Наполеон

Лучшего места для Наполеонова ада сам дьявол не выбрал бы.

«Английские дипломаты, когда он попался им в плен, более всего желали, чтобы кто-нибудь оказал им услугу — повесил или расстрелял его, а когда никого не нашлось для этого, решили посадить его под замок, как карманного воришку, pick pocket», — говорит лорд Росбери.

«Если бы англичане убили Наполеона сразу, это было бы великодушнее», — говорит Лас Каз, соузник императора. [1062]

«Я себя не убью, — говорит он сам, — я не сделаю этого удовольствия моим врагам… Я поклялся выпить чашу до дна, но, если бы меня убили, я был бы рад». [1063]

1062

Las Cases E. Le memorial… T. 4. P. 317.

1063

O'M'eara В. E. Napol'eon en exil. T. 1. P. 50, 121.

И вспоминая недавний расстрел короля Мюрата в Калабрии: «калабрийцы оказались менее варварами, более великодушными, чем люди из Плимута». [1064] — «Если бы я узнал, что получен приказ о моем расстреле, я счел бы это за милость и был бы счастлив». [1065]

Долго люди не могли поднять и связать исполина, заснувшего летаргическим сном, но подняли, наконец, связали, уложили в гроб и забили крышку наглухо.

15 октября 1815 года, после семидесятидневного плавания, «Нортумберленд» кинул якорь в Джемс-Таунской гавани. Лонгвуд был еще не готов. Узник поселен в загородном домике английского купца Балькомба, в поместье Бриары — Шиповники, и только 10 декабря переведен в Лонгвуд. Три тюрьмы, три гроба, один в другом: первый — океан; о. Св. Елена находится почти в двух тысячах километрах от мыса Доброй Надежды; второй — окружность острова, в сорок четыре километра; третий — внутренний, двенадцатимильный круг, охраняемый цепью часовых, где узнику разрешено двигаться, ходить пешком и ездить верхом. Английский лагерь расположен в ста шагах от лонгвудского дома, перед самыми окнами его, так что шагу нельзя ступить, не наткнувшись на английский штык. В девять часов вечера караульные посты сближаются, и дом окружен ими так, что никто не может ни войти, ни выйти, не быв замеченным. Всю ночь патрули обходят дом дозорами. Все места, где может или кажется только что может причалить лодка, заняты караулами, а также все ведущие к морю тропинки, даже такие крутые, что император, при тучности своей, не мог бы спуститься по ним, не сломав себе шею.

1064

Las Cases E. Le memorial… T. 4. P. 317.

1065

O'M'eara B. E. Napol'eon en exil. T. 1. P. 228.

За долгие годы походов он так привык двигаться, что частые и дальние прогулки верхом необходимы ему больше чем для здоровья, — для жизни. Но, почти тотчас по прибытии в Лонгвуд, он отказывается от них почти с отвращением: «я не могу вертеться, как белка в колесе; когда я чувствую под собою лошадь, мне хочется скакать, куда глаза глядят; но знаю, что нельзя, и это мука несносная!» [1066] Доктора грозят ему опасной болезнью, если он не будет ездить верхом. «Что ж, тем лучше, скорей конец!» — отвечает он равнодушно.

1066

Las Cases E. Le memorial… T. 4. P. 317.

Двигался, работал, действовал, стремился, боролся всю жизнь, и вот вдруг остановка, недвижность, бесцельность, праздность, покой — смерть. «Этот переход от деятельной жизни к совершенной неподвижности все во мне разрушил». [1067] Разрушение начинается с духа, в его глубочайшей сущности, — воле. Воля всепожирающая, сила духа беспредельная, обращенная некогда на мир, теперь обращается на него самого и терзает, пожирает его. «Будешь пожирать свое сердце», — как предсказал ему Байрон. «Казнь покоя», — как чудно определяет Пушкин.

1067

O'M'eara B. E. Napol'eon en exil. T. 4. P. 77.

Ужас жизни в том, что она растянута и раздроблена до бесконечности. Чашу смерти пьет по капле. «Меня убивают булавочными уколами, on m'assassine `a coups d''epingles», — жалуется однообразно, стонет все одним и тем же стоном. «Булавочными уколами убивают того, кого победить едва хватило союзных армий всей Европы». [1068] Человек, раздетый донага, привязанный к столбу, обмазанный медом и отданный на съедение насекомым.

Ужас казни — позор. «Зрительные трубки всей Европы обращены на Св. Елену». Все Фуше и Талейраны, Веллингтоны и Блюхеры, хамы всех времен настоящих и будущих, смотрят и ждут, когда-то голый закорчится под мушиными жалами.

