Нас называли ночными ведьмами
Шрифт:
– Мы собрали этот самолет из разрозненных частей и отделали своими руками. Летает он отлично. Пусть его возьмет ваш лучший экипаж.
И «комсомолку», как сразу назвали машину, отдали Тане и Вере. Разрисованный «под мрамор» самолет сиял, как новенькая игрушка. На этом самолете они бомбили немцев на Кубани и в Крыму, в Белоруссии и Польше. Им выпала честь первыми бросить бомбы на Восточную Пруссию. [289]
* * *
В деревне была всего одна улица, широкая, удобная для
…Таня Макарова и Вера Белик слушали последние указания командира полка. Они должны были лететь первыми.
– Бомбить лучше серией, с одного захода, - говорила Бершанская, всматриваясь в их лица.
– Учтите: сейчас не ночь, светло.
Всего полчаса назад над лесом был обстрелян связной самолет. Раненый летчик дотянул до нашей площадки.
– Все будет в порядке, командир, - улыбнулась Таня.
Лучший боевой экипаж. Бершанская проводила их глазами и закурила. Набрав метров четыреста, Таня взяла куре на лес. Мелкие вспышки окружили самолет. Застрочил зенитный пулемет. От самолета отделились бомбы, и серия взрывов взметнулась над лесом. Вдруг По-2 резко свалился на крыло, понесся к земле… Конец был близок. Еще секунда - и машина врежется в лес…
Но нет, самолет не сбит! Выровняв По-2 над самым лесом, Таня ушла в сторону, чуть не задевая верхушки деревьев. Второму экипажу не пришлось лететь: немцы выбросили белый флаг.
А потом был август 1944-го. Мы жили в польском имении, которое прозвали «Тик-так». Кто-то пустил слух, что в подвале тикает мина. И нас выселили из шикарного белого дома с колоннами. Мы стали жить в парке под кленами. А дом стоял себе и не взрывался…
Однажды Таня и Вера не вернулись с задания. От наземных войск сообщили, что на передовой нашли остатки самолета и два обгоревших трупа. Уже несколько дней вражеские истребители охотились за нашими По-2.
Похоронили девушек под кленами в имении «Тик-так», недалеко от польского города Остроленка.
* * *
Вырвавшись из зоны обстрела, Катя Олейник взяла курс на свой аэродром. Остроленка и река Нарев с переправой, по которой бомбила штурман Оля Яковлева, остались позади. Самолет приближался к линии фронта, когда обе увидели недалеко впереди две трассирующие пулеметные очереди в воздухе. [290]
– Немецкий истребитель, - сказала Оля.
– Кто-то из наших ему попался…
– Следи за ним.
Обе внимательно осматривали бледноватое предрассветное небо. Сверху опять побежала трасса, и вдруг что-то вспыхнуло, опустилось на землю, не переставая гореть.
– Сбил… - коротко ахнула Катя.
Они уже летели над своей территорией, когда вражеский истребитель промчался над их головами, чтобы развернуться за хвостом и зайти сзади. Катя разгадала его намерение и резко спикировала с разворотом, чтобы потерять высоту. Но истребитель успел пустить пулеметную очередь и ранил обеих. Катю в правую руку, Олю в бедро. Катя продолжала снижаться, она знала: только на низкой высоте можно уйти от него, истребитель ночью не станет снижаться
до бреющего.Кое- как девушки долетели до аэродрома. Превозмогая боль, Катя управляла самолетом, рули плохо слушались, стабилизатор был сильно поврежден. Приземлилась Катя далеко от посадочных знаков, просто плюхнулась с работающим мотором.
На земле они узнали: не вернулись Таня Макарова и Вера Белик. Это горел их самолет, сбитый истребителем.
* * *
…Девушки переговаривались, обменивались впечатлениями от полетов. Некоторые дремали. Самолет, на котором улетели Катя Олейник и Оля Яковлева, задерживался.
Нина Худякова, круглолицая, румяная летчица, сегодня говорила много и громче всех. После трудных полетов она была возбуждена.
– Жигули, это ты во втором полете бомбила вслед за мной?
– Угу, я.
Жека на мгновенье приоткрыла глаза и снова закрыла. Она сидела, удобно поджав колени и опершись о чью-то спину.
– Ну, спасибо тебе. Прямо по пулемету ударила! Я уже думала, не выберусь живая!…
– Угу, - опять сказала Жека, продолжая дремать.
– Прожекторы сразу переключились на тебя, а я тут же улизнула.
Жека поежилась, сунула руки поглубже в рукава комбинезона и сидела так, свернувшись шариком, не открывая глаз. Будто хотела сказать: «Да, мой самолет схватили. Ну и что? А сейчас не мешайте спать…»
Из вагончика высунула голову начштаба:
– Не видно еще? [291]
Она с тревогой в глазах прислушалась, глядя на светлое небо. Перевела взгляд на сидящих, на спящую Жеку.
– Уже минут на двадцать задерживаются… Может, начнете разруливать по стоянкам?
– Нет, нет, подождем еще, - уверенно сказала Худякова.
– Прилетят!
Но Катя Олейник и Оля Яковлева все не возвращались. Мы прозвали их «Стара» и «Мала». Потому что Катя, девушка с мягким украинским юмором, обращалась к подругам не иначе как: «А ну, стара, скажи…» или: «Как думаешь, стара…» Штурмана же своего Оленьку называла «Мала». Плотная, большеглазая Катя была немногим старше Оленьки, маленькой изящной девушки с милой застенчивой улыбкой.
Уже солнце алым огнем пробивалось сквозь тучи на горизонте, когда послышалось стрекотание По-2. Вернулись Катя и Оля, обе раненные. Самолет подрулил к старту, и все увидели, что он весь изрешечен. Несмотря на то что было перебито управление, Катя сумела привести свой По-2 домой буквально «на честном слове»…
* * *
Во время наступления в Белоруссии мы впервые увидели близко пленных немцев. Колонны и группы пленных, идущих под конвоем на сборный пункт, стали обычной картиной летом сорок [292] четвертого. Часто немцы сдавались сами. Даже к нам в полк приходили сдаваться. Прямо на аэродром. Но случалось и по-другому.
…За деревней, где мы жили, был густой высокий лес. Обнаружив в траве крупную землянику, мы рассыпались между деревьями, собирая ягоды. Близко слышна была перестрелка - где-то рядом немцы держали оборону. Сначала мы ходили с опаской. Потом осмелели, перестали обращать внимание на стрельбу. Но когда стали палить совсем рядом, решили возвратиться. Никто не заметил, что с нами не оказалось Ани Елениной.