Наполеон
Шрифт:
«Я не добр, — говаривал, — нет, я не добр; я никогда не был добрым; но я надежен, je suis s^ur». [1133]
Надо быть «надежным», чтобы думать о чужом голоде, когда самого тошнит и рвет.
Ночью в потрясающем ознобе, под «режущей бритвой» боли, диктует две Грезы, R^everies: первая, неизвестно о чем, — может быть, горячечный бред, а вторая — «о наилучшем устройстве Национальной гвардии для защиты Франции от чужеземного нашествия». [1134]
1133
Holland H. R. Souvenirs des cours de France… P. 198.
1134
Masson F. Napol'eon `a Sainte-H'el`ene. P. 473.
— А
Похоронить себя завещает на берегах Сены, «среди того французского народа, которого так любил», [1136] или «на Корсике, в Аяччском соборе, рядом с предками».
— А если меня отсюда не выпустят и мертвого, положите там, где течет эта вода, такая свежая, такая чистая! [1137]
1135
Antommarchi F. Les derniers moments de Napol'eon. T. 2. P. 105.
1136
Las Cases E. Le memorial… T. 4. P. 240.
1137
Antommarchi F. Les derniers moments de Napol'eon. T. 2. P. 100.
Каждый день приносили ему воду из соседней долины Герания, где под тремя плакучими ивами был холодный и чистый родник. Воду эту, за время болезни, он полюбил особенно. Каждый раз, отведав, говорил:
— Хорошо, очень хорошо! C'est bon, c'est bien bon! [1138]
Завещая себя похоронить рядом с источником, как бы отдаривал за нее Землю Мать последним, что у него оставалось, — прахом.
«Я умираю в римской, апостолической вере, в которой родился», — говорит в завещании. [1139]
1138
Masson F. Napol'eon `a Sainte-H'el`ene. P. 476.
1139
Las Cases E. Le memorial… T. 4. P. 640.
Так ли это?
В самом начале болезни просил дядю, кардинала Феша, прислать ему двух священников, «чтобы не околеть, как собака». [1140] Тот выслал ему двух старых корсиканских аббатов, о. Виньяли и о. Буонавита.
21 апреля, когда больной понял, что умирает, он призвал о. Виньяли и сказал ему:
— Знаете ли вы, что такое chambre ardente? [1141]
— Знаю, ваше величество.
— Служили в ней когда-нибудь?
1140
Masson F. Napol'eon `a Sainte-H'el`ene. P. 434.
1141
«Огненная часовня» — «полуелей» надгробный.
— Нет, государь.
— Вы будете служить в моей. Когда я буду отходить, вы устроите алтарь в соседней комнате, поставите на него чашу с «дарами» и будете читать молитвы на отход души. Я родился в католической вере и желаю исполнить все ее обряды и получить все напутствия.
В эту минуту доктор Антоммарки, стоявший в ногах больного, усмехнулся.
— Глупости ваши, сударь, мне надоели! — воскликнул император. — Я могу извинить ваше легкомыслие и дурные манеры, но бессердечие не прощу никогда. Ступайте вон!
Тот вышел.
— Когда я умру, — продолжал Наполеон, обращаясь к духовнику, — вы меня положите в Chambre ardente и будете в ней служить, не переставая, до самых похорон.
Помолчал, потом заговорил о родном селении о. Виньяли, на Корсике, о домике, который он там хотел себе построить, и о приятной жизни, какой он в нем заживет. [1142]
О. Виньяли стал
на колени, поцеловал свесившуюся с постели руку больного и вышел из комнаты молча, с глазами полными слез; может быть, понял, что не надо говорить о небесном тому, кто так хорошо говорит о земном.1142
Masson F. Napol'eon `a Sainte-H'el`ene. P. 478; Antommarchi F. Les derniers moments de Napol'eon. T. 2. P. 87.
Две недели прошло — две недели смертных мук. Об о. Виньяли император как будто забыл, а если помнил, то все откладывал. Наконец, 2 мая, послал за ним, но велел ему прийти в «гражданском платье», «en costume bourgeois» и «никому не показывать того, что он несет», т. е. чаши с дарами. Это приказание повторил несколько раз. [1143]
«Кажется, Наполеон желал получить напутствие церкви, но признаться в этом стыдился, зная, что многие сочтут это слабостью, а может быть, и сам считая тем же», — вспоминает лорд Голланд со слов Монтолона. [1144]
1143
Masson F. Napol'eon `a Sainte-H'el`ene. P. 479.
1144
Holland H. R. Souvenirs des cours de France… P. 234.
Духовник вошел к умирающему и остался с ним наедине. Маршан, стоя у дверей соседней комнаты, никого не пускал. Через полчаса о. Виньяли вышел и, в простоте сердца, нарушая волю императора, объявил, что исповедал и отсоборовал его, но причастить уже не мог, «по состоянию его желудка». [1145]
После таинства ничто не изменилось в умирающем: так же был «прост и добр ко всем», забывал себя для других, но ни о чем небесном не думал, — думал только о земном, землю одну любил до конца.
1145
Masson F. Napol'eon `a Sainte-H'el`ene. P. 479.
Через час по уходе о. Виньяли созвал приближенных и сказал им:
— Я умираю. Будьте верными памяти моей, не омрачайте ее ничем. Я освятил все добрые начала, перелил их в мои законы, в мои дела… К несчастью, обстоятельства были суровы, принуждая и меня к суровости в ожидании лучших времен. Но подошли неудачи; я не мог ослабить лука, и Франция была лишена свободных учреждений, которые я предназначал для нее. Но она не осудит меня, потому что знает мои намерения, любит мое имя, победы мои. Будьте же и вы заодно с Францией, не изменяйте нашей славе… Вне этого все позор и гибель! [1146]
1146
Antommarchi F. Les derniers moments de Napol'eon. T. 2. P. 107.
Кто так говорит, — ни в чем не раскаялся.
Два последних дня очень страдал, тосковал, метался, горел в жару; утоляя жажду родниковой водой из долины Герания, каждый раз повторял, точно благодарил кого-то:
— Хорошо, очень хорошо! Бредил сраженьями:
— Штейнтель, Дезэ, Массена!.. А, победа решается… Скорее, скорее в атаку! Мы победим! [1147]
В ночь с 4-го на 5-е с минуты на минуту ждали конца. На дворе выла буря. Монтолон был один с императором. Тот что-то говорил в бреду, но так невнятно, что нельзя было расслышать. Вдруг вскрикнул:
1147
Ibid. P. 105.
— Франция… армия!
И, вскочив, бросился вон из постели. Монтолон хотел его удержать, но тот начал с ним бороться, и оба упали на пол. Умирающий сжал ему горло так, что он едва не задохся и не мог позвать на помощь. Наконец, из соседней комнаты услышали шум, прибежали, подняли, разняли их и уложили Наполеона в постель. Он больше не двигался. Это была последняя вспышка той силы, которая перевернула мир.
Весь день лежал, как мертвый; только по лицу видно было, что все еще борется великий Воин с последним врагом — Смертью.