Наше море
Шрифт:
На море был штиль, светила луна, и с катеров наблюдали какое-то движение на берегу у фашистов. Некоторые уверяли даже, что видели на песчаных буграх фигуры часовых. К счастью, береговое охранение катера не обнаружило.
Высадив десант - 83-ю морскую стрелковую бригаду, - капитан 2 ранга Нестеров донес на командный пункт в Анапу по таблице условных сигналов слово «руль», что означало: «Успех высадки, действую по плану».
Активно действовали в это время корабли Азовской военной флотилии под командованием контр-адмирала С. Г. Горшкова. Мощные удары по врагу были нанесены с суши, моря и воздуха.
Утром 9 октября войска 56-й армии под командованием генерал-лейтенанта А. А. Гречко вышли к берегам Керченского пролива. Кавказ и Тамань были очищены
В приказе Верховного Главнокомандующего по случаю освобождения Таманского полуострова были отмечены моряки вице-адмирала Владимирского и контр-адмирала Горшкова. Москва салютовала им от имени Родины.
Битва за Кавказ была окончена. Впереди, за Керченским проливом, лежал Крым,
Глава десятая.
На минном поле
Осень в этом году была теплая. Дожди перепадали редко, и деревья медленно теряли свое зеленое убранство. На кораблях нашей бригады шла напряженная работа: готовились к тралению освобожденной Новороссийской гавани и подходных фарватеров к ней. К этому времени к нам прибыл вместо контр-адмирала Фадеева новый командир соединения контр-адмирал Новиков.
Принимая дела, Тихон, Андреевич Новиков приказал доложить ему оперативную обстановку на море. Войдя в каюту контр-адмирала, я увидел за письменным столом плотного, средних лет человека. Обращали на себя внимание несколько ироническое выражение внимательных глаз и большой выпуклый лоб. Спокойное русское лицо, обстоятельная, неторопливая речь и уверенные манеры показались мне знакомыми. Несомненно, Новиков кого-то напоминал. Но кого? Я всматривался в его лицо, вслушивался, и вдруг всплыл в памяти Ленинград конца двадцатых годов, малый зал военно-морского училища и Алексей Николаевич Толстой, читающий нам главы из «Петра I»…
В каюте командира уже находился начальник штаба Студеничников, Который докладывал Новикову о делах соединения.
Контр- адмирал слушал его внимательно, только иногда, откинувшись в кресле и чуть улыбнувшись, останавливал:
– Это я знаю. [138]
Выслушав начальника штаба, Новиков спокойно сказал:
– Мне кажется, нам надо больше доверять людям, и они прекрасно будут справляться со своими обязанностями.
С первых же дней мы заметили, что контр-адмирал Новиков очень внимателен к людям. Казалось, он пристально изучает подчиненных, пытаясь узнать их сильные и слабые стороны.
Разговаривая как-то с заместителем по политической части, Новиков сказал о флагманском штурмане Чугуенко:
– Энергичный и твердый характер. И ум изворотливый имеет, во всех хитросплетениях обстановки разбирается быстро. Однако честолюбив!
Капитан 1 ранга Кадушкин улыбнулся:
– Ну, это не беда. Пушкин называл честолюбие благородным чувством. Надо только, чтобы шло оно на пользу делу.
– Да, это не беда, - продолжал контр-адмирал.
– А вот совсем иной характер - Щепаченко. Прекрасный знаток минного дела, бесстрашный офицер, сколько он уже мин разоружил! За его заслуги в минном деле перед ним можно шапку снять! Трудолюбивый и очень скромный человек.
– Да, пожалуй, это так, - согласился Кадушкин.
– И мне кажется, на предстоящем тралении в Новороссийске штурман и минер будут удачно дополнять друг друга и прекрасно сработаются.
Этот разговор предрешил ход дальнейших событий. На траление Новороссийской гавани отправлялся отряд тральщиков во главе с контр-адмиралом Новиковым. Начальником походного штаба был назначен штурман Чугуенко. В штаб входили два штурмана, гидрографы и врач.
В состав походного штаба входил и флагмин бригады Щепаченко. Капитан-лейтенант Щепаченко был прирожденным минером. Спокойный, твердый и мужественный человек, он умел руководить людьми. Службу на флоте он начал рядовым корабельным минером и прошел все ее ступеньки, вплоть до должности флагманского минера соединения.
