Наша восемнадцатая осень
Шрифт:
– Отплюнься!
– Вот тебе и отплюнься. Официальное сообщение,
И сразу веселое настроение уносит, словно порывом холодного ветра.
– Ребята, ведь от Минвод до нас по шоссе что-то около сотни!
– Сто десять точно.
– Так какого же черта нас здесь с утра маринуют? Сразу бы оформили взводы – и айда!…
– Спроси у военкома. Он тебе все по-дружески выложит. От души.
– А кто там сейчас воюет, под Минводами?
– Тридцать седьмая армия.
– Какая тридцать седьмая?
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю, и все.
– Он племянник начальника генерального штаба. Ему дядюшка все секретные сводки по дислокации частей докладывает.
– Ну и дурак!
– А ты круглый, да еще в квадрате,
– Хватит, мальчишки! Мы не в классе, а на военной службе. Стыдно!
Это Витя Денисов. Тихий, миролюбивый Витька по прозвищу Голубчик. Комсорг нашего класса. Он и в школе всегда призывал к благоразумию и гасил самые горячие споры. Вот и сейчас после его слов мы сбиваемся в кучку и бредем к забору, в жидкую тень акаций. Плюхаемся в траву. Отдуваемся.
Ну и денек выдался сегодня! Как в Африке.
– Закурим, что ли? – предлагает Вася Строганов. – У меня есть "Пушка".
Мне почему-то не хочется курить. Да и не курю я по-серьезному. Просто балуюсь. После первой же затяжки у меня начинает кружиться голова и горло схватывает тошнота.
Я лежу на траве, привалившись спиной к забору, и думаю.
Если немцы заняли Минводы и Георгиевск, то теперь понятно, почему нас досрочно забирают в армию. Ведь почти всем ребятам нашего класса, как и мне, еще не исполнилось восемнадцати. Кто не дотянул месяца, кто двух или трех. Нас или бросят на оборону города, или, наоборот, выведут из города куда-нибудь подальше. Вероятнее всего последнее, потому что в городе есть гарнизон, а мы еще ни на что непригодны. Мы даже не знаем, как действовать в обороне или во время боя. Мы только умеем стрелять да чистить винтовки… Немцы будут наступать на город по двум самым удобным дорогам. Не дураки они, чтобы сунуться в горы. Из Георгиевска они пойдут, конечно, на Ново-Павловскую, а из Минвод на Пятигорск и на Баксан. За нашими спинами только одна удобная дорога – на Старый Лескен, Оттуда по шоссе можно добраться до Эльхотова или лесами пройти на Чиколу. А там прямой путь через Ардон на Орджоникидзе. Нет никакого сомнения, что в Орджоникидзе стоят наши части для обороны Крестового перевала. Наверное, к ним нас и припишут. Хотя… Странно, для чего нас распределяют по командам – кого в связь, а кого в пехоту? Наверное, правильно сказал Левка, что это условно. Нет, все-таки нас эвакуируют из города куда-нибудь и будут учить. Какие из нас солдаты без знания тактики и без всякого военного опыта?
Я высказываю свои соображения ребятам.
– Конечно эвакуируют. Ни шиша мы не стоим без обучения, – говорит Лева Перелыгин.
– Учить могут прямо в части, – предполагает Витя Денисов.
– А уведут, наверное, в Орджоникидзе. Там есть пехотное училище.
– Так тебя сразу в училище и определили. Держи карман!…
– Конечно в Орджоникидзе! На север пути нет, там везде фрицы, – говорит Миша Усков,
– А добровольцы, наверное, уже все под Ростовом солдатами стали. Не то что мы…
– Братцы, а на чем они нас повезут? – спрашивает вдруг маленький Гена Яньковский,
Гена очень не любит ходить пешком. Даже в школу, которая находится на той же улице, где он живет, он всегда приезжал на велосипеде,
– Мы поедем в голубых туристских автобусах с желтыми кожаными сиденьями. Если не веришь, сходи посмотри. Они стоят за туалетом. Четыре новенькие машины, – говорит Вова Никонов,
– Ребя, я уже два раза ходил и ничего не видел, – удивляется Генка. – Может, их перегнали в другое
место?– Сходи еще разок, может, увидишь.
