Наша Маша

Там уже и правда вовсю идут сборы. Беднягу Милтона, все еще бессознательного, но тщательно перевязанного и облепленного пластырями с ног до головы, утрамбовали в машину, и я растерянно оглядываюсь, не понимая, как мы теперь в нее все влезем. Тот же вопрос терзает и Хершела, но Кэрол быстро и неожиданно для меня решает проблему.

– Машаблин, водить умеешь?- спрашивает она.

– Да! Ну, так, конечно, не очень, и права получить не удалось. Инструктор просто был придурком и извращенцем, я не виновата… Но доеду, куда надо! Правда, доеду! – часто киваю я, готовая сейчас помогать им всем, чем угодно.

– Я тоже так умею, чтобы доехать, куда надо, – бормочет недовольный тем, что его так и не согласились оставить в тюрьме, Карл.

– Ты тогда с Машей сядешь, ладно? – улыбается Бет, которая явно не доверяет жизнь Джудит, сопящей у нее на руках, моим умениям.

Он только кивает и, обернувшись к вышедшему отцу, снова пытается убедить его, что пригодится тут. Но результата это не приносит ни малейшего, время на подобные разговоры Рик тратить не намерен. Все прощаются скомкано, и только Мэгги обнимает отца и сестру, что-то шепча им на прощание. Остальные проговаривают последние инструкции, Рик тянется рукой к отпрянувшему Карлу, Дэрил кивает нам всем, Мэрл шутит что-то о том, что после того, как мы выиграем войну, нужно будет закатить пьянку, минимум, на неделю, Глен обнимает Мэгги, а Кэрол с Мишонн стоят в сторонке, молча наблюдая.

– Вы только Губернатора… – уже сев в машину, я опускаю окно, чтобы напомнить о самом важном. – Его убейте! Обязательно! Не отпускайте! Если он не умрет, то вернется! Потом, когда вы не будете ждать! Когда мы не будем ждать…

Мишонн резко кивает мне, и на ее лице я читаю твердую решимость сделать именно то, о чем я так прошу, и что так важно для дальнейшей счастливой жизни группы. Надеюсь, в этот раз у нее все получится. Не потом уже, как в сериале, когда он снова натворит гадостей, разрушив наш, то есть их, то есть, наш, наверное, дом. А прямо сегодня.

Выруливаю на дорогу, напряженно следя за машиной впереди и даже молитву про себя читая: водитель из меня, в самом деле, аховый. Но Карл, несмотря на все свое недовольство, под руку не лезет, не смеется, когда я по ошибке вместо того, чтобы набрать скорость, резко притормаживаю, и даже скупые, но очень полезные, советы дает. Так мы с ним в итоге вдвоем все же добираемся до нужной поляны в лесу, сразу выбираясь наружу и пытаясь прислушаться: что же происходит в тюрьме, и не идут ли к нам ходячие?

К счастью, Милтон, лежащий в машине Хершела, громко не стонет, а Джудит на руках у Бет – не хнычет. Будем надеяться, что именно так все и будет продолжаться. А потом все закончится, мы вернемся в тюрьму и ляжем спать. Будем спать долго-долго. А потом найдем в закромах Вудбери выпивку и в самом деле напьемся – в этот раз предложение Мэрла показалось мне как нельзя кстати.

– Ты пистолет свой взяла? – интересуется у меня выглядящий сегодня совсем старым и уставшим Хершел.

– Да, но я… я не умею.

– Это просто, смотри! – тут же включается и Карл.

– Карл, только не стреляй, нам нельзя шуметь! – испуганно оглядывается Бет.

– Не дурак, – бормочет он и склонятся над моими подрагивающими руками, протягивающими непонятно кому и куда пистолет, показывая и рассказывая, что нужно делать, если что.

Я, кажется, что-то понимаю, но все же надеюсь, что практиковаться буду за оградой тюрьмы, нежась в объятьях Дэрила, ну, или на худой конец, какого-нибудь Рика или Мэрла – сейчас я готова на кого угодно рядом, только бы все закончилось хорошо. Минуты тянутся слишком долго, откуда-то издалека раздается взрыв, и мы все переглядываемся испуганно, но говорить не решаемся. Только я шепчу себе под нос, что все обязательно будет хорошо, наплевав на то, что меня никто не поймет.

