Нарты. Адыгский эпос

— Я настигну неизвестного и не отпущу, пока не ответит, кто он, откуда и как его зовут! — закри чал Насрен.

Он заморил гнедого, гонясь за Шауеем. Настигая всадника, Насрен крикнул ему вслед:

— Остановись, побеседуй со мной! Обещаю от дать тебе в жены мою единственную дочь — красавицу Акунду.

Но Шауей не остановился, не оглянулся, не ответил.

Тогда Насрен Длиннобородый крикнул:

— Мой дорогой гость, если не хочешь остано виться ради моей дочери, то ради моей седой бороды остановись и побеседуй со мною!

Шауей остановился и, повернувшись к Насрену, сказал:

— Мой отец — Канж, мать — Нарибгея. Я вы рос на ледяной вершине Ошхомахо. Зовут меня Шауей. Нарты, которых ты посылал мне вдогонку, наглецы и невежды: вопреки обычаю, они обогнали меня и преградили мне дорогу. Поэтому я их избил.

И, хлестнув Джамидежа, Шауей продолжал путь.

Насрену Длиннобородому очень хотелось побольше разузнать о могучем витязе, но вновь заговорить он не отважился.

Вернувшись к нартам, Насрен Длиннобородый рассказал им, что услышал. И нарты, гоня табун, отправились домой в глубоком раздумье.

Как Шауей встретился с Тотрешем

Сын Канжа, единственный сын Нарибгеи, стал прославленным нартом. Он превосходил всех витязей мужеством и отвагой, но попрежнему одевался в лохмотья и ел не слезая с коня.

Разъезжая по стране нартов, Шауей однажды встретился с Тотрешем, сыном Албеча. Тотреш был таков: кого ни встретит, непременно изобьет и ограбит.

Увидев Шауея, Тотреш был озадачен: "С оборванца нечего взять, и конь его никуда не годится, — подумал Тотреш. — Но хоть изобью мальчишку как следует и отниму у него меч". И вместо того чтобы пожелать всаднику доброго пути, Тотреш кинулся на него с поднятыми кулаками.

— Я тебя не трогаю, не трогай и ты меня, — от странился Шауей. Но Тотреш дерзко схватил его за шиворот.

— Отдай меч, иначе от тебя и твоей клячи останется лишь мокрое место!

— Кто отдает меч, падет от меча, — сурово от ветил Шауей. — Я ношу меч не для того, чтобы отдать его первому встречному! Поезжай своей дорогой, не задерживай меня!

— Кто не отдает, у того отнимают! — крикнул Тотреш, и конь его толкнул Джамидежа.

— Отдающий оружие — трус! Попробуй отнять силой, а лучше посторонись, — сказал Шауей. Но Тотреш кинулся на него и стал осыпать ударами.

Разгневался Шауей:

— Если хорошего не понимаешь, поймешь худое! — Он стащил Тотреша с коня, сунул разбойника под ремень своего стремени и отправился дальше.

Так он ехал долго. Наконец Шауей отвел ногу, и из-под стремени упал на землю полуживой Тотреш. Шауей поехал дальше, а Тотреш вскочил на ноги и кинулся вдогонку.

— Прости меня, могучий витязь, я тебя оскорбил! — кричал он, догоняя Шауея. — Я хотел бы с то бой породниться, если ты мною не гнушаешься!

— Я пока что родства не ищу. Отпустил тебя и будь доволен. Ступай своей дорогой, — ответил Шауей.

Но Тотреш не отставал:

— Я оскорбил тебя, а ты оставил меня в живых! Добрый витязь, породнись со мною, будь моим дру гом. Я все же старше тебя, снизойди к моей просьбе!

Шауей остановился и сказал:

— Я Шауей, сын Канжа, единственный сын Нарибгеи. Назови себя.

— Я Тотреш, сын Албеча. Окажи честь мне, по сети мой дом. У меня есть сестра — тонкостанная Данах. Я с радостью отдам ее тебе в жены.

— Ладно, приеду, — обещал Шауей.

К вечеру Тотреш добрался до дому. Мать Тотреша, Барымбух, увидев его бледным и угрюмым, догадалась, что с ним случилось недоброе, и спросила:

— Чем ты встревожен? Что приключилось? С кем ты повстречался?

— Пусть враг мой встретится с тем, с кем повстречался я! Но чем попусту толковать, приготовь-ка богатое угощение и как следует прибери кунацкую. Да скажи сестре моей Данах, чтобы она приоделась по лучше, — хмуро ответил Тотреш.

Когда все было готово, он сказал матери:

— Теперь зазывай к нам всех прохожих и проезжих, не разбирая, худо ли, хорошо ли одет гость. Пусть каждый ест и пьет вволю. Я жду витязя, одетого в лохмотья. Ему обещал я в жены красавицу Данах.

С этого дня Барымбух приглашала в дом всех прохожих и проезжих. Прошло много времени, а Шауей все не появлялся. Тотреш отправился в поход.

Как только уехал Тотреш, явился Шауей. Когда он вошел в дом, красавица Данах сидела за вышиванием и даже не взглянула на оборванца.

Видя, что на него не обращают внимания, Шауей снял со стены пшину Тотреша и, перебирая струны, запел:

Где Албеча сын Тотреш, Чье копье пронзает скалы? Я в твой дом явился гостем, А тебя и дома нет! Здесь обычая не знают, — Не встречают на пороге, В роге сано не подносят И не просят угоститься. А Данах, твоя сестрица, Тонкостанная невеста, Даже с места не привстала И присесть не попросила Гостя, званного тобой!

Услышав эту песню, Барымбух догадалась, что приехавший оборванец и есть витязь, о котором говорил Тотреш. Она усадила гостя, придвинула к нему стол с напитками и угощениями и тихонько сказала дочери:

— Приехал витязь, за которого Тотреш выдает тебя замуж. Выйди приоденься.

Данах вышла, наспех принарядилась, надела новые чувяки и вернулась к гостю, чуть прихрамывая.

Заметив это, Шауей снова взял пшину и запел:

Хороша твоя обновка, Да ступаешь ты неловко: То ли отроду хромая, То ль играешь, обольщая?

А Данах прихрамывала оттого, что, надевая второпях чувяки, не заметила в одном из них лишнюю стельку. Барымбух догадалась об этом и тихонько сказала дочери. Та вышла, выбросила стельку и вернулась.

Шауей, взглянув на девушку, запел:

Хоть красив и светел дом, Да крива труба на нем!

А Барымбух в ответ:

Хоть крива труба на нем, Кверху дым идет столбом!

Красавица Данах на один глаз чуть косила. Слова Шауея означали: "Хоть Данах и красавица, а все-таки на один глаз косит". Ответ Барымбух означал: "Хоть Данах и косит на один глаз, а все-таки она красавица".