Наше море

–  Так точно, товарищ командующий! Выполним! Корабли находятся в готовности.

–  Подробности операции следующие, - продолжал командующий, энергично расхаживая по кабинету, - первая группа, два тральщика под командованием капитана третьего ранга Ратнера, с утра тринадцатого декабря должна производить поиск и уничтожение транспортов и кораблей противника в районе Дубаны - Жебрияны. Вторая группа, тоже два тральщика под командованием капитана третьего ранга Янчурина, выполняет такую же задачу в районе Георгия - Кара - Харман. Эсминец «Сообразительный» под флагом контр-адмирала Фадеева будет маневрировать в районе Жебрияны - Георгия, чтобы в случае необходимости оказать помощь обеим группам тральщиков…

Накануне выхода кораблей дожди прекратились. Подул холодный ветер. Острый морозец сковал землю, напоминая, что зима есть даже на Кавказском побережье.

Тральщик «Мина» мерно раскачивался на тягучей пологой зыби, заходившей в Потийскую гавань. Поднимаясь на волне, корабль дергал тяжелую якорь-цепь и натягивал стальные швартовы. Хмурый зимний день переходил уже в вечерние сумерки. Надвигалась ночь, темная и холодная. Вода в бухте казалась черной, и только там, где почти сходились молы и стоял маяк с погашенным огнем, шумел и грохотал белый прибой.

Бесприютно сейчас в открытом море: небо закрыто облаками и колючий ветер гуляет на просторе.

Вахтенный сигнальщик, старший матрос Григорий Корниенко, стучал обмерзшими сапогами по заиндевевшему настилу мостика и размахивал руками, словно передавал кому-то семафор. Черная стрелка больших корабельных часов медленно подвигалась к пяти. В часы, когда день переходит в сумерки, сигнальную вахту нести особенно трудно и тянется она удивительно долго.

Корниенко плотнее закутался в тулуп и по выработанной уже годами привычке, зная, что в сумерках быстрее устают и притупляются зрение и слух, стал чаще посматривать и на береговой сигнальный пост, где каждую минуту мог вспыхнуть узкий луч сигнального фонаря и замигать позывные корабля, и на темное небо с редкими просветами в облаках, откуда могли внезапно появиться вражеские самолеты.

И вдруг после звона корабельных склянок, отбивших семнадцать часов, раздалась дробь колоколов громкого боя.

–  Корабль к походу и бою изготовить!

Сразу лопнула тишина на палубе корабля. В морозном воздухе отчетливо застучали сапогами матросы, загремели железная палуба и трапы. Зябко поводя плечами, первым прибежал на мостик старшина 1-й статьи рулевой Стасюн, включил ночное освещение и поглядел на картушку компаса, мерно подрагивающую в котелке, и только потом осмотрелся на холодном ходовом мостике. Чихая на ходу и бормоча, прошел на полубак боцман Яковлев. На мостик поднялись командир корабля Стешенко, командир дивизиона тральщиков Ратнер и флагманский артиллерист Федоренко.

Капитан 2 ранга Николай Иванович Федоренко, скромный, отлично знающий свое дело офицер, по возрасту был, пожалуй, старше всех в соединении. Участвовал в гражданской войне и под командованием Фрунзе штурмовал Перекоп. Тогда он, в сущности, и стал морским артиллеристом, стреляя из трехдюймовой пушки по удиравшим кораблям Врангеля.

Когда корабли выходили из бухты, было уже темно. По корме тральщика «Мина» еле угадывался идущий в кильватер темный силуэт «Арсения Расскина».

На тральщике «Арсений Расскин» находился инструктор политотдела бригады старший политрук Аверчук.

Степан Иванович Аверчук был одним из тех энергичных и принципиальных политработников, которым до всего есть дело. Его интересовало и количество принятого на корабль боезапаса, и меню-раскладка на камбузе, и то, как часто выходит стенная газета.

