Нарушая все запреты

Наверное, больше, чем плакал он, хороня бабушку или сестру. Наверное, Гаврила мог даже пожалеть, что связался с такой… слабой. Но Полина об этом не спрашивала – не выдержала бы закономерного ответа.

Знала, что лицо опухло. Глаза красные, сколько ни умывайся.

Застегивала утром блузку, в которой приехала, чтобы Гаврила завез ее в квартиру. Ему нужно куда-то ехать по делам. Она сама попросила.

Прислушивалась к себе и к тому, как Гаврила гремит на кухне. По-прежнему ничего особенного не чувствовала. Но еще два теста, за которыми ночью сбегал уже Гаврила, показали тот же результат.

Она беременна. Свершившийся факт.

Взгляд и пальцы замирают одновременно. Полина смотрит на торчащую полоску кожи на животе. Плоском-плоском. Скрывающем огромный запретный секрет.

Одна её часть подталкивает дотронуться, а вторая заранее руку одергивает. Это сжимает сердце и горло. Онатакне хочет. Она хочет радоваться.

Гаврила заходит в гостиную быстрым шагом. Окидывает повернувшую голову Полю взглядом, уперев руки в бока, вздыхает…

Подходит, разворачивает от дивана к себе лицом, дозастегивает то, что недостегнула она. Аккуратно заправляет блузку в юбку, помогает съехаться молнии…

Как с ребенком, ей-богу… А может просто с тормознутой беременной дурой.

– Сядь, Поль…

Гаврила полупросит-полуприказывает, кивая на диван. С его лицом тоже творится всякое. Видно, что думает. Видно, что непросто ему.

Полина слушается. Опускается, смотрит перед собой сначала, потом вниз немного, когда он приседает на корточки и берет в свои руки ее пальцы. Гладит. Взгляд ловит. Улыбается…

– Ты успокоилась хоть?

Спрашивает без раздражения. Шире улыбается, когда Полина кивает.

– Извини за истерику.

Прижимается губами к её костяшками, когда девушка даже извиниться пытается. Потом снова опускает на её колени, смотрит в лицо.

В его взгляде столько решительности, что невозможно не успокоиться. Но самое ужасное, что это очень временно. Он уйдет – она на дно опять…

– Полюшка, послушай внимательно, пожалуйста, – Гаврила делает особое ударение на слове «внимательно», Полина обещает кивком. – Всё будет хорошо. Не бойся только. И не плачь, очень прошу. Сердце же рвешь…

Будто из чувства протеста на ее глазах снова выступают слезы. Полина моргает, чтобы не пролились. Гаврила улыбается… Тянется к щеке, сам сгоняет…

– Я всё сделаю. Доверься и всё. Уедем на какое-то время. Тебе спокойствие надо, а твои против же будут…

Он – удивительный человек. Умудряется сгладить там, где сгладить невозможно.

– Не переживай, у меня деньги есть. Еще заработаю. Припечет — дом продам, но думаю, что и без этого справимся. На первое время нам точно хватит. Вы нуждаться не будете. Я себя применю…

Он уже говорит «вы»…

– Меня не отпустят… – Полина выталкивает из себя тихо-тихо и сдавлено. Транслирует глазами искренний страх. Гаврила гасит его новой улыбкой.

Не потому, что любят как-то особенно сильно. Просто… Это же позор. Отец такого не позволит.

– Если ты думаешь, что мне лучше с отцом твоим поговорить…

Гаврила даже закончить мысль не успевает, а Полина уже мотает головой. Об этом и думать страшно. Михаил Павловский с такими, как Гаврила Круглов, не разговаривает.

– У нас ещё какое-то время есть, правда? Срок же маленький, наверное…

Гаврила не сдерживается – соскальзывает глазами вниз. Поле делается неуютно. Хочется сжаться…

– Не знаю… Нужно, наверное, снова к врачу… Но я к своему не могу…

– Хорошо. Врача сделаю тебе. С опытом. Надежного. Что еще?

– Не знаю… – Полину и саму раздражает это состояние, когда один ответ на все вопросы… А Гаврила где-то находил силы реагировать спокойно. Улыбаться…

– Ничего. Разберемся. Ты, главное, не нервничай, договорились? Всё правда хорошо будет…

Полина проглатывает бессмысленное: «откуда ты знаешь?». Он не знает, но и не обязан. Он и так старается за двоих.

– О приятном думай…

Гаврила дает установку, она непроизвольно и как-то внезапно вызывает у Поли улыбку.

Господи… Он же правда невероятный. С ним ничего не страшно. Невозможно бояться просто. А теперь часть её Душевного внутри, получается…

Немного душевности в ней.

Глаза Полины снова мокреют, Гаврила наблюдает за этим, укутывая теплом…

– Я же ничего не умею… Ты же меня бросишь… – а потом её обливает ушатом холодной воды. Паникой кроет…

– Тихо, Поль… Ну тихо… – у Полины учащается дыхание, она за шаг до новой серии рыданий, но Гаврила не дает. Гладит руки, не позволяет взгляд отвести. Держит собой её внимание, а заодно и дамбу от прорыва. – На этих выходных в Любичи съездим. Как смотришь на это?

Спрашивает для Полины как-то неожиданно. Она чуть замирает…

Теперь необходимость лгать и изворачиваться снова кажется ужасной. Они уже доврались. Вляпались.

– Зачем? – предложи он еще вчера, Полина до потолка бы прыгала. С тех пор, как вернулись оттуда, всё ждала повторного приглашения. А он почему-то не звал… Сам не ехал. Наверное, меньше соскучился, чем она. А ей просто стыдно было говорить, что соскучилась.

Ей Любичи опять снились много раз. Теперь реальные.

Будто это её место. Совершенно её.

Гаврила не отвечает прямо. Смотрит как-то загадочно, губы дрожат у него… Снова руки приподнимает. Целует, гладит.

– Давай венчаться. Я в Бога верю. Перед ним тебя не обману.

Когда взгляд вскидывает – он уже другой. Серьезный до мурашек. У Полины во второй раз возникает желание поежиться.

– Ты только пойми... – но вместо этого она слушает, затаив дыхание. – Мы либо вдвоем прыгаем и взлетаем. Либо ты трусишь – и разбиваемся. Мне разбиться не страшно, но я лететь хочу.

Она понимает. Чувствует себя правда как за шаг до прыжка с обрыва. И понятия не имеет, есть там сзади крылья или нет.

Но он снова довериться просит. Полина кивает.

* * *

– Мне сок, пожалуйста… – Полина останавливает официанта, который успел поднести бутылку к ее бокалу. Смотрит на парня с улыбкой. По девичьей коже мурашками идет осознание, что её просьба не осталась без внимания.

У них снова обед на две семьи. Новая серия дебильного сватовства. Но теперь всё выглядит совсем пародийно. Потому что она беременна от парня, который когда-то избил Марьяна и испортил ему машину в наказание за излишнюю самоуверенность. А потом устроился водителем к её отцу и больше трех месяцев глумился вместе с ней, пользуясь оказанным доверием.