Нарушая правила

Натали виновато кивает.

— Мне нужны дополнительные деньги.

У меня буквально разбивается сердце.

— Прости, Нат. Я серьезно. Я не хочу, чтобы ты сомневалась в своей ценности или в моих словах, или в том, что я тебе обещаю. Мне нужно сделать больше. Я хочу сделать больше. И хочу платить тебе столько, сколько ты заслуживаешь за удивительную работу, которую делаешь.

— Спасибо.

— Без тебя я не смог бы управлять делами. Вот почему ты получила прибавку. А не по каким-то другим причинам.

— Спасибо. Я очень это ценю.

— Ты этого действительно заслуживаешь, — вздыхаю я. — Так у нас все хорошо?

— У нас все хорошо, — говорит она, и впервые после того, как проснулся с похмелья, я чувствую, что это может быть правдой.

В желудке у Натали урчит, и я улыбаюсь.

— Думаю, тебе может понадобиться что-то еще. Ужин? Я угощаю. Бургеры и пиво?

Улыбка, которая появляется на ее губах, — первая с тех пор, как мы вернулись из Вегаса, и Натали кажется самой собой. Той женщиной, которую я знаю.

— Я в деле.

Еще ее улыбка успокаивает меня — она говорит о том, что вернуться к тому, кем мы были раньше, будет чертовски легко.

Я просто это знаю.

Глава 20

Натали указывает на мой подбородок.

— Кетчуп, — говорит она.

Я беру салфетку и вытираю его, а потом заканчиваю рассказ:

— Затем, однажды мы взяли ее копию «Унесенных с ветром», вырезали последние десять страниц и написали: «Рэтт уезжает. Он — придурок».

Натали хлопает меня по бедру.

— Вы были такими жестокими.

Я киваю в знак согласия и делаю глоток пива. Мы сидим за стойкой в The Best Burger Joint на Лексингтон и наслаждаемся бургерами с острым соусом с перчиком халапеньо.

— Мы были просто ужасными. Джози до смерти хотелось ее прочитать. Она проходила через фазу «Скарлетт О'Хара», и на Хэллоуин оделась как южная красавица, у нее даже был зонтик от солнца.

— О, это восхитительно. Надо будет спросить, остались ли у нее фотографии. Но вы с Ником были ужасными. Вырезали страницы, а потом испортили историю. — Натали удивленно качает головой и вонзает зубы в мини-бургер, пропитанный перцем чили.

— Мама иногда говорила, что считает нас однояйцевыми близнецами, а не разнояйцевыми, поскольку мы оба были одержимы ДНК злого проказника. Как бы то ни было, Джози была сильно расстроена. Она подошла к нашей маме и спросила: «Это правда?». Мама вошла в нашу с братом спальню, отшлепала нас обоих книгой и сказала, что теперь мы должны на свои карманные деньги купить не только новый экземпляр «Унесенных ветром», но и любые другие книги, которые в том году захочет Джози.

Натали лучезарно улыбается.

— Отличное наказание. Думаю, Джози в конце концов выиграла.

— Так и есть. Спроси ее, кто именно финансировал покупку коллекции книг Джейн Остин, и она скажет, что это были мы — маленькие засранцы. — Я кусаю бургер. Над головой раздается песня «Spoon». Закончив жевать, я указываю вверх. — Теперь это, вот это — музыка. А не фигня Кэти Перри, Джастина Бибера и Тейлор Свифт, которые тебе нравятся.

Натали ударяет меня по плечу.

— Кэти Перри — клевая. Тейлор Свифт — офигенная. И даже не делай вид, что мне нравится Бибс. У меня есть стандарты, ты, музыкальный сноб.

— Слава Богу, — тихо говорю я, дразня ее.

— Но я все еще хочу знать… Джози как-нибудь отомстила вам за то, что вы испортили ее книгу?

Я киваю.

— Конечно. Она добилась отмщения другими способами.

Натали поднимает бутылку пива.

— Скажи мне, скажи-скажи.

— Однажды утром, когда мы только перешли в старшую школу, она обрызгала все наши футболки какими-то девчачьими духами. Больше нечего было надеть. Мы пошли в школу.

Натали поднимает кулак вверх.

— Отлично. Я лично ее поздравлю, когда увижу. Заставить вас с Ником пахнуть, как принцессы — вот это настоящая месть.

— Я довольно-таки неплохо пах, — говорю я чопорным тоном, из-за чего Натали неистово хохочет. Тогда мой голос становится мрачным: — Но я не мог перестать подшучивать над ней. Я был настоящим придурком.

Она хмурится.

— Нет. В самом деле?

Я киваю, сознаваясь в своих злодеяниях.

— Я заменил ее шампунь растительным маслом.

Натали широко распахивает глаза.

— Ты был самим сатаной.

— Воплощением дьявола. А еще издевался над ней на следующий день. Не мог простить. Сказал ей, что она пахнет, как жирный салат, и это простые, но самые ужасные слова, которые можно сказать двенадцатилетней девочке.

— Уайат, — упрекает меня Натали. — Это ужасно.

Я поднимаю руки в знак капитуляции.

— Я знаю. Поверь мне, я знаю. Сестра была так расстроена, но изо всех сил старалась сделать вид, что это не так, — говорю я, вспоминая, как дрогнула губа Джози, и она спряталась в своей комнате, пытаясь понять, почему ее волосы такие жирные. — Я даже не мог обвинить Ника, потому что он был у друга. В тот вечер мама отозвала меня в сторону для приватной беседы.

Натали берет картошку фри с моей тарелки и макает ее в острый соус. Она закидывает ее в рот, не вздрагивая, и я снова впечатлен ее устойчивостью к острому.

— У тебя были неприятности?

Я глубоко вздыхаю, вспоминая великолепие наказания моей матери.

— В некотором роде. Меня не заперли дома, но сделали выговор при девушке. Мне было пятнадцать, у меня была первая настоящая подружка, и она была у нас дома и смотрела со мной фильм. Мама вошла в гостиную, выключила телевизор и объяснила, что случилось, прямо перед девушкой, которая мне нравилась.

У Натали отвисает челюсть.

— Что она сказала?

— Моя девушка была зла на меня и согласилась с моей мамой. Мама сказала, что то, как мальчик относится к своей сестре, важно по многим причинам, и не последней из причин является то, что это научит ее тому, что ожидать от мальчиков и от мужчин. Она сказала: «Относись к ней с любовью, добротой и уважением, и подавай ей хороший пример. Если вы с Ником будете это делать, она вырастет сильной, уверенной в себе женщиной, которая не позволит мужчине вытирать об себя ноги».