1068

Gourgaud G. Sainte-H'el`ene. Письмо императору Александру I.

«Я поклялся выпить чашу до дна». Но, только начав пить, понял, что чаша бездонна. Страшно задыхаться в гробу полумертвому; но насколько страшнее — живому, бессмертно-юному!

«Что это говорят, будто он постарел? Да у него еще сорок кампаний в брюхе!» — воскликнул один английский солдат, увидев Наполеона на Св. Елене. [1069]

«Я чувствую себя таким же сильным, как прежде; не устал, не ослабел, — говорит император в начале плена. — Я сам удивляюсь, как мало подействовали на меня последние великие события: все это скользнуло по мне, как свинец по мрамору; тяжесть согнула пружину, но не сломала: она разогнулась с прежней упругостью». [1070]

1069

Las Cases E. Le memorial… T. 2. P. 140.

1070

Ibid. T. 1. P. 504.

В играх его с девочками Бэтси и Дженни Балькомб, дочерьми Бриарского хозяина, видно, что в сорокашестилетнем Наполеоне все еще маленький мальчик. Шалит, проказит, смеется, бегает, играет в жмурки, не только для них, но и для себя.

Через много лет после смерти его старушка Бэтси не может вспомнить о нем иначе, как о четырнадцатилетнем ровеснике. [1071]

Вечная юность — надежда вечная.

«Рано или поздно, мы уедем отсюда в Америку или Англию». [1072] — «Я полагаю, что, когда дела во Франции придут в порядок и все успокоится, английское правительство позволит мне вернуться в Европу… Только мертвые не возвращаются». [1073] Но, про себя, знает, что можно сделать обратный вывод: кто не возвращается, — мертв.

1071

Abell L. E. Napol'eon `a Sainte-H'el`ene. P. 31, 41.

1072

Gourgaud G. Sainte-H'el`ene. T. 1. P. 231.

1073

O'M'eara B. E. Napol'eon en exil. T. 1. P. 74.

— Если вы меня покинете, — говорит генералу Гурго, — я, может быть, буду во Франции раньше вашего… Там все в брожении; надо терпеливо ждать кризиса. Мне еще долго жить, моя карьера не кончена. [1074]

Надеется, что Св. Елена будет тем же, что Эльба; английская партия «бунтовщиков» (Riots), желая иметь его своим вождем для защиты народных прав, овладеет несколькими портами Англии, вышлет за ним корабли и отвезет его во Францию, чтобы свергнуть Бурбонов. [1075]

1074

Gourgaud G. Sainte-H'el`ene. T. Z P. 129.

1075

Ibid. P. 124.

В Рио-де-Жанейро арестован французский полковник, желавший пробраться на Св. Елену на паровой шлюпке, чтобы освободить императора. Если одному не удалось, может удастся другому.

Мальчик-гардемарин с английского фрегата «Конквирор», в Джемс-Таунской гавани, что-то кому-то шепнул, и в Лонгвуде праздник: «сами-де англичане думают, что император скоро вернется на трон»! [1076]

— Предложи мне Франция сейчас корону, я отказался бы, — говорит он, но тут же прибавляет: если бы не был уверен, что это единодушное желание нации! [1077]

1076

Ibid. P. 259.

1077

O'M'eara B. E. Napol'eon en exil. T. 1. P. 117.

А за недостатком Франции есть Америка:

— Как знать, не оснует ли ваше величество обширной империи в Америке?

— Нет, я слишком стар. [1078]

В старость свою, однако, не верит.

— Мне еще пятнадцать лет жизни! — говорит в марте 1817 года, а в октябре, перед самым началом смертельной болезни:

— Мне еще нет пятидесяти, здоровье мое сносно: мне остается, по крайней мере, тридцать лет жизни. [1079]

1078

Gourgaud G. Sainte-H'el`ene. T. 1. P. 522.

1079

Ibid. T. Z Р. 346.

Это в хорошие минуты, но есть и другие:

— Думаете ли вы, что, когда я просыпаюсь ночью и вспоминаю, чем был и чем стал, не бывает и у меня скверных минут? [1080]

Что же значит эта бесконечная надежда? Значит бесконечное мужество.

— Как вы изменились! — говорит впавшему в уныние и замышляющему измену генералу Гурго. — Хотите, я вам скажу почему? У вас нет мужества. Мы здесь на поле сражения, а кто уходит из сражения, потому что ему не везет, — трус! [1081]

1080

Ibid. P. 430.

1081

Ibid. P. 206, 210.