Нарисуй мне дождь

С друзьями в первый день встретиться не удалось, все куда-то разбрелись, у каждого была своя жизнь: кто не вернулся с работы или с занятий, а некоторые, вообще ушли в плавание за дальние моря. Вечером, чтобы как-то скоротать время, я отправился в центр. В недвижимом воздухе медленно опускался крупный разлапистый снег и таял, едва коснувшись асфальта, превращаясь в масляно чернеющую грязь. Не так же само все лучшее, что есть в человеческих отношениях, соприкоснувшись с реалиями жизни, из белого снега превращается в грязь под ногами. Декадентские ассоциации, и не менее упадочная их интерпретация. Прохожих было мало, знакомых не было совсем. И уже не уныние, а тяжелые лапы отчаяния обнимали меня.

Ледяные натоптыши, покрывавшие асфальт, подтаяли и стали скользкими. Поскользнувшись на одном из них, я едва не упал. Сплясав на грани падения, я устоял на ногах. Исполненные антраша слегка меня взбодрили, а может и согрели. По крайней мере, у меня появился интерес к окружающему. Невдалеке, у сквера имени Карла Маркса, светилась красная неоновая вывеска «Перлина»⁴². Это новый бар, его открыли в старом овощехранилище. О нем мне рассказывали друзья прошлой осенью в мой последний приезд домой. Говорили, что сейчас это одно из популярных мест отдыха херсонской молодежи, но побывать в нем в тот раз мне не довелось. Пришло время исправить это досадное упущение.

По двум десяткам крутых ступенек я спустился глубоко под землю и миновав важного, чуть ли не в генеральской форме швейцара, вошел в бар. Подвал, как подвал. Впрочем, нет. Стены, в отличие от обычного подвала, здесь оббили свеже струганными досками, а в некоторых местах их обожгли паяльной лампой. Получился веселенький интерьер сгоревшей хаты. Вполне современно, но доканывал неистребимый дух гнилой капусты.

Из «овощей» в этом баре-хранилище, кроме меня, был еще парень с девушкой, они без устали тискали друг друга в темном углу погреба. Еще там было два сонных официанта, они молча сидели за одним из столов и осовело пялились друг на друга. Идти дальше было некуда, разве что вернуться домой, и я остался. В меню, кроме «Лимонного» ликера, водки и кубинского рома «Негро» ничего не было. Я никогда раньше не пил ром, но знал что это излюбленный пиратский напиток. В знак солидарности с кланом пиратов я заказал ром «Негро». Не зная его крепость, взял целую бутылку и, разумеется, закуску. Из закусок здесь был только соленый миндаль.

Примерно через час официант принес миндаль в очаровательной керамической тарелке, с выписанными цветной глазурью несуществующими на нашей планете цветами. При всей своей занятости официант нашел время надолго остановиться у стены подвала, и внимательно разглядывая, перетрогать с десяток сучков на струганных досках, а затем прогулочной походкой отправился на поиски рома. Его феноменальная медлительность меня не раздражала, спешить было некуда, домой идти не хотелось. Когда я съел весь миндаль, появился официант, его радости не было границ, он все-таки отыскал ром «Негро». Хотя у меня появилась мысль, что бутылка не выдержала и сама нашлась… А когда и этого оказалось мало, ей пришлось самой прыгнуть ему в руки, тут уж ему ничего не оставалось делать, как ее мне принести. В меню была указана только цена бутылки, а бутылка оказалась без малого литр, крепостью же ром не уступал нашей водке. Я хотел немного выпить и уйти, но человек предполагает, а бог… - он, делает по-своему.

В тот нескончаемый для меня вечер я выпил всю бутылку. Поначалу ром шел туго, акту проглатывания мешал сильный привкус раздавленных клопов, со временем процесс пошел легче. Уже поздней ночью на эстрадный подиум взобралось трое исполнителей: пианист, контрабасист и саксофонист. Чинно рассевшись на табуретках и обхватив свои инструменты, они погрузились в горестное оцепенение. Таким деликатным способом они призывали присутствующих заказывать им музыку. В погреб забрело еще несколько полуночных шатунов, но все они были парами, поговорить было не с кем. Если бы не кубинец «Негро», впору было б завыть от веселья.

