Наплыв
Шрифт:
– О-ля-ля! – Тут по-французски говорит на это эффектная брюнетка Шурочка-Санечка, всё чаще поглядывая на Лёньку. Так что и без переводчика стало ясно, что в душе она тоже блондинка.
Да и по всему видать, что ей тоже очень интересно. Ещё бы! Судя по всему, такая чайка на лету всё схватит! Но явно не у меня, как Лёнька подметил, слишком скромной птахи. Так и слава же богу!
Тем не менее, за моим столом эта чернявая птичка, похоже, вполне и возмутительно освоилась. Все бумаги, перед тем продуманно разбросанные мною в удобном для меня беспорядке, теперь собраны в одну пухлую стопку моих трудов за последние две недели. И на стопке той, особый шик, раскрытой ракушкой лежит пудреница. Припечатала заранее все мои мысли. И ещё какие-то тряпочки-косыночки. Сразу видать,
– А вы нам покажете, чем рожь от пшеницы и ячменя отличается?
– Ух ты! – Невольно восхитился Санька в дверях, прервав своё уважительное молчание. – И такие бывают! А чем трактор от комбайна хотите?! Или жатка от мотоцикла, а дизель от карбюратора?! Могу на пальцах!
– Покажем-покажем! Всё покажем! И как захотите! – Весело обещал, продолжая своё сольное выступление завсельхозотделом, рисуясь уж совершенно мужественным барбосом. – Главное, чтоб вы усвоили все мои показы! А также уроки. Вот, например… Всем слушать сюда! Например, говорю! Вся наша жизнь, действительно, очень интересна, как исключительно тонко подметила Леночка. Сегодня, в частности, мы всем отделом должны провести операцию под кодовым названием «Сливки». Вас вовсе не случайно к нам на усиление кинули, уверяю. Так что, девочки, вы сегодня с корабля на бал. Первый день своей преддипломной практики вы запомните на всю оставшуюся жизнь! Правда, Витёк?!
– Уж он постарается! – Мне, деваться некуда, пришлось подтвердить. – Уж он покажет вам как следует! Особенно на пальцах.
Своему кипучему шефу я по-прежнему внемлю благосклонно. Никогда не знаешь, какой фортель выкинет. Ни за что не соскучишься. А что ещё ему от жизни надо, как не возможности по любому поводу повыдрючиваться?! Девочки же, как видно, подвигают его и вовсе на что-то необычное. Как никогда проявилось его фирменное, свирепо-нежное обращение с женщинами. Почему он такой, неизвестно. Матюша, закадычный враг, утверждает, что в детстве Лёнька всё-таки был женат, но его супруга погибла смертью храбрых прямо на кухне – мужа неудачно покормила. Бусиловский же высказывал убеждение, что Лёнька никогда не был и не может быть женат, ибо он слишком влюблён в женщин, почти как поэт, чтобы любить одну. Искренне убеждён, что мужики гуляют не потому что кобели и сволочи. Точнее, не только поэтому. А потому что все женщины прекрасны.
Так что он и в самом деле сукин сын. Да теперь ещё и в ударе, видите ли. А когда сукин сын пребывает в ударе – это тоска, я вам доложу! Вот он резко отклоняется на спинку стула и, уперев сжатые кулаки в крышку стола, – так очевидно невольно воспроизводит оперативную стойку бывшего своего начальника по уголовному розыску, – довольно членораздельно произносит речь перед вдвое численно выросшим составом своего отдела:
– На-ша за-да-ча сос-то-ит в следующем: определить, насколько районный молокозавод объё… в смысле, обжуливает колхоз «Правда» на систематическом занижении жирности молока. Специально для вас придерживал тему, под прилавком, можно сказать. Будем спасать «Правду». Во всех смыслах.
Суть дела и в самом деле казалась достаточно неординарной, именно под-прилавочной. Неделю назад в редакцию пришло анонимное письмо из этого колхоза, в котором неизвестный доброжелатель под большим секретом, прямо на ушко сообщал нам о преступном бездействии колхозных центрифуг, с помощью которых определяется жирность молока, о том, какие благодаря этому создаются великолепные возможности для хищений на молокозаводе. На летучке Белошапка долго вертел это письмо в руках и мы всем миром гадали – стоит ли возиться с анонимным секретом. Центрифуги действительно
не работают, это мы сразу установили, а вот хищения как обнаружить, здесь за что ухватиться?! Тут лишь уголовный розыск, а точнее ОБХСС и может справиться. На молокозаводе такие спецы-жуки сидят, что любого газетчика, каким бы знатоком он ни был, в два счёта обведут вокруг пальца. И плакала тогда народная вера в газету, как последнее прибежище справедливости.– И куды тогда бечь?! – шутливо возоплял Лёнька.
