Насекомый

– Хорошо… хорошо, что в порядке… Суставы, они, молодой таракан, с возрастом костенеют и ужасную боль начинают нести… Но вам, впрочем, это пока не грозит, – улыбнулся господин Катерпиллер, а потом повернулся к Золе: – Изольда Шестиаховна, будьте добры, приготовьте нам кофию, и можете на сегодня быть свободны. Мы с молодым тараканом должны глобальные темы обсудить, а к вечеру я до вас его отпущу.

– Конечно, Семен Обусловович, – поклонилась Золя и, пятясь, покинула помещение.

Пока она готовила кофе, Катерпиллер раздувал кальян, а я осматривал экспозицию сомнительных полотен, что украшали стены кабинета (а может, то были и фрески неизвестного мастера, клоп их разберет).

– Вы, молодой таракан, простите, что отрываю от созерцания культурных ценностей, мне еще не представились, – густым басом проговорил Семен Обусловович, выдыхая струю ароматного грибного дыма.

– Ой, извините великодушно, – смутился я, – Агамемнон. Можно просто – Агам.

– Хорошее имя, – кивнул Катерпиллер, – наше, тевтонское.

Я спорить не стал. Мол, начнешь хвалиться эрудицией, тут же тебя и выставят, не попрощавшись. А такой образ поведения хозяина меня сейчас, мягкого говоря, не устраивал. Есть-то хочется, да и к Золе… а когда еще на Зину Портнову попадешь? И попадешь ли вообще?

– Ага, – кивнул я, – тевтонское. Нам Сократ так и говорит, гордитесь, тараканы, своим тевтонским происхождением. Мол, не латины какие-нибудь, а истинные славяне во всех своих четырех ипостасях (Господи, чего несу? Это все от волнения).

Но Катерпиллер, кажется, подвоха не заметил. Или сделал вид. Только кивнул и затянулся глубоко-глубоко, так, что в зашевелившемся от богатырского вдоха воздухе мои крылья затрещали. А когда выдохнул, протянул шланг мне.

– Не желаете, Агам? Первоклассный грибачок-с из Правопушкарских подвалов. Соседи в обмен на белую плесень поставляют. Рекомендую.

Я отрицательно покачал головой:

– Простите, господин Катерпиллер, не курю.

– А чего так? – удивился хозяин.

– Понимаете ли, спортсмен, – пояснил я, – дыхалку тренирую.

– Дыхалку? Спортсмен? – снова удивился Семен Обусловович. – И каким же вы, Агам, атлетизмом изволите заниматься?

– Исключительно спринтерским бегом на марафонские дистанции, – объяснил я расширенно. Чтоб понятней было.

– А-а, – уважительно кивнул хозяин, – спринтерский бег на марафонские дистанции я уважаю. Сам в молодости не прочь был, а вот теперь… Эх, нелегкая…

Он так тяжело вздохнул, что мне стало совестно кичиться своей непревзойденной (по внутреннему ощущению) мощью и лихой молодостью, и я уже было хотел начать его утешать, как вдруг появилась Золя. Она несла на спине поднос с кофейником и двумя ослепительно белыми чашками. Комната наполнилась ароматом свежезаваренных в проточной воде желудей. Эвона как! У них тут, на Петроградской, еще и кофе растет! Неплохо, смотрю, устроились.

– С лосьоном, Изольда Шестиаховна? – что-то уж очень сурово поинтересовался у девушки Катерпиллер.

– Конечно, Семен Обусловович, – робко кивнула та. – Разрешите идти?

– Идите, дорогая, до завтрашнего утра вы свободны.

И Золя так же, как и ранее, тихонечко выскользнула из комнаты.

– Прошу к столу, уважаемый господин Сократов, – пригласил Катерпиллер.

Естественно, никакого стола здесь не было и в помине. Поднос Золя поставила прямо на мокрый пол пред хозяйским грибом.