Вдалеке что-то шумит, шелестят листья кустов, раздаются шаги, и я внезапно вспоминаю о том пареньке, которого Карл убил и снова убьет прямо у меня на глазах в реальности. Нет! Нет, хотя бы этого я должна спасти! Но как? Как, если он, перепуганный, уже стоит перед нами, хлопая глазами и слишком медленно опуская свое оружие.

– Нет, Карл! Не надо! – отталкиваю я Карла в сторону, и пуля летит куда-то в дерево.

А дальше все словно в замедленной съемке. Охает Хершел, пищит Бет, меня вдруг что-то обжигает, моя рубашка почему-то становится красного цвета, а перед глазами расплывается направленное на меня дуло. Все вокруг начинает темнеть, звуки пропадают, я, кажется, еще что-то шепчу и ничего не понимаю. Я уми…

====== 24. В раю ======

Вокруг только темнота и тишина. Я медленно потягиваюсь и улыбаюсь: в раю (ну а куда же еще я, такая хорошая, могла попасть?) сладко пахнет моими любимыми духами и стиральным порошком, которым мама всегда пользуется для стирки постельного белья. И я тоже в постели. Чувствую под пальцами мягкую ткань, под головой – подушку… Ну а чего мне еще было ожидать? Не рассчитывать же, в самом деле, на то, что в раю мы все живем на облаках? Наверное, нам, невинно убиенным в процессе спасения чьей-то, как я уже успела понять, никчемной жизни, выделяются апартаменты, ассоциирующиеся с наибольшим счастьем на Земле.

У меня совсем ничего не болит, и я моргаю, пытаясь привыкнуть к темноте и разглядеть хоть что-то. Начинаю различать очертания предметов и понимаю, что я дома. Я дома! Это моя комната! Рядом в постели лежит огромный плюшевый медведь, подаренный братом перед тем, как… Нет, не хочу об этом. Даже теперь не хочу и не могу. Лучше улыбнуться темнеющим на стене плакатам над моей кроватью и письменным столом. Я их отлично вижу даже в темноте: Дэрил Диксон и Норман Ридус. Он один везде. Теперь это почему-то даже смешным кажется. Ну да, мы, небесные жители, далеки от земных страстей, так что придется Дэрилу умирать девственником. И поскорей! Ну а что? Там все равно плохо, грязно и противно, пусть быстро и безболезненно погибнет такой же героической, как была у меня, смертью и присоединяется ко мне на моем личном облаке в виде моей комнаты.

Здесь я буду читать ему мои любимые книги, да, кстати, заодно просвещая его в вопросах физической и романтической любви между представителями противоположных полов. Вместе мы, наконец, освоим гитару, которая покрывается пылью в углу комнаты. А может быть, тут и свой райский Интернет даже есть? Круто было бы! Компьютер ведь мне оставили, вон, на столе. Не просто же так?

Где-то далеко раздается тихий и до боли знакомый шорох, и я бы вздрогнула, если бы могла, но получается лишь шире раскрыть глаза. Этот звук я узнаю среди сотни, нет, тысячи других. Шаги мамы. Мамочка… Как всегда, встала ночью попить воды – не может уснуть… Вот стучит стакан о стол, вот она идет в прихожую и в третий раз за сегодня проверяет входную дверь, вот едва слышно шагает в комнату Васьки, проверяя, как он спит, вот замирает в коридоре.

Дверь едва слышно отворятся, и мама заходит внутрь. Рассеянно поправляет подготовленную мной на завтра одежду, тихонько, стараясь не шуршать, сует в карман своего халата разбросанные мной обертки от конфет, которые я ела на ночь, и приближается к кровати.

– Девочка моя, – шепчет она, касаясь ладонью моих волос.

И мне так хочется прижаться губами к ее ладони, приподняться, утыкаясь ей в грудь, в родной мамин халат, переживший столько моих слез, что даже вспомнить страшно. Мне так хочется сказать ей, как сильно я люблю ее. И как редко говорила это раньше. Попросить прощения за все то, чем ее обижала и расстраивала. За то, как сбегала гулять, забывая о ней. За то, как отмахивалась и кривилась в ответ на ее замечания. За то, как ленилась помогать… Мамочка… самая лучшая в мире. Но почему я поняла это только теперь, когда я…