Наше море

Командир КТЩ лейтенант Мельников распорядился укрыть всех бойцов в трюмы и кубрики, и палуба осталась пустой, как на покинутом корабле.

Иногда самолеты сбрасывали бомбы и на бреющем полете открывали огонь из пулеметов по тральщику, но маленький корабль оставался невредим.

Вот так, без запасов продуктов питания и пресной воды, без компаса, тральщик «Ильич» один медленно продвигался среди необозримого моря. Шли часы, сменялись сутки. Мохначев днем ориентировался по солнцу, а ночью по звездам, и тральщик все больше склонялся к югу, подальше от крымских берегов и возможной встречи с противником.

На пятые сутки измученные люди увидели вдали гористые берега. Нет, это были не Кавказские горы. По характерным контурам побережья Мохначев определил, что перед ним открылся турецкий берег примерно в районе Синопа. И хотя у моряков уже не было ни капли пресной воды и ни крошки хлеба, они не вошли в турецкие территориальные воды, а повернули на восток, к своим берегам, к Батуми. Последний отрезок пути оказался самым трудным. Шли уже шестые сутки похода, на борту находилось пятьдесят шесть человек - голодных, измученных и раненых бойцов, но это были советские люди, и они терпеливо переносили невзгоды.

На шестые сутки, когда до Батуми было еще далеко, на раскаленном знойном горизонте показался силуэт военного корабля. Никто не знал, чей это корабль. А от сильного переутомления, от напряжения стольких дней, проведенных в открытом море в ожидании возможной встречи с фашистами, и Мохначеву, и командиру катера Мельникову показалось, что появился корабль противника. И шел он прямо на катерный тральщик.

Мохначев подал команду:

–  Приготовиться к бою!

У него был дерзкий план. Если фашистский корабль подойдет вплотную, внезапно открыть огонь, занять палубу и овладеть кораблем противника. В случае неудачи - драться до последнего. Флаг ни в коем случае не спускать, живыми в плен не сдаваться!

Все залегли на палубе, изготовили автоматы и пулеметы, а у некоторых бойцов нашлись и ручные гранаты.

Наступили минуты грозного и томительного ожидания. Тральщик не менял курса, и неизвестный корабль все приближался. Воспаленными глазами сигнальщики не могли никак опознать, что это за корабль, чей он? Наконец в сильный артиллерийский бинокль Мохначев разглядел человека, стоявшего на правом крыле мостика, и первое, что бросилось в глаза, - развевающаяся на ветру длинная раздвоенная седая борода.

Такая борода была единственной на Черноморском флоте, и принадлежала она известному моряку - капитану [9] 1 ранга Григорию Александровичу Бутакову, которого Мохначев хорошо знал. От сердца сразу отлегло.

–  Наш корабль, свои!
– обрадованно крикнул Мохначев бойцам, и тотчас вся верхняя палуба заполнилась людьми. Они размахивали бескозырками, кричали «ура!».

Это был сторожевой корабль Черноморского флота, на гафеле которого развевался советский Военно-морской флаг. На тральщике «Ильич» подняли свои позывные.

Через некоторое время сторожевой корабль подошел еще ближе.

–  Свои… из Севастополя!
– доложил в мегафон командир тральщика Мельников. Сторожевик взял тральщик на буксир. Люди были накормлены, а раненым оказана помощь.

В кают- компании сторожевого корабля Мохначев встретил своего однокашника по военно-морскому училищу штурмана Смирнова. Тот долго смотрел на него и не мог признать в худом, обросшем, с воспаленными глазами человеке старшего лейтенанта Мохначева.

Утром следующего дня корабль с тральщиком на буксире ошвартовался в порту Батуми. На берегу росли зеленые пальмы, спокойно проходили люди, настежь были раскрыты двери кофейни.

КТЩ «Ильич» был последним из кораблей нашего соединения, вернувшихся из Севастополя.

Люди не могут забыть пережитое и выстраданное. Они сделали все, что было в их силах. И у нас, тех, кто живым выбрался из Севастополя, память об этом городе осталась на всю жизнь.

Прощаясь с Севастополем в последние трагические часы, каждый из нас твердо верил и говорил:

–  Мы вернемся к тебе, Севастополь!

Глава вторая.

На плавучей базе

Река бурно мчала мутную глинистую воду среди плоских зеленых берегов, и казалось, в любую минуту потоки ее могут хлынуть через край и затопить все вокруг.

После обильных и продолжительных дождей горные реки и ручьи устремились с высот в низменность.

Река плескалась и шумела. Она несла в пенистом водовороте трухлявые пни, черные коряги, пожелтевшие листья деревьев. Бурные потоки воды поднимали и раскачивали корпуса кораблей, прижавшихся к левому берегу реки. Всплески воды перехлестывали через борт и, сверкая на солнце брызгами, растекались по палубе.

Еще до наступления полосы проливных дождей отряд военных кораблей вошел с моря в устье беспокойной реки. Тральщики и сторожевые катера, поднимаясь вверх против течения, швартовались к временным причалам, а иногда крепили швартовы и за стволы близко растущих деревьев.

Пологие берега реки заросли сочной, яркой травой, невиданной высоты папоротниками, а ольха, граб и тутовые деревья вплотную подступили к воде.

В верховьях реки лес казался непроходимым и необитаемым. Только журчание и клекот воды нарушали девственную тишину. Ни человека, ни лодки здесь не были видно. В нижнем же течении, ближе к морю, расположились [11] на стоянку сейнеры и торпедные катера. На берегу поднимались на высоких сваях дома местных жителей.

Теплым и влажным утром,, когда жирная, покрытая илом земля дымилась и в вязкой тине болота лениво барахтались буйволы, я возвращался из госпиталя.

Последняя ночь, проведенная на' койке плавучего госпиталя, была тревожной. Проливной дождь со шквалистым ветром бил и трепал утлый пароход с красными крестами на бортах. В невидимом небе сверкали молнии, и грохот грома, как разрывы бомб, разносился по берегам черной реки. Это было необычным для такого времени года, но в этих краях даже зимой вместо снега выпадал дождь.

Сейчас ничто не напоминало о беспокойной ночи, и я любовался веселым и буйным разбегом реки, солнечными берегами.

Еще издали я увидел прильнувшую к берегу плавучую базу кораблей нашей бригады - «Очаков».

По зыбкой сходне мимо часового поднялся я на палубу. Необычайно оживленно и шумно было в кают-компании. С кораблей прибыли и ожидали приема у контр-адмирала командиры дивизионов, флагманские специалисты.

Небольшого роста офицер, с веселыми и насмешливыми глазами, разговаривал с капитан-лейтенантом Чугуенко, недавно назначенным на должность флагманского штурмана бригады. Этим офицером был командир 1-го дивизиона тральщиков капитан 3 ранга Ратнер. Очень энергичный и острый на язык, он считался одним из лучших командиров, был влюблен в морскую службу и ревностно поддерживал на кораблях морские обычаи и традиции.