Нарушая все запреты

Она не хочет жить в мире, где всё это может кончиться. Она себе навсегда его хочет. Общую Полину. Счастья в этом доме.

Глава 28

Глава 28

– Да, Серый… Да… Я померил. Нарисовал вот… Тебе завтра завезу, как уезжать будем… С бабками, конечно… За спасибо ж ты херню сделаешь…

Полина слушает разговор Гаврилы по телефону в пол уха, а всё равно улыбается, когда смеется её Гаврюша и какой-то Серый с другой стороны.

Знает, с кем и о чем Гаврила сейчас.

Заказывает у плотника-односельчанина нормальную кровать.

Завтра им уезжать, а все ночи, кроме первой, они провели по сути в гнезде из бесконечного количества покрывал на полу.

На кроватях тесно, они здесь сплошь односпальные. В деревне принято работать, уставая – крепко спать, а не разлеживаться на мягких перинах. Диван не раскладывается. Когда сексом занимаются – всё скрипит и грозит развалиться. И пусть в моменте это не волнует совершенно, но грохнуться как-то не хочется.

Поэтому твердый пол и перспектива, что приехав в следующий раз – будет уже кровать.

В том, что еще сюда приедут, Полина не сомневается.

Будет врать о любом существующем и несуществующем острове, лишь бы снова оказаться в Любичах.

Просыпаться в пять утра от петухов или ощущения, как мужские пальцы крадутся по ее телу вниз. Терять стыд и совесть. Употреблять еду с таким насыщенным вкусом, который не встретишь ни в одном ресторане молекулярной кухни.

Бесконечно болтать, для Гаврилы готовить, его желания угадывать… И предугадывать тоже.

Лежать ухом у него на груди с закрытыми глазами и слушать, как читает книжку.

Заглядывать в шкафы и перебирать пальцами ткани баб-Лампы, вещи из прошлого…

Восторгаться совершенно неожиданному для себя. Скучать еще до того, как уехали.

– Хорошо, Серый… Хорошо… На связи тогда. В срок сделаешь – бутылку выставлю…

Гаврила обещает, скидывает.

А Полина всё так же, с улыбкой на губах, смазывает желтком сетку и бортики нового пирога.

В тот раз Гавриле почти не досталось. Сегодня всё пойдет ему.

Самой кажется, что получается очень красиво.

Настолько, что Полина залюбовалась и пропустила, что Гаврила встал, стул задвинул, подошел к столу…

Остановился рядом, повернулся боком.

Несколько секунд вместе с ней следил, как кондитерская кисточка проезжается по тесту. Потом потянулся…

Почувствовав, как мужская рука ложится на ткань платья чуть ниже поясницы, Полина замерла.

Повернула голову, улыбнулась, краснея.

Гаврила смотрел в её лицо. Серьезный. С темными глазами…

Не пытался делать вид даже, что думает о чем-то другом, а не о том же, что пульсирует мыслями в голове и кровью в районе женского таза.

Даже груди наливаются моментально, хотя он их не касался…

– Закончила? – Гаврила спрашивает, продолжая гладить Полину попу. Двигается ближе…

– Сейчас духовка нагреется, поставлю. Через сорок минут будет готово.

Её отчет выслушивает внимательно. Поощряет будто, продолжая поглаживать. А потом Полина вздрагивает, потому что его пальцы собирают ткань в кулаке, тянут вверх…

– Хорошо…

Гаврила тихо говорит, ступая Полине за спину. Она не знает точно, как дальше будет, но доверяется. Он просил…

Основания её ладоней упираются в столешницу. В неё же вжимаются бедренный косточки. Гаврила тянет вверх подол её платья двумя руками, оголяя ягодицы.

Полина знает – смотрит. Потом приседает, скользит пальцами по местам, где всё еще видны синячки. Прижимается к ним же губами под звуки учащающегося женского дыхания…

Подол платья ложится на стол, Полина сама же его придерживает, чтобы не мешал, а у Гаврилы теперь свободные руки.

Девушка закрывает глаза и тихонечко стонет из-за того, насколько ей приятно чувствовать на своем теле его губы и пальцы.

Когда мужсккая рука ложится на живот, Полина отталкивается немного, предвкушая, что дальше она поедет вниз, но Гаврила не торопится.

Выцеловывает ягодицы, гладит живот. Мучает, но не злит совсем.

Заставляет терять голову и теряться в пошлых картинках.

Поднявшись, придерживает за плечи и разворачивает.

Ловит её первый взгляд. Полина прямо чувствуется, что он ему очень нужен, и не собиралась отводить. Там туман и желание. Как всегда.

Гаврила подсаживает ее на стол. Пока парень расстегивает пуговки на платье, Полина двигает в сторону пирог.

Помогает стянуть с рук ткань, подставляет грудь губам. Она обожает чувствовать на своей коже его влажный язык. Сейчас он кружит по ареоле, целует между полушариями, накрывает розовую вершинку второго…

Мужские руки уперты в угол столешницы. Полины – в неё же за спиной. Эта поза не очень удобна, но она скорее умрет, чем запротестует.

Гаврила склоняется, прокладывая поцелуями дорожку ниже по животу. Долго целует внизу. Резко прижимается ладонью к трусикам, проезжается по промежности через ткань. Она мокрая, конечно же.

Полина снова стонет, пытаясь хотя бы о что-то опереть ноги. Но у нее не получается – соскальзывают.

Приподнимает таз, помогая снять белье. В глаза смотрит, когда Гаврила отбрасывает трусики на пол. Берется за щиколотки Полины, упирает себе в плечи, снова наклоняется.

Получив опору, Полина шире разводит колени, чтобы снова застонать, почувствовав, как горячий язык медленно проезжается по половым губам. Вниз едет, не коснувшись клитора.

Между ними сразу много влаги. В Полине – непреодолимое желание, которое Гаврила определенно понимает, но не спешит исполнять.

Его движения языком – медленные и тягучие. Мучительные. Он ласкает, но не утоляет, а только разгореться пожар заставляет.

Полину – учащенно дышать и подаваться навстречу. Её желание – расти. Голод – усиливаться.

– Гаврюш, пожалуйста, быстрее…

Она умоляет, но Гаврила глух к просьбам. Ему виднее. Он мучает. Ласкает. Невзначай касается клитора, извлекая из Полины мученические стоны, но не дает взорваться.

Когда в нее ныряют пальцы, Полину пробивает крупная дрожь. Он входит и задерживается, сгибает там…