Наша служба

От происходящего на станции у Прокофьева разболелась голова, и в кои-то веки, вместо того чтобы заняться работой, он включил телевизор. Он рассеянно щёлкал каналами, ни на чём не останавливаясь, лишь бы как-то убить время и упорядочить образовавшийся в мыслях кавардак. Он чувствовал себя абсолютно бессильным. Да, Семёныч постоянно говорил, что одним Уставом не обойтись, однако раньше это относилось к ситуациям, которые хоть как-то были описаны. А сейчас… Вряд ли составители Устава хотя бы задумывались над возможностью того, что гаишникам придётся столкнуться с кораблём-призраком и охотниками за ним.

Антон в очередной раз нажал на кнопку пульта и нарвался на музыкальный канал. На экране как раз прыгал по сцене какой-то доходяга в костюме, украшенном перьями и блёстками. Прокофьев отложил пульт. Не то чтобы ему нравилась эстрадная музыка, но она не напрягала. Проходила сквозь уши, не задевая мозг и не утруждая его.

Его размышления были прерваны открывающейся дверью. В каюту вошёл Квиз. Выражение лица его было весьма однозначным. Он жаждал крови. О том же говорил и дробовик, который он держал в поднятой руке.

Прокофьев рванулся назад, переворачивая кресло, чтобы хоть как-то защититься от выстрела.

Квиз выстрелил. Экран телевизора заискрился, во все стороны брызнули детали. Охотник развернулся на сто восемьдесят и молча вышел.

Прокофьев выглянул из-за кресла. На шум тут же сбежалась толпа. В одну дверь вломился Семёныч, в другую Эльвал и Стегус.

– Что тут произошло? – крикнул Семёныч.

– Квиз взбесился! – крикнул Прокофьев.

– Постойте-постойте! – замахал руками Эльвал. – Разрешите мне всё объяснить!

– Ну-ну, – мрачно буркнул Семёныч. – Опять привидения увидели?

– Нет. Это у него безусловный рефлекс. У их расы поп-музыка считается нечестивой. Musicus Satanicus.

– Это что-то новенькое.

– Почему же? Они считают, что попса заставляет людей тупеть.

– Это не повод портить наше имущество!

– О! Это мы постараемся исправить.

Эльвал кивнул в сторону разбитого телевизора, и Стегус направился к нему, на ходу извлекая из карманов инструменты и какие-то детали. Его руки замельтешили, засуетились. Казалось, будто у телевизора вдруг появилось свойство регенерации.

Минут пять гаишники с раскрытыми ртами следили за работой Стегуса. Вскоре он отошёл в сторону, и перед глазами Семёныча и Прокофьева предстал отремонтированный телевизор. Правда, теперь из него во все стороны торчали какие-то проводки и датчики.

– Вот и всё. – Стегус отряхнул руки.

Семёныч взял пульт и пощёлкал кнопками. Никакого эффекта не последовало.

– Вообще-то ремонт подразумевает, что прибор после него должен работать, – мрачно заметил старшина.

– Просто я решил заменить такое устаревшее средство управления на что-то более прогрессивное.

Рептилия бросила старшине какой-то обруч. Семёныч покрутил его и надел на голову. В тот же миг телевизор включился, замелькали каналы и остановились на какой-то викторине.

– Пульт принимает излучение мозга и включает канал, наиболее соответствующий пожеланиям смотрящего.

Семёныч прищурился, и в тот же миг телевизор переключился на спорт.

– А раньше этого канала не было, – удивлённо сказал Семёныч.

– Я позволил себе усовершенствовать блок приёма и увеличил его мощность. Количество каналов увеличилось до сорока пяти тысяч. Кроме того, сейчас ваш телевизор можно использовать как компьютер, холодильник и пылесос. Также он озонирует воздух, увлажняет его и фильтрует углекислый газ. Ну и главное… – Стегус сделал драматическую паузу и гордо выпалил: – При желании вы можете транслировать любой канал на расстояние около двадцати парсеков!

Семёныч присвистнул. Снял обруч и положил его на кровать.

– Слушай, а ты можешь починить и остальные приборы на станции?

– А что у вас не работает?

– Проще сказать, что у нас работает, – сказал Семёныч и задумался. Он повернулся к Прокофьеву. – Антоха, а что у нас работает-то?

– Желудок, – мрачно ответил Прокофьев. – Да и тот вхолостую.

Семёныч и охотники вышли.

Прокофьев недоумённо поглядел на необычный пульт, взял его в руки и надел на голову. Телевизор включился. Прокофьев взглянул на экран, густо покраснел. Такого канала раньше тоже не было.

Антон быстренько скинул обруч, пока никто не видел, и сделал это как раз вовремя. Дверь открылась, вошёл Семёныч. Настроение у него заметно улучшилось.

– Хоть какая-то от них польза! – заявил он, падая в кресло и закидывая ноги на стол. – Теперь не нужно выбивать деньги на твоё лечение, чтобы проплатить кабельное.

– Какое лечение? – удивлённо спросил Прокофьев.

– А! Ну да. Забыл предупредить. Если будет звонить Рыков и спрашивать, как твоя печень, – говори, что уже всё нормально.

Семёныч потянулся за обручем, и в этот момент прозвучал вызов.

– Ну а теперь что? – буркнул старшина, направляясь к пульту. – Кто-то сбил ведьму, пролетавшую на метле сквозь Врата?

На экране появился готианец Вантиар. Постоянный подниматель настроения для гаишников. Семёныч радостно улыбнулся, собираясь уже сказать какую-нибудь колкость, но осёкся. Готианец был испуган до полусмерти. Глаза выпучены, волосы торчали дыбом, а руки тряслись.

– Что случилось? – спросил Семёныч, стирая улыбку с лица.

Готианец попытался объяснить ситуацию, но это у него слабо получалось:

– Я… Летел… А он… Тут… Корабль… А я… Это же… Он… Ужасно…

– Лети к нам. Мы тебя сами пристыкуем, а потом уже поговорим, – быстро сказал Семёныч.

Готианец кивнул, шумно сглотнул и выключил передатчик.

Вантиар сидел за столом сгорбившись, зажав сцепленные руки между колен. Его била мелкая дрожь. Даже бородка трепыхалась. Рядом с готианцем сейчас и кролик, застывший перед удавом, выглядел бы героическим бесстрашным спецназовцем.

– Да что случилось, Вантиар? Ты можешь толком объяснить? – Прокофьеву показалось, что в голосе Семёныча сквозит беспокойство.

– В-в-вы н-не в-возраж-жаете, ес-сли я вып-п-пью? – процокал зубами готианец.

– Антоха, плесни ему вискаря.

– А откуда он у нас?

– В ящике с надписью «Зелёный чай». Ты что, думаешь, я действительно заказал три ящика этого пойла на День ГАИ?

– Вы заказали три ящика виски на нас двоих? – уточнил Прокофьев.

Семёныч некоторое время с недоумением глядел на сержанта, потом хлопнул себя ладонью по лбу.