Мы хохочем.
Все знают, что несколько дней назад Девятая армия, проходившая через город, реквизировала весь транспорт для перевозки раненых. Осталась только полуразбитая "эмка", принадлежащая горисполкому.
– Ребята, сколько от нас до Старого Лескена?
– Километров шестьдесят,
– А до Орджоникидзе?
– Напрямую сто тридцать пять,
– Если по тридцать километров в день, это будет четыре с половиной дня… – подсчитывает Вася Строганов,
– Ты что – по тридцать! Да у тебя через пятнадцать километров язык через плечо висеть будет!
– Под Старым Лескеном леса очень красивые, буковые! – мечтательно говорит Витя Денисов. – Мы с братом туда ходили. На Аргудан, Такие чащобы…
– Это на Аргудане-то буковые леса? Сплошной терн! Буком там и не пахло, – возражает Витя Монастырский.
– Ни буков там, ни терна, самый простой лес, вроде как у нас за Хасаньей, – лениво говорит Лева Перелыгин.
– Вот на Череке леса… – начинает Вова Никонов, но спорить никому не хочется, и все соглашаются, что на Череке лучшие леса в мире.
Мы лежим на траве. Вася Строганов лениво дымит своей "Пушкой", Витя Денисов закинул руки за голову, закрыл глаза и, кажется, дремлет. Гена Яньковский вытянулся рядом со мной, и лицо у него озабоченное, Если бы не было войны, мы через две недели пошли бы в школу, В десятый класс. А теперь какая уж школа. Еще весной девять городских школьных зданий из одиннадцати были заняты под эвакогоспитали, а в оставшихся двух занятия шли кое-как, да и то только в младших классах. Старшеклассников мобилизовали на оборонные работы. Мы тоже рыли целый месяц огромный противотанковый ров под Котляревской. Девочки наши, окончив краткосрочные курсы медсестер, работали в госпиталях. Они уже повидали войну, вернее – ее результаты. Они передавали нам рассказы раненых. Из этих рассказов мы узнавали такие подробности о боях, например за Ростов или Ставрополь, каких не было ни в одной из газетных сводок.
Однажды я зашел за Тоней Селиной на Школьную улицу. Еще накануне мы уговорились пойти в кино в клуб "Ударник". Там обычно гнали военную кинохронику, а под конец угощали каким-нибудь новеньким фильмом из довоенной жизни. Администрация клуба никогда не сообщала заранее, какой будет фильм. На объявлениях просто писали: "Звуковой художественный", и это было даже интересно – не знать, что будешь смотреть. Как-то мы два вечера подряд путешествовали с детьми капитана Гранта по тридцать седьмой параллели, Зато в следующий раз наслаждались знаменитой "Кукарачей" и бесподобными "Тремя поросятами" Уолта Диснея,
Обычно Тоня ожидала меня в начале улицы у водоразборной колонки. Но на этот раз она не пришла. Минут пятнадцать я утрамбовывал подошвами новых ботинок пыль вокруг несчастной колонки, а потом направился к ее дому.
Дверь мне открыла Нинка, ее сестра,
– А Тонька сегодня операцию делала! – шепнула она. – У них было восемнадцать раненых. Сейчас отдыхает.
Тоня лежала на диване. Увидев меня, она медленно поднялась и села, положив руки на колени. Так делала после тяжелой работы моя мать,
– Тонь, давай побыстрее. У меня билеты на семь пятнадцать, – сказал я и осекся.
Она смотрела на меня так, как никогда не смотрела раньше. Будто все вокруг: и комната, и стол, на котором в узкой вазочке стоял букет подсохших цветов, и я, и диван, на котором она сидела, – все это очень далеко и не имеет для нее сейчас никакого смысла,
– Тоня…
– Я не могу никуда идти, – сказала она.
– Ты себя плохо чувствуешь? Устала, да?
– Нет…
Она сказала это так глухо и безнадежно, что я испугался.