Наша личная война

– Ну что, едем?

– Едем, – решительно сказал Петрушин и после секундной паузы вдруг выдал нечто для него вообще невообразимое: – Гхм-кхм… С вами, сударыня, хоть на край света!

– Однако… – невольно вырвалось у меня.

– О! – изогнула бровки Лиза. – Я не ослышалась?

– Да ладно, чего вы? – Петрушин зарделся, как свежевыкрашенный пожарный щит. – Это комплимент, блин. Я же не совсем дикий, в прошлой жизни общался с приличными дамами.

– Спасибо, Женя. – Лейла взяла Лизу под руку и направилась к выходу. – Вы посидите, мы быстро…

Вернулись они минут через десять – наша комитетчица, оказывается, тут неподалёку проживает. Дамы сельскохозяйственно преобразились: обе были в каких-то бабушкиных плюшевых кацавейках, тёмных шерстяных платках, натянутых до самых глаз, и длиннющих чёрных юбках. Форму Лиза упаковала в пакет и сверху прикрыла газетой.

– Ну блин… – выразился Вася. – Ну вообще…

– В село едем, – пояснила Лейла. – Женщина в штанах – нехорошо. Там строго.

– Ну ты хоть пуговку на пузе расстегни, – посоветовал Вася Лизе.

– Зачем?

– Чтоб пистоль было удобнее доставать.

– А вы у нас на что?

– Да там всё спокойно, – обнадёжила Лейла. – Ничего доставать не придётся…

Для начала мы зарулили на рынок и основательно запаслись провиантом. По поводу возможного приглашения на обед в мирном Толстой-Юрте никто не обольщался. Какой, в задницу, обед! Стрелять не будут, и то хорошо. Мы тут давно, в курсе, что почём.

Всю дорогу наши головорезы неуклюже пытались ухаживать за новой дамой, наперебой развлекали её почти нормативными байками (ну разве что «блин» вставят для сочности слога, да редкое «е» – и то без исчерпывающей информационной поддержки) и вообще держались кавалерами.

– Что-то наши стервятники на павлинов стали похожи, – шепнула мне на ухо слегка взревновавшая Лиза (я сзади сидел, в «малиннике»). – Крылами машут, хвосты распустили…

– Есть маленько, – согласился я. – Этак и до самого интимного недолго. Ещё немного и… едой поделятся!

И точно! Всё-таки не зря я ем свой хлеб с тушёнкой, соображаю немного в отправных аспектах психпрогноза. Двух минут не прошло – Вася распахнул пакет с тёплыми ещё пирожками, уставился в его пахучие недра и на несколько секунд «его могучий череп посетила глубокая резкая морщина». Задумался, короче.

Для наших славных терминаторов еда – это некий культ околототемного типа. Они тратят колоссальное количество энергии, поэтому могут есть часто и подолгу. К еде относятся как к одному из основных условий выживания и, будьте уверены, с посторонним делиться ни за что не станут. Да что там с посторонним! Я для Васи едва ли не лучший друг и даже некоторым образом гуру, он порой слушает меня, открыв рот, а потом что-то строчит в своём тайном блокноте. Но когда мы покупаем на пару вкусно пахнущие пирожки, Вася обязательно спросит – и безо всяких приколов, на полном серьёзе:

– А ты точно хочешь? Ты ж вроде завтракал…

Нет, он не жадный – как и Петрушин, они оба готовы последним поделиться с товарищем, в том числе и нормой провианта, если совсем уж приспичит. Но вся еда, что добыта сверх нормы (трофей в их понимании) – это, извините, совсем другое дело…

В общем, Вася изучил содержимое пакета, набрал в грудь побольше воздуха, словно собрался через пропасть прыгнуть, и решительно обернулся к нашей провожатой:

– Эмм… Пирожок хочешь?

– Гхм… – у Петрушина, кажется, запершило в горле.

– О! – вырвалось у Лизы. – Ну… Нет, у меня просто слов нет.

