Наречённая. Книга 2

Положив голову на руку, я закрыла глаза. В комнате было душно и влажно от наших тел и дыханий. Густой пряный запах Маара стал слишком острым для меня, я осязала, как он обволакивает и будоражит, тяжестью ложится на всё тело, невидимой оболочкой пеленает в кокон, давая чувство защищённости, укрытия, где меня никто не тронет, где могу не тревожиться. Странно и невозможно… только недавно мне хотелось бежать от него прочь без оглядки, прочь от его гнева, взгляда, безжалостности, тьмы, теперь хотелось остаться в этом бессильном состоянии рядом с ним.

Моё тело стенало, кожа, покрытая укусами, саднила и горела, как и губы, и соски, и лоно, в голове шумела кровь, тело требовало отдыха, слишком большая была нагрузка, а впереди, по-видимому, сложный путь. Ведь теперь, куда бы мы ни направились, нужно как можно быстрее оказаться дальше от Навриема…

Створка скрипнула — Маар ушёл, а я почти сразу провалилась в чёрный омут, ныряя на самое илистое дно.

Всё же мой сон был беспокойный, не покидало ощущение, что меня преследуют, идут по пятам, покушаются на мою жизнь, пытаясь отнять самое дорогое у меня, я, просыпаясь в зыбком страхе и онемении, часто дышала сквозь толщу, слыша голоса снизу, клала руку на живот, вспоминая причину своих тревог, и тогда страх уходил, и делалось невообразимо хорошо. Новые, ещё неведомые мне ощущения, чувства поднимали и колыхали во мне солнечные тёплые волны, что омывали меня, давали новые силы. Я проснулась от тягучего съестного аромата. Пахло так вкусно, что внутри спазмом завязался желудок, требуя еду. Голод сквозь дрёму остро заточил, до проступающей слюны во рту, выводя окончательно из сна.

Я открыла глаза, мутным взглядом осмотрев комнату, в которую Маар принёс меня, замечая обстановку: брусчатые стены, деревянный шкаф, стол, кровать — обычная мебель, видимо, это сторожка, перевалочный пограничный пункт, где могли остановиться путники после изнурительного перехода через горы.

Внизу всё так же слышались голоса, гулкие и неразборчивые.

Я приподнялась, скользя взглядом, выискивая одежду, и тут же вспомнила, что от неё остались только рваные клочья, испачканные чужой кровью. Едва только разразилась гневом, проклиная исгара, что он порвал платье, оставив меня голой, как вдруг обнаружила на стуле свой походной мешок. Даже остолбенела от удивления. Маар видимо принёс его, а я даже не услышала, так крепко спала. Тесно вдруг сделалось внутри от того, что страж мог принять это во внимание. От одного воспоминания об исгаре и о том, что произошло в этой комнате, зыбкая дрожь прошлась по позвоночнику.

Прикрывая руками грудь, будто тут был кто посторонний, я поднялась. Несмотря на то, что короткий сон принёс мне отдых, каждая мышца отзывалась болью, и тело, будто деревянное, тяжёлое, неповоротливое, как после длительного физического труда, плохо слушалось.

Оказалось, для меня было уже всё приготовлено: и родниковая вода, и чистые полотна, а на столе, накрытый полотенцем… ужин?

Торопливо собрав волосы и закрутив на затылке в узел, прежде сполоснула лицо и всё тело, что было покрыто бесчисленными отпечатками пальцев Маара, смывая следы нашей близости.

Прохладная вода разогнала остатки сна, голова стала вовсе ясной. Расходившись, я поняла, что и не всё так плохо, как казалось изначально, даже ноющая боль из мышц ушла, они обрели пластичность.

Бросив мешок на постель, вытряхнула все вещи, вываливая пёстрые одежды, те платья из лавки Улрике. Сверкнуло в тусклом свете масляной лампы и зеркало. Я подобрала его, заглянув, признаться, с опаской. И чуть не выронила из рук, с той стороны была не я и я в то же время. Черты моего явно похудевшего лица заострились, делая скулы резче, как очертилась линия подбородка и нос… Глаза казались очень большими, и в них стылые озёра, покрывшиеся тонким льдом, морозные, глубокие и… сияющие изнутри, как драгоценные камни. Они пугали даже своей какой-то неестественностью и в тоже время оголённостью. Но радовал румянец на щеках и насыщенный малиновый цвет губ.

Я вздрогнула и чуть не выронила зеркало, когда послышались ещё чьи-то чужие голоса внизу — кажется, прибыл кто-то, и я поторопилась, расправляя льняную сорочку и самые тёплые, что были в моём гардеробе, платья.

Одевшись и приведя волосы в порядок, подошла к столу, сняв белое полотенце с мисок. От ударившего в нос аромата жареной лосятины и сладко-терпкого вина я едва в голодный обморок не рухнула, так хотелось есть. Я, не думая, опустилась на стул, взявшись за приборы, разрезала ножом мякоть. Мясо таяло на языке соком, растекаясь по горлу — такой вкусной еды я ещё никогда не пробовала. Я никогда не наслаждалась с таким упоением вкусом еды, так что голова кружилась. Запивала маленькими глотками вязкого смородинового вина. Я съела всё до кусочка. Приятная тяжесть и лёгкий хмель значительно меня приободрили, и я готова была пуститься в путь прямо сейчас. Вытерев губы полотенцем, я поторопилась.

Собираясь с мыслями, быстро сложив всё в мешок, оставив его на кровати, я вышла из комнаты, пройдя той же лестницей. Внизу ярко горел камин, лойоны переговаривались, что-то обсуждая, я не сразу вникла в суть разговора. Но когда Фолк упомянул имя короля, я невольно замедлила шаг.

