Наплыв

– У нас тоже такой «Урал». Он действительно быстро бегает. Когда есть от кого. Ха-ха-ха! – И продолжала ещё минуты две заразительно смеяться. При нашем полном, почти благоговейном молчании. Потом млечная царица разом оборвала смех, стёрла бритвенную улыбочку и с суровой важностью изрекла:

– Что ж, в порядке исключения можем помочь. Пройдёмте сюда.

И вот нехорошим голосом взвыла, а потом мерно загудела центрифуга и вскоре в наших руках оказался документ исторической важности: портвейн № 1 – жирность 3,8 процента, вермут № 2 – 3,9 процента, столичная № 3 – 3,79 процента и, наконец, жигулёвское № 4 – с жирностью 3,83 процента.

– А эта центрифуга у вас правильно работает? – Озабоченно, прикинувшись окончательным простофилей, смотрю я на проценты.

– Эта? – Снисходительно усмехается Татьяна Васильевна. – У нас все правильно работают. Не только эта.

Я решил немедленно воспользоваться ситуацией и перестраховаться:

– А вдруг нам не поверят? Знаете что, давайте по этим номерам записи соответствующие и на бутылках сделаем, мы тут всё подготовили вчерне, – протягиваю я Татьяне Васильевне отпечатанные на машинке акты. – И на этих актах. Только проценты жирности проставим и подмахнём.

– Как скажете. – Поджала Иванова губы, это которые как лезвия опять показались, того и гляди, вправду зарежет. – Мы за свои анализы отвечаем.

– И заведующая лабораторией пусть распишется, будьте добры, для крепости. Благодарим вас! Вы очень-очень нас выручили, честное слово! Всего вам доброго. По местам, народный контроль!

Всё! Вроде не переборщил. Или мне так показалось.

Вне себя от гордости за с блеском провёрнутую комбинацию, я совсем забыл о великом начальнике Лёньке, которого даже комары отныне не кусают, о капающем из картера масле и так газанул по асфальту, что бедная Сашенька, прыгнув было на сиденье за моей спиной и ещё не успев слиться с ним в единое целое, чуть не упала.

Только проскочив пару сотен метров и завернув на другую улицу, я заметил в зеркале заднего вида висящую на багажнике с перекошенным лицом практикантку и выскочивший как из засады кадиллак. Естественно, пришлось вспомнить о девушке, о шефе и о предстоящей финальной стадии операции «Сливки». Санечка-Шурочка, конечно, осталась жива, её наряды тоже, но на мотоцикл журфаковская богинька больше не садилась. Благоразумно перебежала опять в полуторку, приостановившуюся рядом.

Потом мы всей нашей механизированной сыщицкой колонной отъехали ещё и ещё, вроде как от греха подальше.

– Послушай-те-е, ребята-а. – Выбираясь из мотоцикловой коляски, когда мы остановились на порядочном отдалении от завода, заговорила принципиальная богинька по имени Лена; ей стало совсем неинтересно, даже дефектность её куда-то пропала. – По-моему, мы поступили всё-таки нечестно, не по-журналистски.

– Что ты имеешь в виду, журфак несчастный? – сняв шпионские очки, выпрыгнул из кабины Лёнька.

– Зачем нам было нужно выдавать себя за народных контролёров из Кировского района? Взяли бы и сказали честно – мол, из редакции, просим проверить жирность молока с таких-то ферм. Разве нам отказали бы?!

Эх, молодо-зелено. Естественно, Лёнька это в момент подсёк, но, будучи галантным и неженатым, а точнее неженатым и потому исключительно галантным, по собственному выражению, «непокобелимым» (все женщины прекрасны), принялся мягко, чуть ли не даже педагогично втолковывать практиканткам.

– Они, на заводе, ещё спасибо сказали бы за то, что предупредили о проверке. Это минутное дело – посмотреть, какая у них была зафиксирована жирность молока с этих ферм вчера, позавчера, за всю неделю. На том же, среднем уровне обязательно оказалась бы жирность молока и в наших пузырьках. Так что о журналистской этике, которую вы сдавали у себя в университете, пока помолчим.

– И требовательно протянул ко мне руку. – Гони сюда акты!

Затем быстро перелистал их и прояснел ликом.