– Буду. – Лейла, даже не догадываясь, какие вокруг разыгрываются страсти, спокойно взяла пирожок и повернулась к Лизе: – Это ты насчёт чего?

– Да так, о своём…

Толстой-Юрт – довольно приличное по размерам село, расположенное рядом с крупной дорожной развязкой. По этому поводу тут неподалёку торчит внушительный контрольно-пропускной пункт, усиленный целым РОПом (ротным опорным пунктом), и через село частенько шастают военные как на бронетехнике, так и по сугубо конфиденциальным личным нуждам. Так что появление здесь нашего заштатного «УАЗа» никакого ажиотажа не вызвало.

При въезде в село Лейла достала список и выдвинула следующее предложение:

– Давайте так. Мы с Лизой будем общаться, а вы сидите в машине и не выходите.

– Хм… – усомнился Вася. – Эмм…

– Так будет лучше, – заверила Лейла. – Когда за спиной будут трое с автоматами стоять, доверительной беседы не получится. Более того, нам просто могут дверь не открыть.

– Ну… Тогда во двор не заходить, – выставил условие Петрушин.

– Ну Женя, ты сказал! – возмутилась Лиза. – Беседовать на улице – это моветон, друг мой…

– Это такие хреновые манеры, – поспешил выразить компетентность Вася, адресуясь к Лейле. – Когда оно, типа того, ведёт себя как последний обалдуй.

– Потрясающе! – закатила глазки Лиза. – Феноменально!

– Да ладно… – засмущался Вася. – Это ж элементарно…

– Если в доме остались одни женщины, нас могут пригласить войти, – пояснила Лейла. – Если откажемся – по нашим обычаям это как раз будет тот самый моветон, только в квадрате.

– А как вас прикрывать? – насупился Петрушин. – Мы должны вас видеть…

– Женя! – потеряла терпение Лиза. – Я вооружена. В конце концов, у меня – рация. Если что, дам длинный тон.

– Ну, не знаю, – Петрушин в нерешительности почесал затылок. – В принципе, конечно… Но не нравится мне это.

– Короче, мы сюда работать приехали или от каждого угла шарахаться? – Лиза потыкала пальцем за окно. – Посмотри, здесь всё нормально. Мирное село, не видно, что ли?

Действительно, антураж вполне располагал к некоторой беспечности. Аккуратные усадьбы, за чистенькими покрашенными заборами ни одной развалины, нигде не видно следов от пуль и прочей убойной металлургии. В центре села официально торчит купол мечети, как бы надзирает за порядком и благочестием. Тихо вокруг, откуда-то доносится музыка, люди спокойно ходят. Неподалёку кучка ребятишек с деревянными автоматами и саблями в войнушку играют. Кто у них за «федералов» играет, а кто за «духов» – непонятно, но все одинаково используют автоматы и сабли в качестве дубинок.

– Ну, ладно, – махнул рукой Петрушин. – Только всё время держи ручку на рации. Если что – сразу тон, и тут же обе падаете. Годится?

– Годится, – Лиза облегчённо вздохнула. – Ну, поехали, благословясь…

И поехали. Всего в списке было шестнадцать адресов, а самих вдов – больше, в некоторых усадьбах проживали по две, а совсем в некоторых – и по три. Суровая статистика двух войн.

Кое-где управлялись совсем быстро: калитка распахнулась, показалось лицо, во все стороны глазами – шмыг! На лице – вопросительная враждебность, особое внимание на машину. Пять вопросов, три ответа, пара неопределённых пожиманий плечами – калитка захлопнулась. Кое-где задерживались подольше, в створе калитки возникало некое подобие диалога. В двух усадьбах пригласили войти. Мы нервничали, выжидая, Вася ёрзал как на иголках, Петрушин, как всегда, был флегматично мрачен. Однако всё обошлось. Когда список перевалил на второй десяток, мы уже привыкли к режиму работы и слегка расслабились. Было тихо, неких незримых агрессивных флюидов, о которых принято говорить в таких случаях, никто не ощущал.