Наречённая. Книга 2
Шрифт:
— Шед, твою мать!
Шед, отбившись от последнего лойона, разбежался, упав, кубарем перекатился, проскользнул под решёткой, что жадно и с грохотом грома пудовой тяжести вонзилась острыми зубьями в камни, едва не зацепив. Шед вскочил на ноги, заслоняясь щитом, ринулся к стражу, пронизывая Маара острым недовольством.
— Какая разница, рано или поздно Ирмус узнает, кто пришёл за ней, — бросил Маар, поднимая взгляд на стены.
Лойоны метались, торопясь вниз.
— Быстрее, — поторопил Ремарт.
Беглецы покинули двор, и уже через несколько ворот оказались на другой площадке, более узкой.
Древний колодец «горло Навриема» вырыт в сердцевине замка — вход в подземный лабиринт. Маар упёрся ладонями в край плиты, закрывающей лаз, навалился, намереваясь сдвинуть тяжеловесную плиту. Шед поспешил помочь, припадая своим весом рядом, толкая, надрывая мышцы. Истана молча стояла неподалёку, озираясь
Дно колодца топкое несмотря на то, что поверхность земли на много метров промёрзшая. Незамедлительно ринулись по одному из трёх тоннелей, что венами разносились в разные стороны. Следы оставались от их ног, но вскоре земля под ногами отвердела мерзлотой. Снова поворот, ещё один и ещё, и теперь можно не торопиться — их не найдут. Замок оставался позади. Королевская стража будет до самой ночи обшныривать ходы, а они уже будут далеко отсюда.
Истана, понурая, белая, как полотно, сжавшись, шла быстро, стараясь не отставать от мужчин.
«Ещё немного, потерпи, ассару».
Поглотившая темнота растянулась в вечность. Маар зажёг приготовленный Шедом факел, освещая давящие, покрытые серебристым инеем стены и низкий потолок. Шаги гулко отдавались далеко вперёд, обрывались в пропасти туннеля. Прошло ещё четверть часа, прежде чем они свернули в другой ход, примыкающий к рудникам, бесконечно длинный. В этих копях когда-то добывали драгоценные камни, выбрав тут всё подчистую, а ходы так и остались. Маар чувствовал закат, давящий и холодный, чувствовал порывы ветра и приближение бури, но они должны успеть выйти до темноты, до того мига, когда поднимется буран. Путь тянулся бесконечно, пока вдруг не повеяло стынью. По мере приближения к выходу, стены становились неровные, ход сужался, сменяясь скальными породами. Впереди показалась долгожданная пробоина, в ней тускнел холодный свет. Шед двинулся вперёд, проверяя безопасность пути. Снаружи их должны уже ждать лойоны Маара и приготовленные лошади. Подав знак о том, что всё тихо, Шед скрылся в белой пелене пурги. Пробоина врезалась прямо между скал, под слоями заснеженных глыб её с внешней стороны не так просто найти. Двое лойонов во главе с Фолком подвели взнузданных лошадей. Поднявшись в седло, Маар подхватил Истану, посадил впереди себя. Их ждал длинный путь, а ассару выглядела слишком изнурённой, к тому же одета легко. Она не стала сопротивляться, хоть пыталась не прислонятся к нему лишний раз. Прикрыв её полами плаща Маар в полной мере ощутил, какой тонкой она стала. Страж гнал прочь лишние мысли, стараясь не думать о том, что с ней было все эти дни. Он узнает обо всём позже, главное, что он вернул её себе. Всадники незамедлительно покинули горный кряж что тянулся в северной стороне Навриема, но всё же он был близко, слишком, чтобы задерживаться. Потому, торопясь, погнали лошадей дальше, углубляясь в скалы, прочь от побережья.
Буря поднималась, и порывы остервенелыми потоками качались и шелестели поверх гряды, что царапала брюхо тяжёлого, испускающего снежную крупу неба. Ночь близилась, ночью все следы заметёт — это хорошо, но с её приближением стихия нарастала и изнутри Маара. Она ширилась сгустком жара, проламывая рёбра, от близости ассару, от того, как она теперь, уставшая, измученная, разморённая в его жаре, прижималась спиной к его груди, уставшая бороться с самой собой. Маар стискивал зубы, до боли напрягая желваки, терпя резь в паху.
Знакомые Маару очертания местности оповестили о том, что вскоре они прибудут в назначенное место. Спустившись с гор в лесистую лощину, углубились в частокол. Ветер, словно ладони великана, загребал пригоршни снега, засыпая небольшой сруб горной сторожки, что приютился под разлапистыми старыми елями с серыми стволами.
Маар, остановив жеребца, бросил поводья на холку животного. Разбудив Истану, спрыгнул на землю, увлекая за собой девушку. Та едва на ногах держалась, сонно оглядываясь, хмурилась, уклоняясь от пронизывающего ветра. Лойоны повели лошадей в укрытие, Шед направился следом во двор.
Маар повёл Истану за собой, толкнул дверь, войдя внутрь, только тут отпустил девушку. Истана отошла от него ещё на несколько шагов, застыла. Камин сбоку от неё вспыхнул жарче, обдавая ассару горячей волной тепла, обливая её стан золотым густым светом. Снег на плаще таял быстро, мерцая каплями на ткани и на серебре её волос. В голубых глазах Истаны плавился огонь, она смотрела с вызовом и мрачно, сжимая губы, сейчас они были блеклые, бескровные, как
и лицо с заострившимися скулами и линией подбородка. Такой острой холодности Маар ещё не испытывал от неё.— Не ждала, что я приду за тобой? — страж стянул перчатки, швырнув на лавку, притулившуюся сбоку от двери, туда упал и тяжёлый, влажный от снега плащ. Пальцы Маара покалывало от возбуждения, от неровного потока непоколебимости и твёрдости, исходившего от Истаны.