Он считал, что главное в партийно-политической работе - обеспечить стойкость бойцов при выполнении боевой задачи. Часто бывая в дивизионах, Аверчук знал сильное и слабое звено на каждом корабле. Выходя в море на «Арсении Расскине», он был спокоен за артиллерийскую боевую часть, потому что здесь служили артиллерист Константин Гилярович Сосновский и хорошо подготовленные комендоры. А какая еще важнейшая боевая часть на корабле? Конечно, механическая. Это двигатели, от которых зависит и скорость хода, и маневренность, и подача энергии для механизмов, пушек и приборов. [36]

И Аверчук шел к матросам - дизелистам и электрикам. Он беседовал с ними перед тем, как им заступить на вахту, спускался в машинное отделение и информировал о предстоящем походе и возможном бое с противником.

Инструктор политотдела не руководит стрельбой артиллерийских батарей, не ведет прокладку курса корабля, никем не командует, и в то же время он своей повседневной работой помогает комендорам стрелять, рулевому - вести корабль, командиру - громить в бою врага.

Придя на корабль, он не произносит пышных и патетических фраз, потому что в суровой боевой обстановке они не нужны. Но он вовремя говорит те необходимые, доходящие до сердца слова, которым бойцы верят до конца, потому что в самую трудную и решительную минуту часто видят политработника рядом с собой: так бывало и в дни обороны Севастополя, и при высадке десантов.

Таких людей любят матросы, потому что, уходя с корабля, они оставляют добрую память о себе. Они и сами не забывают людей, с которыми вместе были в бою. Аверчук часто выступал в многотиражной бригадной газете «За Родину», рассказывал о лучших людях кораблей и их героических делах…

На час позже выйти в море должна была вторая группа тральщиков - «Якорь» и «Искатель» - под командованием Янчурина. И еще позже - эскадренный миноносец «Сообразительный», на котором держал свой флаг руководивший операцией контр-адмирал Фадеев.

Темная ночь обступила корабли со всех сторон. Они шли без ходовых огней, кланяясь штормовой волне.

Только в море команде объявили о цели похода. В кормовом кубрике собрались все свободные от вахты на партийно-комсомольское собрание, на котором поклялись выполнить поставленную задачу.

Ночь прошла спокойно. Ветер гнал по небу тучи, изредка выглядывала луна, освещая взбудораженное море и темные корпуса кораблей.

С рассветом низко идущие облака снова закрыли все небо. На море гуляли тяжелые волны, высокие гребни били в правую скулу корабля, потоки ледяной воды заливали полубак, шипя, бежали по палубе и, ударяясь о надстройки корабля, дождем поливали мостик. [37] Ветер гулял в такелаже и раскачивал стеньги мачт. Одинокая чайка, появившаяся возле корабля, прижимаясь к воде, устремилась к берегу.

Сложный путь предстояло пройти тральщикам. Линия, проложенная на карте от Поти до устья Дуная, пересекала все Черное море с востока на запад. А у вражеских берегов их подстерегали минные поля, авиация и корабли противника. Но кто из моряков не мечтал о таком походе!

Тральщики все дальше и дальше уходили от родных берегов. Гулко работали двигатели, и далеко за кормой оставались едва различимые в утренней мгле высокие Кавказские горы. Вокруг было только бескрайнее, вспененное и взлохмаченное, величавое море.

«А на мостике все-таки потише», - подумал Корниенко, поглядывая на мокрую палубу. Там гуляла студеная волна, и комендоры жались в укрытиях возле пушек. Корниенко высмотрел на палубе своего дружка Коклюхина. Вчера они решили подать заявление о приеме в партию.

Промокший до нитки командир тральщика капитан-лейтенант Стешенко, спросив разрешение у Ратнера, спустился к себе в каюту переодеться.

Расторопный вестовой принес ему из кают-компании стакан горячего чая. Стешенко торопился, но в это время кто-то постучал в дверь каюты.