Наше море

Деловая часть была закончена быстро. С офицерами стрелкового полка и морскими пехотинцами моряки уже давно сработались и сдружились. Месяц тому назад моряки высаживали эти десантные части здесь, у Соленого озера, и сейчас снова должны были принять их на борт.

Чеслер еще разговаривал с командиром полка о добавочной погрузке боезапаса, когда Глухов вместе с Косидловым вышли из душной землянки. [162]

Ровная голая степь, перемежаясь с сизыми лиманами, расстилалась перед ними. Невеселая, однообразная местность выглядела в этот осенний холодный день особенно унылой. Неутихавший свирепый ветер по-прежнему гнал в проливе серую угрюмую зыбь, раскачивал сторожевые катера, задирал чехлы на пушках и стеллажах. Утлые мотоботы прижимались к пристани, пришвартовывались ближе к берегу.

–  Вот кому достанется сегодня ночью при высадке десанта!
– сказал Глухов, показывая на мотоботы идущему рядом с ним Косидлову. Тот молча кивнул. Он тоже с тревогой смотрел на эти небольшие моторные суденышки, которые даже на стоянке у пристани захлестывала холодная волна. А ведь штормовые волны могут залить моторы, а большой накат выбросит катера на берег.

А Глухов, словно вспомнив о том, что его все время беспокоило, вдруг остановился и сказал:

–  Знаешь, Александр Григорьевич, приходил сегодня ко мне командир мотобота Смирнов. Слезно каялся, просил разрешения идти в десант!

–  А ты как считаешь?
– спросил Косидлов.

–  Надо взять. Пусть в бою искупит свою вину. Воевал он хорошо, я его помню по Новороссийску.

–  Ну что ж, как решит командир, так и будет!
– весело согласился Косидлов.
– Он и мне нравится, а приструнить его не мешает, - добавил он.

Речь шла о командире мотобота старшине 1-й статьи Смирнове. Посланный в тыловой склад за продовольствием, он встретил там дружков, выпил «самую малость» и опоздал к отходу катера. Узнав об этом, Косидлов вызвал: его и сказал:

–  Тебе, Смирнов, доверять нельзя. Ты можешь и при высадке десанта опоздать. Поэтому в операцию не пойдешь. Я уточню с.комдивом, кому ты мотобот будешь сдавать.

Это было самое страшное наказание для моряка: сегодня ночью мотоботы первыми должны были подойти к берегам крымской земли, первыми высадить десант.

Десантные боты! Они мало заметны в штормовом море, и ночью их с трудом могут обнаружить сторожевые посты, дозорные корабли противника. Десантные боты мелко сидят в воде и могут пройти над якорной миной, не заметить ее. [163]

Команда мотобота не имела ни жилья, ни камбуза, но это были лихие матросы, большей частью добровольцы. И выполняли они самые различные задачи: тралили под артиллерийским огнем мины, подвозили боезапас, а главное - высаживали десант.

Нужно было большое мужество, чтобы первыми идти к берегу, утыканному пушками, дула которых выплескивают огонь прямо в упор, как тогда у Южной Озерейки.

Сказать о катерниках, что они отчаянные ребята, - это еще не все. Сказать, что они самые сильные и ловкие, - тоже не все. Катерники были настоящими моряками. Это люди, которые всю войну провели в море на утлых своих кораблях и лишь изредка бывали на берегу.

В холодные осенние дни матросы мерзли на катерах, где не было отопления, но не завидовали солдатам, которые жили в землянках и могли греться у костра: они привыкли жить на кораблях.

Глухов, постояв на открытом ветру, сказал Косидлову:

–  Надо нам с тобой, Александр Григорьевич, пойти на катера, подбодрить народ.

–  Пойдем!
– охотно согласился Косидлов, застегивая ватник и поправляя полевую сумку, с которой он никогда не расставался, и добавил: - Свежий ветерок сегодня, Дмитрий Андреевич!

–  Да нам не привыкать!
– отвечал Глухов, расправляя плечи.
– Последний рывок - и Крым будет наш, а там и в Севастополь вернемся!

Косидлов наблюдал за Глуховым и, вероятно, догадывался о том, что творилось у него в душе. Косидлов не раз уже замечал, что в трудные минуты несколько замкнутый и суровый Глухов становился мягче, общительнее.

–  Ну что же, - сказал Глухов, - пошли на катера, Александр Григорьевич!

–  Полный вперед!
– пошутил Косидлов и первым спрыгнул с высокой пристани на деревянную палубу сторожевого катера.

Косидлов был опытный политработник, человек с большим житейским опытом, умеющий найти подход к людям. Матросы и офицеры любили и уважали его еще и потому, что он был вместе с ними, когда они смотрели смерти в глаза.

Глухов с Косидловым переходили с катера на катер, беседуя с людьми. Целый день матросы принимали [164] из бочек бензин, грузили с автомашин боезапас, и сейчас, когда эта тяжелая работа была закончена, все они были в приподнятом боевом настроении, которое возникает накануне больших операций. Глухов чувствовал это настроение, и потому, когда на пирсе собрались вместе офицеры и матросы, он коротко сказал:

–  Настало, товарищи, время, о котором мы так долго мечтали. Через несколько часов наши катера будут у крымских берегов. Честь и хвала тому, кто первым высадит десант на крымскую землю! Помните: там, за проливом, нас ждет Севастополь!

Как только стемнело, десантные войска стали подходить к пристаням и приступили к посадке. И хотя на причалах было тесно и волны раскачивали корабли, погрузка была закончена вовремя.

31 октября в 22 часа 15 минут сторожевые катера, закрепив поданные с мотоботов буксиры, вышли в море. Дул норд-ост силой до четырех-пяти баллов, и катера шли при сильной волне. Она заливала десантные боты, и матросы, сами обмерзая на ветру, своими бушлатами закрывали моторы, чтобы в нужный момент, когда будет отдан буксир, запустить двигатели.

Управлять разнородными малыми катерами ночью, без огней, было очень трудно. Поэтому Глухов приказал Чеслеру следовать на рейдовом катере самостоятельно и следить за движением всей колонны. Надо было подгонять, подтягивать отстающих, помогать им держать свое место в строю.

Глухов стоял на ходовом мостике рядом со старшим лейтенантом Флейшером, с которым вместе высаживал десант еще в Новороссийске.

Флейшер сосредоточил все внимание на управлении катером. Катер 081 шел головным по узкому фарватеру, протраленному и обвехованному в сплошных минных полях. Флейшер знал, что за ним в кильватер следует весь отряд, что каждые десять метров в сторону от фарватера могут принести непоправимое несчастье.

Прошло всего полчаса со времени выхода в море, когда впередсмотрящий крикнул из темноты:

–  Прямо по носу мина!

–  Лево на борт!
– тотчас скомандовал Флейшер, и с мостика Глухов увидел, как на белом гребне поднялся и снова скрылся в развале волны черный шар мины. [165]

Глухов вызвал на мостик помощника командира лейтенанта Саакяна и приказал передать на катера отряда: «Усилить наблюдение за морем. Плавающие мины!»

Рулевой вывел сторожевой катер на заданный курс, отряд продолжал движение, и снова впередсмотрящий хриплым простуженным голосом доложил: