Наше море

Отважно действовал против фашистских самолетов и 37-мм зенитный автомат под командованием Кузнецова. В бою Кузнецову осколком бомбы оторвало левую руку, но он не покинул свой пост и, хотя потерял много крови, продолжал стрелять из автомата. И когда его, раненного, уносили на перевязку, он успел сказать своим товарищам: «Если погибну, отомстите за меня!»

Взрывной волной одной из близко разорвавшихся бомб был поражен и снесен за борт боевой расчет 45-мм пушки, но сама пушка уцелела. Тогда к ней подбежал артиллерист корабля офицер Смоляков и боцман Умрихин, и они вдвоем продолжали вести огонь по фашистским самолетам.

А на море еще сильнее свирепствовал шторм, сильный ветер затруднял борьбу с пожаром. Оказалась перебитой пожарная магистраль, тушили только шлангами. К этому времени на БТЩ «Взрыв» двадцать пять человек выбыли из строя.

Трудно вести бой, имея разрушенный ходовой мостик, а особенно управлять маневрами корабля. Для этого старший [30] лейтенант Бровенко подавал теперь команды голосом стоя непосредственно у машинного люка. Другого выхода не было. А Воробьев организовал управление кораблем на корме вручную, к тому же на ручное управление пришлось поставить минера и химика, так как все корабельные рулевые были убиты или тяжело ранены.

Положение тральщика становилось все более тяжелым. На разрушенном полубаке в кранцах элеватора, куда проник огонь, стали взрываться 100-мм снаряды, рвались патроны у пулеметов ДШК. Для предотвращения взрыва и гибели корабля был только один выход: затопить погреба с боезапасом. Но и это сделать было невозможно, так как вся эта часть корабля была охвачена пламенем! Бровенко решил подойти к берегу.

Узнав о бедственном положении корабля, командование Новороссийской базы приняло меры. К тральщику «Взрыв» вскоре подошел буксир «Симеиз», а с воздуха надежно его прикрыли наши истребители. «Симеиз» имел мощные противопожарные средства, и прибыл он как раз вовремя. Взяв израненный тральщик на буксир, привел его в Кабардинку.

Это был тот самый экипаж тральщика «Взрыв», который последним из надводных кораблей вместе с БТЩ «Арсений Расскин» приходил 2 июля в оставленный Севастополь.

В Кабардинке личному составу тральщика была оказана медицинская помощь. Командир корабля Ярмак был доставлен в госпиталь. Там он, не приходя в сознание, скончался.

Глава третья.

Наше море

Три дня шел мелкий надоедливый дождь, река вышла из берегов, а деревья и кустарники торчали из мутной воды, как во время половодья. На четвертые сутки дождь перешел в густой бесшумный ливень, мутные потоки заливали стекло иллюминатора, и в каюте было почти темно. Контр-адмирал-Фадеев посмотрел на настольный календарь. Возле даты «9 декабря 1942 г.» размашистым почерком было написано: «В 11.00 на заседание Военного совета флота».

Фадеев вызвал машину, надел шинель и вместе с командирами дивизионов Ратнером и Янчуриным отправился в штаб флота.

Легковая машина вынесла их на асфальтированное шоссе и помчала вдоль побережья. Это была знаменитая до войны зона отдыха трудящихся с многочисленными санаториями и лечебными пляжами. Сейчас море у кавказских берегов стало районом боевых действий с фашистами. А в санаториях Сочи, Хоста и других были развернуты госпитали, на рельсах железной дороги стояли вагоны с боезапасом, санитарные летучки. Здесь же, на побережье, были установлены батареи береговой обороны, зенитные батареи, оборудованы морские базы и аэродромы.

И хотя в распоряжении Черноморского флота для стоянки кораблей, начиная от линейного корабля «Севастополь» и кончая сторожевыми катерами, оставалась незначительная [32] полоса суши от Геленджика до Батуми, флот по-прежнему активно действовал на море, помогая в то же время сухопутным войскам отражать натиск фашистов. Корабли флота обеспечивали быструю перегруппировку войск на нужном направлении, подвозили им боезапас, продовольствие, горючее. И все это в условиях сильного противодействия противника на море и особенно с воздуха.

