Наш общий друг (Книга 3 и 4)
Шрифт:
– Юджин, ты попал в лапы к евреям.
– Милый мой мальчик, - отвечал должник, спокойно поднося к губам стакан, - так как я уже побывал в лапах у христиан, то могу отнестись к этому философски.
– У меня сегодня было свидание с одним евреем, который не намерен нас щадить. Настоящий Шейлок * и настоящий патриарх. Живописный старый еврей, седовласый и седобородый, в высокой шляпе и лапсердаке.
– А это не мой достойный друг, мистер Аарон?
– спросил Юджин, забывая поставить стакан на место.
– Он зовет себя мистером Райей.
– Кстати говоря, мне сейчас вспомнилось,
– Ах, Юджин, Юджин, - возразил Лайтвуд, - ты что-то остришь больше обычного. Что ты этим хочешь сказать?
– Только то, мой милый, что я имею честь и удовольствие быть знакомым с этим патриархом, которого ты описываешь, и зову его Аароном, потому что это мне кажется более библейским, более выразительным, более уместным и более лестным. Тем не менее его зовут иначе, хотя у него столько основательных причин называться Аароном.
– Я думаю, ты самый нелепый человек на свете, - сказал Лайтвуд, смеясь.
– Ничуть, уверяю тебя. Он говорил, что знаком со мной?
– Нет, не говорил. Он только сказал, что ожидает от тебя уплаты долга.
– Откуда видно, что он меня не знает, - очень серьезно заметил Юджин. Надеюсь, что это не мой достойный друг мистер Аарон, ибо, сказать тебе по правде, Мортимер, мне кажется, он имеет предубеждение против меня. Я сильно подозреваю, что он приложил руку к исчезновению Лиззи.
– Кажется, все решительно каким-то роковым образом приводит нас к Лиззи, - сердито ответил Лайтвуд.
– Вот и сейчас, Юджин, "в городе" значило "у Лиззи".
– А знаете ли, мой юрист человек необыкновенно проницательный, заметил Юджин, обращаясь к мебели.
– Разве не верно?
– Да, верно, Мортимер.
– И все-таки, Юджин, ты ее по-настоящему не любишь, и тебе это известно.
Юджин Рэйберн встал, засунул руки в карманы и поставил ногу на каминную решетку, лениво покачиваясь и глядя в огонь. После долгой паузы он ответил:
– Этого я не знаю. И тебя прошу не говорить так, как будто оно само собой разумеется.
– Но если ты ее любишь, тем более ты должен оставить ее в покое.
Опять помолчав, Юджин ответил:
– Я и этого не знаю. Но скажи мне, видел ли ты, чтобы я так беспокоился из-за чего бы то ни было, как из-за ее исчезновения? Я спрашиваю просто так, из любознательности.
– Милый Юджин, хотел бы я это видеть!
– Так, значит, не видел? Совершенно верно. Ты подтверждаешь и мое впечатление. Похоже на то, что я ее люблю? Спрашиваю просто так, из любознательности.
– Это я тебя спрашивал, Юджин, - с укором сказал Мортимер.
– Знаю, милый мой, но ответить не могу. Я сам жажду ответа. Что я хочу сказать? Если мои старания отыскать ее не значат, что я ее люблю, тогда что же они значат? "Если Питер Пайпер подобрал пинту перца *, где же эта пинта?" - и т. д.
Хотя он говорил это веселым тоном, лицо у него было встревоженное и смущенное, как будто он и впрямь не понимал самого себя.
– Смотри, к чему это может привести, - начал было Лайтвуд, но Юджин перебил его:
– Ага! Видишь! Именно это я и не способен предусмотреть. Какой у тебя острый ум, Мортимер, ты нашел мое уязвимое место!
Когда мы с тобой вместе учились, я брался за уроки в последнюю минуту, и так день за днем и строка за строкой; теперь мы и в жизни с тобой вместе, и я все так же берусь за урок в последнюю минуту. В этом деле я не пошел дальше вот чего: я хочу найти Лиззи, и намерен ее найти, и пущу для этого в ход все средства, какие подвернутся под руку. Честные и нечестные - для меня это все равно. Спрашиваю тебя - из любознательности, - что это может значить? Если я ее найду, то спрошу тебя - тоже из любознательности, - что это значит? Но на данной стадии это было бы преждевременно, а предупреждать события - не в моем характере.Лайтвуд покачал головой - его друг высказывал все это с видом до того откровенным и рассудительным, что об уклончивости не могло быть и речи, как вдруг за дверью послышалось шарканье и нерешительный стук - словно кто-то ухватился за дверной молоток нетвердой рукой.
– Шалуны-мальчишки из соседнего дома, - сказал Юджин, - которых я с удовольствием и без всяких церемоний спихнул бы с этой высоты во двор, должно быть, загасили фонарь. Я нынче дежурный, пойду отворю дверь.
Его друг едва успел опомниться от небывалой решительности, с какой Юджин говорил о поисках девушки и которая угасла с последними его словами, как тот уже вернулся, ведя за собой весьма непрезентабельную тень человека, дрожащую с головы до пят, в сплошь засаленных и замазанных лохмотьях.
– Этот интересный субъект, - сказал Юджин, - приходится сыном - и довольно трудным сыном, ибо у него имеются свои недостатки, - одной моей знакомой. Милый Мортимер - мистер Швей.
Юджин не имел понятия, как зовут старика по-настоящему; он знал, что имя маленькой швеи - вымышленное, однако представил старика без малейшей запинки, воспользовавшись первым именем, какое пришло на ум.
– По всем повадкам мистера Швея, обыкновенно довольно сложным, я вижу, дорогой Мортимер, - продолжал Юджин, - что он желает нечто сообщить мне. Я уже говорил мистеру Швею, что у меня нет секретов от тебя, и просил его изложить здесь свои соображения.
Несчастного, по-видимому, очень стесняла его рваная шляпа; Юджин швырнул ее по направлению к двери и усадил старика на стул.
– Я думаю, надо завести мистера Швея, чтобы добиться от него хоть какого-нибудь толку. Коньяку, мистер Швей, или же?..
– На три пенса рому, - сказал мистер Швей.
Микроскопическое количество спиртного было подано ему в винной рюмке, и он начал подносить рюмку ко рту, расплескивая вино по дороге.
– Нервы мистера Швея сильно расстроены, - заметил Юджин Лайтвуду.
– И вообще я считаю необходимым окурить мистера Швея.
Он взял совок, поддел на него кучку горячих угольев, достал из коробки несколько ароматических лепешечек и положил их на уголья; затем, с величайшим спокойствием начал размахивать совком перед мистером Швеем, как бы отделяя его от остального общества.
– Господи помилуй! Юджин!
– воскликнул Мортимер, опять рассмеявшись. С ума ты сошел, что ли! Зачем он к тебе притащился?
– Сейчас услышим, - сказал Юджин, не переставая зорко наблюдать за лицом старика.
– Ну, говорите же! Не бойтесь. Изложите ваше дело.