— …сегодня они казнили повитуху.

Дыхание застряло комом в горле. Всё-таки Ирмусэто сделал…

Втянув в грудь больше воздуха, я вышла в общую комнату, пропитанную духом мужицких тел, пота и вина. Лойоны, сидящие вокруг камина перед заставленным яствами столиком, стихли, вгрызаясь в меня взорами. Маар, что сидел в кресле расслабленно и одновременно напряженно, ободрал меня хмурым взглядом, опаляя огнём недовольства и чего-то острого, безумного. Ревности.

Маар оторвал взгляд от Истаны, понимая, что тонет в этих ледяных безднах её глаз, отвернулся, отпил вино, с грохотом поставил кубок на стол, устремляя взгляд на огонь, наблюдая краем глаза, как Истана присела чуть поодаль в свободное кресло.

— Кто-то должен ехать вперёд, кто-то — назад. Фолк, ты поедешь дальше на север, ты, Улф, будешь следовать позади, — заговорил он.

Шед искоса глянул на ассару.

— Ты, Шед, останешься со мной, — перехватил Маар его взгляд.

Страж коротко кивнул. Несомненно он понимал истинную причину такого разделения — не только обезопасить путь, но разогнать чужие взгляды подальше от собственности предводителя. Маар не нуждался ни в ком, у него достаточно силы, чтобы справится одному, но недостаточно глаз, где-то он может недосмотреть, а позволить себе такую оплошность страж не мог.

— Как доберёмся до Эмирандских холмов, возвращайтесь в Наврием.

— Думаешь, король погонится? — спросил Улф.

Маар поднял взгляд на лойона. Ещё как погонится. Если он хотел вытравить ассару, то он пойдёт до конца. Он не оставит всё так, он слишком жадный до своей власти и трусливый. Трусливый пёс не может оставить угрозу, не уничтожив её в зародыше. Страх порождает жестокость… К тому же Ирмус наверняка точит топор, чтобы обрушить на шею тому, кто пошёл против него. Маар на мгновение представил адское бешенство в глазах короля. Маар ван Ремарт стал его личным кошмаром, теперь уже наяву. Ирмус пойдёт попятам до самого Излома, чтобы избавиться от своего страха.

Мужчины обсуждали детали. Маар возвращал взгляд на Истану вновь и вновь, подмечая новые изменения в ней. Сейчас, после отдыха, её кожа стала светлее, цвет глаз — насыщеннее, а взгляд — мягче? Чепуха!

Впервые Маара выбило из строя, снесло с обочины, и он сорвался вниз, в пропасть, потеряв опору под собой, когда услышал от неё то, чего никак не мог ожить. Всё, что угодно, но только не это. Она беременна от него… Маара жгла эта мысль, пронизывала острыми шипами до самых костей так, что ломило грудь от жара, от нехватки воздуха, от непонятных ему чувств, совершенно путанных, неконтролируемых. Внутри него бурлил вулкан. Он закипал гневом от её упрямства, борьбы, и в тоже время её ранимый вид вынуждал тут же смягчаться. От одного воспоминания, как ассару бросилась к нему на шею, насаживаясь на его член, разрядом молнии простреливало позвоночник до самого основания, вынуждая его остро возбуждаться. Вожделение переполняло его каждый раз, когда думал о ней. Когда она находилась рядом, он мысленно трахал её, как хотел. Её близость дурманит, как запах самого изысканного цветка.

Страсть хмелем текла по венам, ошпаривая изнутри ядом, заставляя терять ум. Маару бешеным усилием воли приходилось сдерживаться, чтобы не раздавить её своей одержимостью. Сдерживаться, чтобы прямо сейчас не унести обратно в комнату и отыметь. Жаль, что у них так мало времени… БЕРЕМЕННА ОТ НЕГО.

Маар после того, как вышел из комнаты, не знал, за что взяться. В первую очередь нужно было обсудить путь, но в голове билась чёртова ассару! Маар чувствовал в ней плод остро, хлёстко, слишком осязаемо, чувствовал свою кровь в ней и на расстоянии. Гнев разливался тьмой, давил на череп. Он давно свыкся, что у него не может быть продолжения, что он — ОДИН. А эта ассару вздумала ещё защищаться, просить его о пощаде. Зачем она это делает, ведь она так ненавидит его, презирает… Маар не понимал. Его слепила ярость, он готов был убить прямо там в комнате, сразу, не раздумывая, уничтожить то, что было в ней, но её глаза, большие, чистые, умоляющие, ударили под самый дых. А потом её объятия… как она потиралась о его тело, ласкала его член дрожащими пальчиками, возбуждая до умопомрачения, обезоруживая его. Ей удалось взять себе управление над ним, контроль, и Маар злился безумно. Злился и на то, что она вышла из комнаты, и сейчас на неё глазели все. Страж бурно ощущал, как она рождала в лойонах желание, и это наказание и пытка, самая страшная для него. Он мог убить сейчас тех, кто решился ему помочь. Потому что они сейчас все глазели на её губы, на изгиб шее и хотели её, пусть неосознанно, не понимая, влияния её, но их кровь бурлила от вида её глаз и сочного тела, облачённого в золотистое платье, облегающее её формы, от блеска жемчужных волнистых волос, от её запаха, что был сейчас таким густым и ярким, как нектар. Разве Маар позволял ей выходить и сидеть с ними в одной комнате?! Ассару назло это делает, чтобы взбесить его.