Но тут ко мне за стол подсел такой же, как и я одинокий посетитель, которого так же, как и меня, сегодня не тянуло домой. От рома он наотрез отказался, ссылаясь на то, что его организм не принимает «Таракановки». Я же, употребив свое красноречие, убеждал его в том, что это совершенно другой напиток. Не вонючая «Таракановка», колдовское снадобье, настоянное на беспардонно оторванных лапках ни в чем не повинных тараканов, а «Таракановна» — благородный кубинский напиток, названный так в честь известной княжны Елизаветы Таракановой. При этом я воочию, не жалея живота своего демонстрировал ему, что ром «Негро» съедобный. Невзирая на мои старания, он упрямо стоял на своем, мой личный пример не произвел на него должного впечатления, очевидно относительно рома «Негро» он уже имел свой собственный опыт.

Переубедить его мне не удалось, он пил свою прозрачную водку, а я, приготовленную из оторванных членов членистоногих «Таракановну» и мы оба хохотали до упаду от этого нового названия. Посетителей не прибавилось, оставалось одно развлечение, - пить. Зато, когда я со своим новым знакомым начали танцевать только что изобретенный мною танец под названием «Медведь», смотреть на нас прибежал даже швейцар, который в своем расшитом золотыми позументами мундире был едва ли ни генерал, а выздоровевший от летаргии официант по первому моему намеку молниеносно выписал счет.

Домой я вернулся на автопилоте, упившийся в грязь. Говорят, детей, дураков и пьяных охраняют боги. Поэтому со мной ничего не могло случиться, все что могло, уже случилось. Я проснулся во второй половине дня и долго не мог понять, где я? Да и себя-то самого, осознал не сразу. Солнца не было, комнату заливал тоскливый серый свет. Во рту пересохло так, что там все потрескалось. Я с удивлением обнаружил, что укрытый теплым одеялом, лежу на полу, но где?… - не мог понять. Ром «Негро» продолжал свои козни. Над головой была знакомая с детства потолочная балка. Уставившись на нее, я старался сообразить, как я сюда попал. Старался, но не смог. Голова разрывалась от головной боли.

Надо вставать. «Вставай, поднимайся, рабочий народ…» - подбадривал я себя, но без толку. Сама мысль о предстоящем движении усиливала головную боль. Преодолевая головокружение, я все же поднялся и надолго остался стоять посреди комнаты. Поддерживая одной рукой раскалывающуюся голову, другой, стараясь унять гупающее сердце, с неимоверными усилиями стал припоминать уцелевшие в памяти обрывки вчерашнего вечера. Вспомнилось только, что рвался ехать в Запорожье, и с трудом согласился сделать это утром. Стыд и сознание вины сводили меня с ума. Я твердо решил сегодня же уехать, но денег на дорогу не было. Материальная зависимость от родителей довлела надо мной. Решено, найду себе работу. Днем буду учиться, а вечером, работать. Но все это In the Future Indefinite Tense⁴³, сейчас же, предстояло объяснение с родителями.

Который уж час я сидел за столом перед раскрытой книгой, без единой мысли в голове. Пришел с работы отец. Он вошел в гостиную, сел за стол против меня. Я знал, что он не будет ни в чем меня упрекать, но от этого не было легче. Разговор с отцом всегда вносил некий порядок в мой, раздираемый противоречиями внутренний мир. Он знал ответы на многие изводящие меня вопросы. В его суждениях чувствовалась уверенность мудрости, и временами у меня появлялась мысль, что ему удалось понять что-то такое, чего я никогда не смогу понять. Может, это только казалось?

Отец достал пачку «Примы», вставил сигарету в короткий пластмассовый мундштук, закурил и долго смотрел в окно, где в лиловых сумерках мелкие снежинки танцевали вокруг покрученных виноградных лоз. В углу окна появился узкий серп месяца. К вечеру стало подмораживать, в некоторых местах на стеклах уже белели чародейные папоротники. С чердака неслышно спустился домовой и громко мурлыкая, стал тереться о мою ногу. Да, тебя одного мы только и ждали.

— Во время войны я, как инфекционист был откомандирован в расположение соседней с нашим полком дивизии, — не спеша заговорил отец. — На передовой наступило временное затишье, обе стороны перешли к обороне. Шла позиционная война, ни вперед, ни назад. Мы и немцы в предыдущих боях понесли значительные потери и вынуждены были пополнять войска. Наши части усиленно передислоцировались, готовилось большое наступление. Вынужденная бездеятельность и постоянная опасность, подстерегающая на каждом шагу, разрушительно действовали на людей.