Наша мама - Снегурочка
Шрифт:
– До связи, Маша.
Доктор отключается, и рука с телефоном опадает вдоль тела.
Мне не достать таких денег в канун Нового года! Даже микрокредитные организации не дадут! Даже если я наберусь наглости и попрошу у Арсения Сергеевича аванс, это капля в море.
Неужели я не смогу спасти свою мамочку?.. Боже, что же делать?!
Перед глазами все расплывается. Они слезятся, как будто в них насыпали песка.
А потом до меня доносится запах гари.
Обед!
Черт!
Черт!
Черт!
Несусь в кухню, которую уже заволокло дымом. Закашливаясь, скорее
– Теперь папа вас точно уволит, - раздается позади коварный и злорадствующий голос Танечки. – Потому что вы спалили обед и оставили нас голодными.
– Чем я вам не угодила? – вырывается из меня с отчаянием. Эмоции после разговора с доктором наслаиваются на очередную неудачу на кухне, еще и девочки пришли меня добить. Упиваются моим состоянием, тем, что я ко всему прочему могу еще и без работы остаться. Я на грани срыва. – Разве я сделала вам что-то плохое? Или, может, зла желаю?
– Вы нам не нужны! Ясно вам? Уходите из нашего дома! – от эмоций Анечка даже притоптывает ножкой.
– Вам нравится жить в бардаке и питаться одними пельменями?
Девчонки переглядываются, одновременно поджимают губы и сверлят меня в упор. Дыру прожигают, пыхтят.
И, когда молчание затягивается, Анечка тихо бормочет:
– Мы просто не хотим, чтобы вы стали нашей мамой.
Глава 17
Маша
Теряю дар речи, мягко говоря, от такого неожиданного заявления.
Со стороны наверно напоминаю пучеглазую рыбу, выброшенную на берег. Еще и выражение лица очевидно туповатое.
– Ээээ….Аааа….Я так-то не собиралась. Я молодая еще! Какие мне дети, девчонки? С чего вдруг такие выводы вообще?
Сестрички переглядываются. Анечка пожимает плечами. Таня снова, как клещ, вцепляется в меня взглядом. Из нее вырастет хороший следователь, помяните мое слово.
Старшенькая складывает ручки на груди. Отставляет ножку в сторону.
– Вам что, не нравится наш папа? – ехидненько так интересуется.
Молодец, девочка. Вопрос, как говорится, не в бровь, а в глаз. С подвохом. И предполагающий только один ответ – отрицательный.
Шумно сглатываю. По спине сползает капелька пота.
Мама меня учила, что нельзя врать детям. Ни под каким предлогом. Нужно быть открытой и предельно честной.
Но по грозно сведенным бровям и раздувающимся ноздрям Танечки понимаю, что правду нельзя озвучивать ни под какими пытками. Нужно молчать до победного.
– Так нравится или нет? – наступают бандитки, загоняя свою жертву в угол.
– Нет, - выпаливаю, скрестив пальцы за спиной. – Я не рассматриваю вашего папу как мужчину. Он – мой работодатель. Я выполняю свою работу: готовлю, убираюсь, а Арсений Сергеевич платит мне зарплату. Мне нужны только деньги.
Изначально все так и было. Клянусь. Мне не до отношений. С моими-то проблемами.
Но что-то пошло не так…В какой момент – не знаю. Но определенно точно я не прочь утонуть в омутах Арсения Сергеевича…
Девчонки переглядываются. Теряются. Хмурятся, явно
сбитые с толку моей речью. А мои губы растягиваются в улыбке все шире и шире. Нахохлившихся и возмущенных воробушков напоминают, такие миленькие.– Вы опять врете! – Анечка от глубокого возмущения стучит пяткой по полу. – Наш папа самый красивый! И самый лучший! И самый добрый! Он всем нравится!
– Не спорю, ваш папа действительно хороший человек. Но я не собираюсь за него замуж. Замуж выходят один раз и по любви. А я не люблю вашего папу.
Ведь не люблю же?..
– Но…
– С чего вы вообще решили, что я хочу выйти замуж за вашего папу? – от любопытства склоняюсь поближе к девчонкам и навостряю уши.
– Все хотят, - пожимает плечами Анечка. – Все няни и домработницы только и обсуждали: какой наш папа красивый, какой он богатый! Вот бы им мужа такого! А Евгения Михайловна вообще хотела его при…прев…воро…
– При-во-ро-жить, – по слогам проговаривает сложное слово старшая сестричка.
А у меня мороз ползет по коже и злость вихрем закручивается: как можно было такое обсуждать! Да еще и при детях, которые потеряли маму и хотят простой ласки! Теперь понятно, почему они портят еду и выживают персонал – они просто защищают свою территорию от непрошенных и невежливых гостей. Уважаю и ни грамма не осуждаю.
– Поэтому мы от всех избавились, - ухмыляясь, зловеще добавляет Танечка. – И от вас избавимся!
– Ээээ, - только и успеваю выдавить из себя, как замечаю стоящую в дверях внушительную фигуру Довлатова.
Замираю, бесстыже разглядывая мужчину. Скольжу взглядом по длинным мускулистым ногам, обтянутым черными брюками со стрелками, белоснежной рубашке, под которой без труда угадывается стальной пресс. И мне становится на минутку стыдно, потому что у меня такого нет.
Сердечко подпрыгивает к горлу, и трепыхается, когда понимаю, что Арсений в первую очередь находит взглядом меня. Смотрит в упор. А я капитулирую без боя.
Вот только сегодня он не улыбается. Выглядит уставшим и задумчивым. Серьезным и строгим. Настоящий большой и суровый босс.
– Папа!
Довлатов переводит все внимание на дочерей и подхватывает их на руки. Мне приятно наблюдать, как он кардинально меняется рядом с детьми. Смягчается, оставив большого босса за порогом и превращаясь в лучшего, образцового отца. Пусть и на каких-то пять минут.
Арсений Сергеевич расцеловывает в щеки дочерей и каждой по очереди заглядывает в глаза. А девочки миленько улыбаются и хлопают ресничками. Словно не они каких-то тридцать секунд назад обещали мне кары небесные.
– Как дела?
– Хорошо, - отвечают дружно хором.
– А Маша обед сожгла. И мы снова останемся голодными, - поигрывая бровями, ябедничает Аня. Пока отец не видит, показывает язык.
Старшенькая ей подыгрывает и тяжело, как будто осознала всю тяжесть бытия, вздыхает и наигранно тянет:
– Опять пельмени на ужин...Как же они мне надоели…
Теперь моя очередь ехидненько улыбаться и объявлять шах и мат:
– А зачем пельмени? У нас есть макароны и котлеты по-киевски. Надо только разогреть. Так что, идите мыть руки, я на стол накрою.