Наше дело правое

Экран локатора внезапно ожил. Равномерный гул приборов взрезал зуммер.

— Товарищ майор, докладывает дежурный по радиолокационной станции. Обнаружены два торпедоносца. Идут в стелс-режиме по атакующей глиссаде, на запрос свой-чужой не отвечают. Выход на рубеж запуска торпед через тридцать секунд.

Вахтенный на мгновение замер. Вот и все. Неужели это война? Не то чтобы он не хотел немного повоевать. Наоборот — небольшая встряска не повредила бы ни флоту, ни парламенту. Но… Внезапно стало страшно.

— Торпеды по левому борту! — взвыл локаторщик. В отличие от майора он видел, как несутся к кораблю тупые тела, изредка подсвечивая пространство вспышками маневровых дюз.

Сонный покой корабля разорвал ревун боевой тревоги. Очумевшие люди срывались с коек, неслись одеваться. В узких коридорах сталкивались бегущие номера расчетов, спешащие на посты. А над всем этим хаосом несся голос вахтенного: «Внимание, боевая тревога! Всем занять боевые посты! Торпедная атака!»

— Разворот на 60. Противоторпедный маневр. Пост ПРО — доклад.

— Сближение — 2. Контакт через 10, 9, 8…

— Отстрел ловушек!

— Есть отстрел ловушек.

Массивный корабль уходил от атаки. Но медленно, слишком медленно. Крейсер оказался не готов к таким маневрам. Как водится, на учебных тревогах отрабатывали много всякой ерунды, а вот по-настоящему важные вопросы как-то упускали из виду. Да и как отработать торпедную атаку, если на флоте — три торпедоносца и все на ремонте.

— Первая — мимо, до второй 5… 4… 3… 2… контакт.

Крейсер ощутимо тряхнуло, даже в рубке раздался стон переборок. Погас и снова включился свет. И тут же — десятки тревожных звонков. Посты докладывали о потерях.

— Пробоина в левом борту. Отсеки А-17, Б-17, 18, 19, Ц-17 разгерметизированы. Первый, четвертый, девятый реакторы вышли из строя.

— Маршевый-1, гипердрайв — уничтожены.

— На вахте — множественный радарный контакт, идет телеметрия.

Майор включил связь с батареями.

— «Утес», я — «Дир», атакован неизвестными торпедоносцами. Имею множественный контакт, предположительно — вражеская эскадра. Прошу поддержки.

— Вахта, телеметрия расшифрована. Выдаю данные — линкор класса «Торхаммер», три линейных крейсера класса «Триада», четыре крейсера класса «Стилет». Еще один контакт расшифрован не до конца. Предполагаю — авианосец класса «Улей». Минута до огневого контакта.

— Выдать на передачу.

Майор закусил губу. До крови. «Дир» тоже относился к классу «Триада», но их крейсер был один. Если не помогут батареи — надежды нет. Ведь только «Торхаммер» превосходил линейные крейсеры по огневой мощи в шесть раз, а там не только линкор.

— «Утес», ответьте «Диру».

Молчание в эфире, чуть слышный шелест помех.

— «Утес» — «Диру». У меня реакторы в дежурном режиме, разгон не выполнен. Дай мне восемь минут. Всего восемь.

— Будут, — пообещал вахтенный.

Майор знал, что где-то там, в пугающей черной пустоте космоса начали ворочаться исполинские кресты батарей «Утеса». Лишенные брони, силовых полей и почти лишенные маневра. Зато вместо всего этого — огневая мощь. Ужасающая мощь, сочетающаяся с точностью и скорострельностью. Он помнил, как на учениях батарея в режиме «плазменный смерч» в считаные секунды разнесла крейсер. Но до этого — восемь минут. Целых восемь минут. И батареи беззащитны. Легкий крейсер легко испепелит грозные орудия. И эскадра противника прорвется в систему. А там — висящий на низкой орбите флот — легкая мишень. С потерей флота Федерация потеряет и независимость. Восемь минут. Еще полчаса назад это было мало. Выпить кофе — и то требуется больше времени. А теперь восемь минут — целая вечность. Ее надо прожить. Точнее, выжить. Как странно тянется время. Он успел вывести обстановку на тактический стол, поставить крейсер «в плоскость», чтобы уменьшить урон от огня противника.

Вбежал капитан. Окинул взглядом рубку, задержавшись на цифре 7.15 на таймере.

— Батареи?

Майор кивнул. Слова были лишними. Они растягивали время, а вовсе не сжимали его. Неспешные беседы остались где-то там, в далеком — часа два назад — прошлом.

На таймере — 7.00.

— Огневой контакт! Мощность реакторов падает. Силовой щит — сорок процентов.

— Отключить системы жизнеобеспечения, всему экипажу использовать кислородные маски. — Командир не замечал устремленных на него ошалевших взглядов. — Мощность — на орудия и щиты.

— Товарищ капитан, но у масок резерв — десять минут!

— А вы надеетесь прожить дольше?

Крейсер мелко затрясся — где-то сверху, над боевой рубкой по броне прошлась очередь зарядов. Пока что — среднего калибра. Облака плазмы оседали на щитах. Внезапно где-то снизу гулко зазвучала басовая струна — крейсер вел огонь из основного калибра. Снаружи расходились плиты обшивки, обнажая орудийные порты, крошилась и плавилась под чужими ударами броня. Снаружи — рукотворный ад.

На таймере — 6.30.

— Прямое попадание в левую скулу. Потеряно четыре отсека.

— Есть! Попадание в один из «Стилетов». Выходит из боя. — Новость встречена радостным ревом.

Басовая струна гудит не переставая. В рубке становится душно, она расположена над реакторным залом. А у обшивки наоборот — воздух выстывает от близкого прикосновения ледяной пустоты космоса. «Дир» дрожит, попадания почти постоянно, осколки брони, наверное, уже окутали корабль облаком мелкой пыли. Но крейсер должен продержаться, иначе… А иначе просто не может быть.

— Не люблю подвиги, — невзначай заявляет капитан. — Подвигом всегда затыкается дыра в подготовке. Они, — кивок на тактический стол, где проецировалось четкое построение чужой эскадры, — всегда все просчитывают. У них даже герои специально готовятся. И поэтому они так редко побеждают.

— Не скажите, — отозвался старпом. — Они выигрывают, а разве это — не победа?

— Победа бывает разной. Иногда проиграть — не менее почетно, чем победить. И даже больше.

Господи! Крейсер ведет бой, а в боевой рубке — философская беседа. Мы все сошли с ума. Хотя, похоже, с ума мы сошли гораздо раньше — минуты две назад, когда решили дать бой. Значит, сейчас можно говорить о чем угодно. Хоть о погоде, лишь бы не сильно отвлекаться от управления.

На таймере — 5.30.

— Щит — десять процентов. Быстро теряем броню.

— Левое основное орудие потеряно.

— Реакторы 2 и 3 потеряны. Мощность падает.

Одна из «Триад» подбита. «Торхаммер» выходит на позицию залпа. Вроде бы в рубке жарко, отчего по спине побежал холодок? Неужели страх? Но ведь он прошел. Исчез. Мертвые не боятся. Или все-таки боятся? А может, это исчезла тень надежды. Неужели все? Нельзя. Еще слишком много времени. Слишком много. От запаха краски кружится голова. Кто-то курит, сжигая бесценный кислород. Но всем плевать. Надо держаться. Долг? Наверное, это называется так.