Еще до войны Щепаченко прославился тем, что вместе с минером Андреем Сияегубовым разработал новый метод приготовления мин с сокращенными группами [139] запальных команд. В первые дни наступления фашистов на Севастополь Щепаченко пришлось участвовать в разоружении немецкой магнитной мины новой конструкции. Запрятанный в мине заряд-ловушка взорвался. Работавшие вместе с Щепаченко минеры были убиты, а он тяжело ранен. Крепкое здоровье и большая сила воли помогли ему выжить. Лишь синие шрамы на лице и на руках напоминали о роковом взрыве.Правой рукой Щепаченко был мичман Рябец. Мичман любил свою специальность и во многом напоминал флаг-мина. Вероятно, таким же веселым, неунывающим мастером своего опасного дела был и Щепаченко в молодые годы. Вместе они проводили занятия с минерами на сетевом заградителе, приткнувшемся к берегу, заросшему боярышником и высоким папоротником. Щепаченко помнил основное назначение кораблей бригады - это траление и минные постановки.
Надо сказать, что после оставления Севастополя корабли нашего соединения продолжали заниматься тралением. Подходы к портам и базам у кавказских берегов были почти повсюду заминированы, поэтому систематически проводилось контрольное траление фарватеров и минных полей.
Особенно много поставил противник мин на участке Геленджик - Мысхако. Отряду тральщиков предстояло отправиться в этот густо заминированный район.
В конце сентября мы провожали первый отряд катерных тральщиков. Офицеры и матросы уже знали о том, что эти корабли больше не вернутся в свою базу. Вслед за наступающими войсками Красной Армии тральщики уходили в новые освобождаемые базы. Все ближе и ближе родные берега Крыма…
Тральщики стояли у берегового причала, готовые к выходу в море. Личный состав находился на верхних палубах кораблей в ожидании прихода контр-адмирала.
На барже у сходни собрались офицеры уходивших тральщиков и провожавшие их флагманские специалисты.
Траление всегда считалось в бригаде основным, родным и кровным делом, и большинство офицеров прекрасно знали и любили эту работу.
– До свидания, Владимир Георгиевич! Встретимся в Новороссийске, - стал прощаться со мной Чугуенко, заметив [140] контр-адмирала Новикова, направлявшегося от плавбазы к месту стоянки тральщиков.
– Ни пуха ни пера славным минерам! Желаю удачи!
– ответил я.
Контр- адмирал Новиков попрощался с офицерами, остающимися в базе, и, обращаясь к Студеничникову, сказал:
– И штабу бригады здесь нечего сидеть. Надо двигаться ближе к Крыму. Где густо заминировано, там наше место.
Отряд кораблей остановился в Геленджике. Катера-тральщики и трал-баржи ошвартовались у Каменной и Северной пристаней, где совсем недавно стояли сторожевые катера 1-го Краснознаменного дивизиона. Отсюда они уходили во главе с Глуховым к Таманскому полуострову в район озера Соленого, чтобы окончательно очистить от фашистов Кавказ.
Чугуенко, сойдя с тральщика на берег, с любопытством разглядывал Геленджик.
Он и раньше бывал в этом курортном городке: перед войной отдыхал и тренировался здесь в спортивном лагере. С Геленджиком были связаны воспоминания о голубом море и солнечном пляже, о терпком вине и каленом черноморском загаре. Чугуенко слышал от старожилов, что Геленджик в переводе на русский язык означает Белая невеста. И городок в ту весну действительно утопал в белом цветении деревьев.
А сейчас Геленджик, как и все приморские города, находившиеся вблизи фронта, лежал в развалинах: разбросанные взрывом камни мостовых, разбитые дома, разрушенные заборы и изгороди. У обрыва возле бухты виднелись темные провалы окопов, колючая проволока. Но в порту было оживленно. У низкой широкой пристани разгружалась баржа. Солдаты, сбросив шинели и ватники, выкатывали по крутым сходням бочки с солониной, вытаскивали мешки с мукой. Другие весело, с шумом грузили все это на автомашины, стоящие в очереди у причалов. Груженые автомашины с надрывным гулом уходили по пыльной дороге к Новороссийску.