– Орёл! Не напрасно я на тебя надеялся. Вот, молодёжь, учитесь! Пока окончательно не утверждаю, но мой внутренний голос произнёс: «Лёня, твоя группа вышла на правильный след». А ему можно верить, гарантирую! Вот, сравните эти проценты со средним показателем по колхозу за последнюю декаду – 3,75 – и вам станет ясно – горячо! Искомые мышки, шебуршащие в государственном кармане, где-то рядом. И мне хочется сделать стойку на эту крупную дичь, прикинувшуюся мелкой. А вам, правдолюбки?! Или вернёмся и скажем уважаемой Татьяне Васильевне, что мы нечаянно или по моему злому наущению нарушили журналистскую этику. Давайте, мол, просто по-человечески поговорим в открытую, а? Признайтесь честно, что вы ворюга. Вот вы подходите и говорите, застенчиво потупив глазки: тётя Таня, а ты ворюга? Видите ли, девочки, благодарно ответит вам тётя Таня, работа у меня такая. И быстро-быстро спрячет все концы в воду. А потом ещё и ручки вам пожмёт, пока не оторванные. Может даже на мороженое даст. Догонит и опять даст. Ну, готовы вот так? То-то же. Поэтому пусть всё это будет для вас, коллегини мои прекрасные, первым уроком на практике: способы взятия материала могут быть самыми различными, без нарушения, конечно, основ нашего замечательного законодательства и горячо любимого уголовного кодекса. Вывод из собранных фактов – может быть только один и абсолютно честный – статья в газете. Запомните это на всю оставшуюся жизнь. Да продлит аллах её на веки вечные! – И сложил ладони лодочкой перед собой.

– Всё-таки способы бывают разные, честные и не совсем. – Комсомолка Ленка всё ещё с сомнением качала и качала головкой.

Конечно, говорила она сущую правду, прямо как селёдку резала, короче, запросто. Однако именно это-то нам вдруг и не понравилось. Может потому что явно конкурентка обрисовалась, в области правдолюбия. Что наверняка далеко пойдёт и нас наверняка обскачет. А нам это надо?!

– Вечно ты, Ленка, сомневаешься! – Вдруг возмутилась даже Сашенька-Шурочка. – Во-первых, что нечестное мы совершили? Какая, собственно, разница, откуда мы и зачем нам эти анализы? Мы молоко не разбавляли и жира в него не добавляли, не убавляли. Это всё фиксируют акты. Так? А, во-вторых, я бы, например, на всё согласилась, всё сделала, лишь бы установить истину, правду.

Во как! Бывает же такое!

– Так истину или правду? – Попытался было я установить.

– Правду! – Гордо уточнила Сашенька.

– А, тогда другое дело. – Как-то сразу все успокоились. Вот это по-нашенски! В гробу мы теперь видали эту истину!

– Учтём ваше согласие на всё и установим! Истину. Как правду. Тьфу! Или наоборот. – Пообещал зачумленный Лёнька. – Но на будущее, в общении с нами, настоящими мужчинами, любящими именно правду и ничего, окромя её, советую никогда не сомневаться. В нас, прежде всего. Мы, то есть я, правы всегда.

– В смысле, истинны?! – Ввернул я.

– Да пошёл ты! Грамотей! Задолбал!

Я поощрительно похлопал в ладоши заболтавшемуся начальнику. Дорогой, да ты и есть сама правда. А он продолжил, нетерпеливо подняв руку:

– Теперь вы на этом кадиллаке домой, а я на вашем россинанте к заводу.

– Нельзя. – Перестал я ему аплодировать. – Мой новый друг Татьяна Васильевна хорошо запомнила не только породу россинанта, но и его масть. У них на заводе есть такой же. Так что директриса сразу всё поймёт. К сожалению, эта тётя Таня слишком смышлёная и необыкновенно злая. По губам видно. Не забывай, к тому же, что шеф запретил тебе верховую езду.

– Это-то ничего, ради дела простил бы последний раз. А вот насчёт породы и масти тут ты, наверно, прав. Ладно, Саня, давай разворачивайся, поедем снова в засаду!

– Опять одни остаёмся?! – Возмутился Санька по пояс высунувшийся из кабинки и внимательно, аж уши двигались, слушавший нас. – А девчонки?! Этому перехватчику оставлять? Ты вообще соображаешь, шеф?!

– Н-никуда они не денутся. – Заколебался было Лёнька и потом всё же решивший. – А Витьку я доверил бы и свою жену, если бы не дай бог она у меня была. Всё! Поехали! Нечего глазки выпучивать, конъюнктивит заработаешь. Полны-ый назад! Бывайте, старичок и старухи – не кашляйте!