На море кроме немецких БДБ{3}, торпедных катеров и подводных лодок по-прежнему активно действовала вражеская бомбардировочная и торпедоносная авиация.

В кабинете командующего флотом вице-адмирала Октябрьского находились члены Военного совета: Николай Михайлович Кулаков, Илья Ильич Азаров, начальник штаба флота Иван Дмитриевич Елисеев и другие адмиралы. Высоко под потолком горела люстра. Было тепло и тихо. Раздвинув шелковую занавеску, закрывавшую настенную карту, командующий рассказывал о сложившейся на флоте обстановке. Адмирал говорил неторопливо, но в голосе его чувствовалась та страстность и исключительная энергия, которые были так свойственны его натуре. Его острый ум быстро схватывал и оценивал обстановку. Он не любил, когда его не понимали с полуслова или мямлили при докладах.

Отдавая приказы и распоряжения, командуя людьми и кораблями, он всегда исходил из того, что главное - победить врага. Своей жесткой требовательностью он помогал людям преодолевать их недостатки. Филипп Сергеевич Октябрьский жил в постоянном боевом напряжении и считал, что малейшее ослабление темпов в работе, снижение требовательности приведут к нарушению жизни большого и сложного организма, которым он управлял.

Его кипучая энергия будоражила людей и вызывала у них прилив творческой энергии и решительности.

Филиппа Сергеевича Октябрьского я знал давно. Еще в годы создания Тихоокеанского флота мне довелось служить в бригаде торпедных катеров, которой командовал Октябрьский. Мы, молодые офицеры, многому научились у этого строгого, требовательного и справедливого командира. Он и тогда был блестящий организатор и отличный моряк [33] Октябрьский прямо ставил вопрос перед командирами соединений: «Все ли у вас готово, если начнется война?» И его настойчивые требования постоянной готовности оправдали себя. В первую ночь войны враг не застал Черноморский флот врасплох. Корабли были в готовности и встретили вражеские самолеты огнем. Попытка фашистов блокировать Черноморский флот магнитными минами в его базе не удалась.

В тяжелые для Черноморского флота дни вице-адмирал Октябрьский возглавлял героическую оборону Севастополя. Теперь он руководил напряженными боями на море в решающей битве за Кавказ.

Известия, которые сообщил командующий, были самые радостные.

19 ноября 1942 года войска Красной Армии под Сталинградом перешли в контрнаступление. Это в корне меняло всю обстановку на советско-германском фронте и для боевых действий на Черноморском театре имело большое значение.

Наш флот по-прежнему полностью господствовал на Черном море. И хотя фашисты были в Севастополе, Черное море оставалось нашим морем. Несостоятельной оказалась старинная, еще «времен Очаковских и покоренья Крыма», формула: кто владеет Севастополем, тот хозяин на Черном море. Противник мог пользоваться только прибрежными коммуникациями у захваченного побережья. По этим коммуникациям он подвозил вооружение, поэтому наш надводный флот и подводные лодки все плотнее прижимали немецкие корабли к берегу, топили их.

–  Посмотрите на карту, - сказал командующий, - в этом районе малые глубины и, по разведданным, у Констанцы и Сулины выставлены минные поля, поэтому боевые действия больших кораблей там сильно затруднены. Но туда можно послать наши тральщики: у них большой радиус действия и малая осадка, они могут форсировать минные поля и артиллерия хорошая - новые 100-мм пушки, зенитные автоматы и глубинные бомбы. Тральщики могут сражаться с надводными кораблями, авиацией и подводными лодками.
– Командующий помолчал.
– В ближайшие два дня ожидается выход немецких транспортов, груженных войсками и танками, из Констанцы и Сулины к Одессе. Надо сорвать перевозки противника. Эта задача возлагается на вас, товарищ Фадеев! Выполните? [34]