Наша мама - Снегурочка

Возвращаюсь в коридор, встряхиваю пакет и начинаю складывать вещи.

– Эй, что вы делаете? – из комнаты показывается головка Анечки. На ее возмущение выглядывает Таня. Сначала ее глаза сощуриваются, а потом округляются в удивлении. Не такой реакции ждали девчонки, ох, не такой…

– Собираю мусор, - пожимаю плечами, украдкой наблюдая за ними. Девчонки синхронно бледнеют и растерянно переглядываются. – Это же моя работа.

– Но…Это же наши вещи!

– Но они вам не нужны, раз вы их бросили на пол посреди квартиры.

– Но это же ваша обязанность – убираться!

– А я что делаю? Убираю. Мусор, - добавляю мстительно. – Пойду выкину в мусоропровод.

Я успеваю сделать два шага по направлению к двери, как девчонки подскакивают и выдирают у меня пакет. Бухтя и пыхтя, с кислыми лицами развешивают вещи по вешалкам.

– Вот и отлично, - улыбаюсь, мысленно довольно потирая руки. И мне уже даже кажется, что я на верном пути. Еще пару дней, и я обуздаю этих двух диких бунтарок.

Странно, несмотря на то, что у девчонок ко мне такая открытая неприязнь и вражда, я испытываю к ним самые светлые чувства. Какие именно, я еще не разобралась, но чего определенно точно нет в моей душе, так это раздражения и злости. И именно сейчас, зная этих детей меньше суток, я задаюсь тем же вопросом, что и их отец – как можно было девчонок одних оставить? Просто как?

– Давайте, девочки, мойте руки и приходите на кухню. Я заварю чаю.

Таня и Аня расстреливают меня глазками, но все же молча направляются в сторону, переглянувшись между собой.

Я накрываю на стол: ставлю посередине два блюда с блинами, мед и сметану. Наливаю ароматный чай, а сама ставлю бульон и мою овощи.

Меня накрыло внезапным желанием побаловать Арсения Сергеевича. Захотелось снова увидеть его довольную открытую и искреннюю улыбку.

Сердце разгоняется и бьется о ребра, как птичка в клетке.

Господи, зачем я вообще о нем думаю?! Он – мой босс, у него двое детей…В конце концов, Арсений Сергеевич старше меня!

Но какие же у него глаза…Как океан…

Зажмуриваюсь и трясу головой, настойчиво прогоняя образ Довлатова.

Я не же не влюбилась, нет?..

Только этого мне не хватало…

Очень вовремя на кухню проходят девчонки. Все такие же хмурые забираются на стульчики. Молча берут по блинчику, запивают чаем.

– Вкусно?

– Нет, - бурчат девчонки хором, смачно откусывая еще.

Не могу сдержаться и хохочу в голос. Такие они забавные, хоть и вредные бесконечно.

– Что вы делаете? – через пять минут, дожевав последний блинчик, вполне себе миролюбиво интересуется Анечка. За что получает болезненный тычок в бок локтем от старшей сестры. Сводит бровки на переносице и дует губы, придавая себе недовольный и злой вид.

– Готовлю борщ. Вы пока сделайте уроки, а потом поужинаем.

Девчонки снова переглядываются. Я вижу, что их раздирают какие-то чувства. Таня делает выразительные и страшные глаза. Аня хмурится, мажет по мне быстрым взглядом. Тяжело вздыхает, но все же коротко кивает сестре.

Все это я замечаю боковым зрением, продолжая мелко шинковать капусту. Усмехаюсь, понимая, что девчонки что-то задумали. И вряд ли что-то хорошее.

– Фу, борщ, - девочки морщатся, а Таня прикрывает рот ладонью, имитируя, что ее сейчас стошнит.

Замираю и откладываю нож в сторону. Разворачиваюсь и рассматриваю девчонок внимательно, сложив руки на груди.

– Что значит «фу»?

– Фу – это значит невкусно. Мы терпеть не можем капусту.

– И ваш борщ! – весомо добавляет Анечка.

– Вы его даже не пробовали, - отмечаю с улыбкой. – И ваш папа сказал, что вы все любите этот суп. И мне захотелось вас порадовать.

– Папа ничего о нас не знает, потому что много времени проводит на своей работе! – зло выкрикивает Таня, соскакивая с места. – И нам не нужна ваша забота! – со слезами в голосе припечатывает девочка. Она глядит со злостью мне в глаза и без каких-либо угрызений совести толкает со стола кружку с чаем. Она, ожидаемо, разбивается на мелкие осколки, и чай разливается по недавно вымытому полу.

И пока я, задыхаясь, открываю и закрываю рот от возмущения, ничем не прикрытой наглости и неуважению к чужому труду, Аня смотрит на сестру и повторяет этот же фокус с вазочкой для меда. Мне, как маленькой капризной девочке, хочется закричать и затопать ногами. Я же столько времени сейчас убью, чтобы отмыть это все снова, чтобы собрать осколки!

Теперь мне понятно, почему персонал здесь не задерживается. Лично меня удерживает только количество нулей в размере зарплаты.

– Блины, кстати, были невкусные. Кислые!

И пока я выпадаю в осадок от зашкаливающего хамства и наглости, сестрички, взявшись за руки, гордо дефилируют на выход. В дверях оборачиваются, и Таня коварно добавляет:

– И мы будем пельмени!

– Я готовлю борщ, - цежу упрямо, пытаясь словить дзен. Стискиваю зубы, чтобы не ляпнуть лишнего.

– А мы все равно будем пельмени, - упрямо добавляет младшенькая. – Мы всегда едим только пельмени.

Странно, их отец мне ничего не говорил о такой горячей любви к этому блюду русской кухни…

Глава 10

Маша

Я остаюсь на кухне одна и прикрываю глаза, считая вслух до десяти туда и обратно. Визуализирую свою первую зарплату. Здоровую мамочку рядом. Как поедем летом на море, в Турцию, где она обязательно встретит своего любимого Бурака Озчивита, а на следующий Новый год мы полетим в Москву, где будем кататься на самом главном катке страны.

Вдыхаю и медленно выдыхаю. Распахиваю глаза и, напевая себе что-то веселое под нос, иду в кладовую за ведром и тряпкой.

Девочки с плохо скрываемым удивлением на лице выглядывают из своей комнаты. Провожают меня растерянным взглядом до самой кладовой. Они явно были не готовы к такому повороту событий. Ну, а я порвала все их шаблоны – не кричу, не ругаюсь, не звоню с обвинениями и угрозами их отцу.

Меня гложет только один вопрос: зачем они это делают? С помощниками по дому ведь гораздо легче. Иначе все ляжет на их хрупкие детские плечи: и готовка, и уборка. А они к этому явно не приучены…

– А что вы делаете? – робко интересуется Анечка.