Наощупь

— Мама!

— Данил, я потом все объясню, не сейчас… Хорошо? Присмотри за Демидом сегодня, а завтра мы поменяем замки и что-то придумаем.

Степан принимает решение, что мне не стоит вести машину, поэтому к нему мы возвращаемся на такси. Сидя в салоне пропахшей дешевым стеклоомывателем Шкоды, молчим и держимся за руки. Чтобы не пугать людей своим видом, я надела огромные солнцезащитные очки, которые делают меня практически слепой в сгущающихся сумерках душного вечера. И в этот невесомый зыбкий момент между светом и тьмой, когда уходящий день вот-вот окрасят чернила ночи, ко мне приходит видение. Я вижу золотой лик божества. Я сама на время становлюсь им, обретая нечто, гораздо более ценное, чем я когда бы то ни было имела. Время останавливается, или растягивается до бесконечности. Мне так сладко, что хочется плакать.

Не знаю, почему, но по квартире Степана… по нашей с ним общей квартире я передвигаюсь с закрытыми глазами. Прохожу в спальню, сбрасываю с себя легкое платье, белье и укладываюсь в кровать. Настороженной кошкой замираю в ожидании его ласковых прикосновений. Степан бесшумно ложится рядом. Песок на его коже проходит по мне наждачной бумагой — он даже не успел принять душ, перед тем как помчаться за мною следом. Целую его горячие шершавые ладони. Люблю до боли в груди.

Глава 19

Мой контроль зиждется на тонкой, натянутой до предела нити. И только Таня, лежащая рядом, удерживает меня от безумия. Я глажу ее хрупкую спину, очерчиваю пальцами камушки позвонков. Время от времени касаюсь волос губами, а потом, не в силах сдержаться, жадно скольжу своими раскаленными шершавыми ладонями по ее младенчески-нежной коже, оставляя на ней ссадины и ожоги. Мне хочется выдернуть Таню из влажного кокона простыней и ото всех спрятать. Увести на край света, где никто и никогда не посмеет ее обидеть. Где нас никто уже не разлучит. Чтобы там, на краю мира, встречать с ней рассветы, наблюдая ее глазами, как, окрашивая небо розовым, рождается новый день. Еще один день нашей с ней вечности…

А пока Таня ворочается, царапает острыми сосками мою грудь, прижимается влажной открытой промежностью к моему бедру. Я тону в ее чувственности, уплываю в сонном мареве обжигающе знойного лета, рассыпаюсь на сотни песчинок и рождаюсь заново, орошённый дождем ее поцелуев.

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя.

Одновременно. Губы в губы. Таня вдыхает воздух со свистом, с ее уст срываются нежные тихие звуки, которые еще сильнее заводят меня. Она полностью открыта. Ведет языком влажную дорожку по моему животу, бесстыдно обхватывает рукой отяжелевшую мошонку и втягивает в рот член. Опускаю обе руки ей на голову, сжимаю крепко, задавая ритм, осязаю припухлость на ее щеке. Огненным цветком внутри распускается ярость.

— Что случилось? — сипит она, медленно отстраняясь.

— Он тебя бил, — утверждаю, не спрашиваю.

— Нет… Нет, Степа! Никогда раньше… только сегодня. Отвесил пощечину. Не знаю, что на него нашло. Но мне даже не больно, правда.

Плавно отодвигаю Таню от себя и, не находя места, вскакиваю с постели. Не то, чтобы я не почувствовал этого раньше, или не понял, что происходит. Но «увидеть» это пальцами… Это совсем другое. Отворачиваюсь к окну, обхватив гудящую голову руками. Слышу ее мягкие, кошачьи шаги. На пояс ложатся дрожащие ладони, чуть ниже лопатки — влажные поцелуи.

— Все хорошо, мой любимый, все хорошо.

Она меня утешает! До ломоты в затылке стискиваю челюсти.

— Что ты ему сказала? Почему он…

На секунду Таня замирает, а после ее руки сжимаются чуть сильнее.

— Ничего. Ничего не сказала… После того, как нельзя сказать «я люблю тебя», все остальные слова теряют всякий смысл.

Таня выбивает из меня все дерьмо своими словами. Я понимаю, о чем она говорит.

— Я так боялся не успеть, — шепчу едва слышно. Нет, я не пытаюсь тем самым усилить драматический эффект, мое горло действительно сжимается, стоит только представить, чем все могло бы закончиться. Меня накрывает волнами паники.

— Но ты успел. И Данька… Господи, он мне очень помог. Но даже если бы этого не произошло… Я бы не позволила случиться самому страшному. Я чувствовала невероятную силу. Как будто я действительно могла ему дать отпор. Понимаешь?

Медленно киваю и, обернувшись, изо всех сил впечатываю ее в себя. Я понимаю… Именно на такой случай я ее и подпитывал.

— Я в долгу перед Данилом. Ты правильно воспитала сына.

Таня кивает головой, и некоторое время мы молчим. Просто впитываем нашу близость, наслаждаемся тем, что нам никто не может помешать.

— О чем ты думаешь? — интересуюсь через некоторое время.

— О детях.

— Они у тебя чудесные, — повторяю в который раз.

Таня кивает головой и, словно желая заглянуть мне в глаза, немного откидывается в моих руках.

— Конечно. Но я не об этом.

— А о чем же?

— Как так получается? Почему в неподходящих парах вообще рождаются дети?

— Потому что это обычная физика, опять же не имеющая отношения к магии. Помнишь, мы уже говорили о том, что мужчина — накопитель и преобразователь космической энергии? Он может ее просто концентрировать, или же передавать.

— Женщине. Я помню.

— Да. Она захватывает эту энергию посредством матки и яичников, чтобы воплотить её в физическом плане. При оплодотворении возникает якорь — материальный объект-носитель, на который «записывается» тот, кому суждено родиться. Проще говоря, в процессе секса вихрем энергии захватывается Душа будущего ребенка.

— А чем отличается процесс зачатия в магическом сексе?

— Ничем и всем сразу.

Хреновое объяснение, я понимаю. Таня неуверенно кивает и, не задавая больше вопросов, вновь кладет голову мне на грудь.

— Ты не подумай, я ничего такого не планирую… Интересно просто, — вдруг выпаливает она.

— Чего такого? — осторожно уточняю я.

— Ну… детей там… И… В общем, я не стала бы привязывать тебя к себе ребенком.

Это больно. Это, мать его, очень больно. Осторожно запрокидываю ее лицо.

— Ничего не привяжет меня к тебе сильнее, чем ты сама. Даже если мы родим десяток детей, которых я, признаться, очень бы хотел.

— Хотел бы?

Не знаю, почему ее голос звучит настолько шокированно.

— Да. Я хочу детей. Потому что я люблю тебя. Потому что общий ребенок станет точкой закрепления нашего Эгрегора и его проявлением. Обладая абсолютно другим уровнем сознания, он будет совершенно особенным. Я в этом не сомневаюсь.

— Вот и все отличия? — через некоторое время потрясенно шепчет она.

— Да, в конечном итоге, — чередую слова и мягкие поцелуи. Наш разговор о детях немного притушил мою ярость, направив мысли в совершенно ином направлении.

— Я ведь старая, Стёпа… Никогда не думала, что решусь на это еще раз…