Она упрямо молчала, наблюдая, как он скидывает сапоги, оставляя их у порога, как ступает на шкуры, расстеленные у камина. Дыхание Маара сбилось, как и ритм сердца, когда Истана пошатнулась, но не отринула, не попятилась, оставаясь отважно стоять на месте. Он потянул с себя наручи, тяжеловесную броню: они с грохотом упали на пол. Истана не шевелилась, смотрела неотрывно, смело, хоть и вздымалась грудь в глубоком частом дыхании. Маар не хотел её пугать, не хотел видеть в её глазах лёд презрения, он жаждал найти в них хоть малую крупицу тепла, толику радости, но не стоило ждать от ассару подобных чувств, не стоило надеяться, а Маар наделся, в глубине, тайно, пряча от самого себя теперь ставшее таким очевидным. В Колодце, когда целовал её, он почувствовал, что она рада ему, но теперь от этого зыбкого чувства не осталось и следа. Он ошибся, поддавшись на её беззащитность. Расчётливая холодная сучка, ничем не отличающаяся от остальных, воспользовалась его силой умело и холодно. Ответа и не требовалось, Маар прочёл всё по её глазам. Что он в ней нашёл, что гнался за ней, как умалишённый, убивая каждого на своём пути? В ответ ни капли благодарности. Истана пошла за Хирсом. Маару она желала смерти. Под кожу будто калёные спицы вогнали от этого понимания, причиняя боль адской силы. Ревность и злость громом разнеслись по телу, сотрясая его, вгрызаясь в кости гнилыми зубами, кромсая душу, вынуждая Маара корчиться внутри от боли, выворачиваться наизнанку. Истана только вытянулась струной и сжала кулаки, когда он в два широких шага оказался возле неё, угрожающе нависая.
— Хочу знать кто к тебе прикасался, кто брал. Прямо сейчас хочу знать, — он грубо сдёрнул с её плеч плащ, швырнув на пол, обхватил затылок, погружая пятерню в белокурые пряди, сжал в кулак, дёрнул, откидывая её голову назад, вынуждая Истану смотреть на него, сковывая подбородок пальцами.
Их взгляды схлестнулись. Маар ещё не видел столько боли, столько борьбы и презрения, её тонкие крылья носа судорожно вздрагивали, плотно сжатые губы белели возле его губ близко, жарко, слишком соблазнительно и сладко, чтобы удержаться. Он сильнее вдавил пальцы в белую кожу, заставляя смотреть ему в лицо неотрывно. Глаза Истаны заволокло туманом, теперь они потускнели, и в них безжизненно плескался огонь от очага. Беспомощная, отчаянная, ненавидящая его.
— Мне больно, — прошипела она.
Маар усмехнулся ей в губы, опуская на них взгляд. Он так долго ждал этого мига, вожделея, сгорая дотла собственного ада, все эти долгие дни прикованный к постели.
— Разве ты знаешь, что такое боль? — вернул он на неё взгляд. — Расскажи мне, ассару, какая она, может быть, я тебе поверю, может, мы найдём для себя что-то общее, что могло бы нас объединить? Мне ничего не стоит сломить тебя. Разбить ледяные стены, раздавить и стереть в прах.
— Можешь делать что угодно, но ты не получишь меня, исгар, — Истана задрожала, от гнева, от сопротивления, от бессилия, которое она душила в себе, зная, что бороться бесполезно — она проиграет. Знает и жалит сильнее, назло.
— Не хочешь, значит, тогда не будем терять время. Не терпится, когда ты раздвинешь передо мной свои стройные ножки, — прошипел глухо Маар, сдавив пальцами её лицо сильнее, провёл языком по плотно сомкнутым мокрым губам, собирая растаявший снег.
Член дрогнул, вставая колом, рвясь из штанов в готовности скорее оказаться в тугой сочащейся соком дырочке ассару.
Одним рывком Маар поднял её на руки и, перекинув через плечо, направился к лестнице, в несколько прыжков оказался на верхнем ярусе, ногой распахнул одну из дверей спальной комнаты. Истана шумно дышала, сопела и хваталась за его шею, но не сопротивлялась. Маар опрокинул её на постель, упал сверху, не давая вздохнуть, прижался к губам, пронизывая волосы пальцами, расплетая их, зарываясь в белые локоны. Он тянул, кусал, сминал бёдра, груди терзая неумолимо. Истана вскрикивала, пихалась, оттесняла его, царапала — только больше злила, распаляя ещё сильнее. Он целовал ещё нетерпеливее, жадно, торопливо, желая почувствовать, ощутить её вкус, ненасытно глотая этот дурман, выпивая его. Он сел, зажимая между коленями её ноги, стянул с себя одежду, расправив штаны, потянул их с себя, сдёрнул, швырнул в сторону. Истана смотрела на него со спесью и какой-то обидой. Не выйдет, ассару, можешь не стараться. Он видел, что с ней что-то не так — изменения были повсюду снаружи и внутри — и сходил с ума от этого.