– Так берёшься, Лёня? – В который раз спрашивал редактор.
– Дохлый номер! – Мотал Лёня головой и уточнял: – Потому как милиция рыла там и ничего не раскрыла. Всё гладко. Всё сходится.
По сути Лёньке просто не хотелось связываться с этим обременительным, хлопотливым, да ещё чрезвычайно сомнительной отдачи делом. Тогда не хотелось. А может и вправду боялся потери читательской веры в себя, любимого.
– Ладно, пусть пока полежит, – вздыхал редактор и, сунув анонимку в стол, переходил к следующему вопросу.
И вот теперь Лёньке вдруг захотелось. Может, перестал бояться. Или понял куда бежать, в случае чего. Конечно, теперь, в компании с девчонками он это запросто, хоть на край света. То ли материал отлежался, то ли элементарное вдохновение сыщичье наконец сошло на белёсу буйну головушку. Во всяком случае, малопредсказуемый завсельхозотделом внезапно встряхнулся и поднял в присутствии в сущности посторонних для редакции особ такое дохлое, как сам считал, дело. Глянув на меня и сообразив о чём я думаю, он слегка запнулся и всё же невозмутимо продолжил:
– План разработан скрупулёзно, в деталях. Твоя задача, Витёк, раздобыть несколько бутылок с плотно притирающимися пробками. Можно из-под шампанского. И можно пустых. Моя же задача – обеспечить рейдовую сыскную бригаду двумя видами транспорта. Может быть, наши юные коллегини остерегаются принимать участие в расследовании, которое обещает стать поистине блистательным и соответственно незабываемым? И жаждут всё-таки сохранить молодые жизни для грядущих поколений? – Это его несло на предмет проверки того, насколько практикантки клюнули на его тупую удочку. – Погонь, стрельбы, трупов и прочих очаровательных мелочей в этом деле, к сожалению, не гарантирую. Хотя всякое может случиться. Это если честно.
– Что вы, что вы?! – Клюя восторженным дуэтом, тараторят Леночка и Сашенька. – Это ж так интересно! Так замечательно! Перестрелки, погони там всякие!
Вот и приплыли. Теперь всем нашим делам-заботам каюк. Да ещё в разгар уборочной страды! Нашёл же время! Можно было и осенью, после завершения уборки взяться. Чёртовы бабы, как всегда выбрали безукоризненный момент поломать все планы мужикам! Сидели бы там у себя где-нибудь и не рыпались!
– А что нам надеть? – Доверчиво звучит главный от сотворения мира женский вопрос. – Брюки можно?
– На ваше усмотрение! – С изысканным благородством истинного денди отвечает Лёнька. – Но можно и без них обойтись. Ещё вопросы есть? Тогда без шуму и пыли по вновь утверждённому плану – аллюр три креста! Вперёд!
– Выйдем, курнём? – Дождавшись паузы, предложил я.
– Пока отдыхайте, девочки. – Соглашается, нехотя поднимаясь из-за стола. Лёнька. – Мы быстро. Вернее, это он быстро. А мне ещё кое-куда надо. Ариведерчи!
– Ах, какие вежливые, хорошие ребята! Если б они ещё и получше одевались! – Слышим в коридоре Сашенькино меццо. Но это, конечно, была просто констатация совершенно очевидного факта – но куда деваться, с нашими-то зарплатами?! А всё равно обидно.
– Откуда эти сраные богиньки?! – Сердито спрашиваю Лёньку на крыльце.
– Практикантки? – Уточнил заведующий сельхозотделом. – С журфака, вестимо. Наш университет. Месяц или два, там будет видно, попрактикуются, мягко говоря. Приготовятся, пташки, к суровой журналистской жизни. Но очень уж серьёзные. Карьеру пришли учиться делать. Это у нас-то! Смех и грех. Попросили шефа закрепить их за самым трудным отделом. Так что, наверно, ещё и комсомолки. Поэтому, естественно, прямым ходом к нам и попали. Так что именно суровые будни мы им теперь и должны обеспечить. Иначе не вырастут бедные. Думаю, ты сразу догадался, что, прежде всего, в профессиональном смысле. Впрочем, вижу, ты полностью готов к педагогическому подвигу.