла спереди на недорубленной шее, из которой выплёскивались фонтанчики алой крови. Я было подумал, что умрет самурай достойно — упадет на спину и голова не коснется земли, но он вульгарно пал ниц к моим ногам.

К тому времени остальные поединки уже закончились, к сожалению, не в нашу пользу. Остались два вражеских буси: один в богатом доспехе, скорее всего, железном, покрытом темно-фиолетовым лаком, и с личиной на шлеме в виде яркой, разноцветной морды мифического существа, помеси дракона с тигром, а второй попроще, весь в кожаном, но с металлическим забралом, защищающим нижнюю часть лица.

Богатый, даже не глянув на бедного соратника, встал первым на бой со мной.

Вот тут-то я и понтанулся, потому что достала меня уже нихонская чванливость:

— У меня нет времени и желания сражаться с вами по очереди, поэтому буду сразу с обоими.

— Так не положено, — твердо произнес богатый самурай.

— Мне плевать на ваши положения! Поодиночке вы слишком слабы! — нагло заявил я, доставая левой рукой кинжал из ножен.

Для самурая снести подобное оскорбление — потерять лицо раз и навсегда.

— Ты заплатишь жизнью за свои слова, намбандзин! — гневно пообещал он.

Как я и предполагал, буси в кожаном оказался более умелым фехтовальщиком. Если бы железный доспех был на нем, неизвестно, как бы закончился бой. Я выбил его первым, нанеся косой удар по правому плечевому суставу, разрубив и полоски кожи, и мясо, и, наверное, повредив кость. Самурай выпал из боя, чтобы взять катану в левую руку. За это время я принял удар его соратника на крепкую, нижнюю треть сабли, чего нихонцы стараются не делать, потому что катана тупится быстро, после чего прильнул к нему и резко просунул острие кинжала под разрисованную личину. Зашло лезвие глубоко. Из-за маски послышались сперва стон, потом хрип и следом бульканье захлебывающегося. Отринул я как раз вовремя, потому что второй противник попытался атаковать меня. Левой рукой он управлялся с оружием медленно и неточно.

Я легко выбил катану, которая кувыркнулась в воздухе и встряла в красноватую землю, еще не досохшую после вчерашнего дождя, после чего сказал:

— Можешь забрать своего коня.

Самурай смотрел на меня через щель между передним нижним краем кожаного шлема и верхним краем железного забрала и, казалось, не понимал моих слов.

— С ранеными не сражаюсь, а тебе придется начинать новую жизнь, невоенную, — пояснил я.

Он понурился, постоял неподвижно несколько секунд, после чего развернулся резко и, прикрывая кровоточащую рану левой рукой, пошел к своему жеребцу коровьей масти, которая в «моде» у бедных самураев. Слуга помог ему взобраться в седло, после чего медленно повел лошадь на поводу.