– Да вы не стесняйтесь, присаживайтесь, – Семен Обусловович подвинулся, освобождая мне место рядом с собой, – в лапах правды нет. А разговор, я так чувствую, нам предстоит долгий. Я угадал?

Что мне оставалось ответить? Пришлось кивнуть.

– Вы, как всегда, правы, господин…

– … давайте на равных, зовите меня Семеном, хорошо?

– Хорошо, Семен Обу…

– Семен.

– Хорошо, Семен.

– Вот и славно, Агам. Наливайте кофе, он у нас отменный. Желуди над плитой сушим, на кухне. Там влажности – двадцать семь процентов. Самое то, что надо. Лосьон из ванной комнаты во второй квартире…

Я наполнил обе чашечки, взял одну в средние лапы и осторожно отхлебнул. Божественно! И алкоголя сколько надо. А то многие обычно недоливают, или, наоборот, лишнего добавляют. Вкус портят в угоду желанию. А тут…

– М-м-м… – только и произнес я.

– Согласен, – кивнул Катерпиллер. – Изольда кофе варит превосходный. За то и держу при себе, плесень собирать запрещаю. Как, по-вашему, Агам, прав я?

– Естественно, – блаженно подняв усы, ответил я. – Ваша мудрость с первого взгляду бросается в глаза. Таких как вы, редко…

– Да бросьте вы, Агамемнон, – скромно отмахнулся Семен Обусловович, хотя я заметил, что он от лести просто млеет, – я цену себе знаю. Меня комплиментами не проберешь («ха-ха», – только и подумал я). Скажите лучше, как вы относитесь к глобальному потеплению в отдельно взятой жилой квадратуре.

– Положительно, – отвечаю, – отношусь. У нас на Зине Портновой, Сократ рассказывал, в прошлом году отвратительно топили. Многие тогда в уличную канализацию перебрались, поближе к трубам, дома выдержали только самые морозоустойчивые. А в канализации разве жизнь? Нет, без сомнения, там тепло, но питаться экскриментальной пищей, простите… Мы ж не мухи!

– Верно говорите, Агам, – согласился Катерпиллер, – мы не мухи, чтоб крысиный помет вкушать. Нам самой матушкой природой иной стол предназначен…

– Да, да… – кивнул я и зачем-то ляпнул: – И стул.

– И стул, – автоматически согласился Семен Обусловович, а потом, когда уже произнес, с удивлением на меня уставился. – Постойте, при чем же здесь стул?

– Да так, юморю, – улыбнулся я, – люблю, знаете ли, Семен, каламбуры выкобенивать.

Катерпиллер громко рассмеялся и мягко похлопал меня по спине.

– Уважаю, Агамемнон! Юмор – дело хорошее. Причем, что занимательно, и к месту, и не к месту. На юморных тараканов обижаться грех. Уважил старика, Сократов. Молодец!

– Стараюсь, Семен, – ухмыльнулся я, – это у меня наследственно, от предков. Кстати, давно вы с Сократом знакомы?

– А мы и не знакомы, – перестал смеяться Катерпиллер, – я сказал: слухами земля полнится. Мы ж тут не только в норе сидим, а еще общаемся, торговлю ведем, культурным обменом в полный рост занимаемся, сельским хозяйством… Вон, плесень какую вывели. Такую поищи на всей Петроградской… А кофий?

– Кофе знатный, – поддакнул я.

– Вот… А про ваш Сократов клан мне от Правопушкарских известно, от родни. У них там с вами какие-то семейные связи… Кто-то то ли от них к вам, то ли от вас к ним перебрался… Миграция, понимаешь… Я, от кого точно не помню, но про Сократа не раз слыхал. Говорят, второго такого интеллектуала во всем Петербурге днем с огнем не сыскать… Я скептик. Не особо верил, а вот тебя, Агам, увидел, пообщался чуток, и сомнения мои рассеялись. Уж коль ты, молодой таракан, такой ничего себе не глупый, то каковы ваши старшие-то, а? Логично?