Наше море

Наступил хмурый осенний рассвет. Глухов передал на катера и мотоботы полученный от командира высадки сигнал «Отходить». Ветер к утру посвежел, сизые тучи быстро неслись над проливом. Из-за туч шли в пике наши самолеты, сбрасывая бомбы на позиции врага. Глухов отчетливо видел теперь берег крымской земли, сегодня ночью захваченный бойцами десанта. Весь небольшой отрезок бугристой земли с полуразрушенными домами, со свинцовыми неподвижными озерами и желтым песком прибрежного пляжа сейчас был охвачен огнем, окутан дымом пожаров.

С улучшением видимости на море вражеские батареи снова сосредоточили огонь по сторожевым катерам. Рядом [169] с катером 081 разорвался снаряд: осколки ударили по корме, вспыхнул пожар. Затлели пропитанные маслом чехлы, загорелась деревянная палуба катера.

Командир кормовой пушки маленький адыгеец Гиса Панеш, сбросив шинель, сбивал ею пламя. На помощь к нему подбежал моторист Петр Козлов; схватив огнетушитель, он погасил огонь.

Когда катера отходили от берега, Глухов заметил мотавшийся на волне десантный бот с заглохшим мотором. К нему подошел катер старшего лейтенанта Трофименко и взял на буксир. В это время снаряд с берега пробил его правый борт, вышел через левый и разорвался. На катере заглохли моторы.

Стало совсем уже светло. «Эх, надо было чуть раньше начинать высадку», - подумал Глухов и еще раз передал сигнал: «Немедленно всем судам отходить!» А сам продолжал маневрировать возле берега, прикрывая артиллерийским огнем подбитый катер Трофименко.

Катер 081 уходил из пролива последним.

Глухов наблюдал, как группами и по одному сторожевые катера и мотоботы отходят от берега и следуют в Кротково.

Противник продолжал артиллерийский обстрел, и катера, ставя дымовые завесы, прикрывали свой отход. Сигнальщики со сторожевого катера тщательно просматривали побережье в районе высадки - нет ли отставших и поврежденных мотоботов.

Несмотря на то что немцы сильно укрепили крымский берег и считали его неприступным, что подходы с моря были заминированы, а пляжная полоса заранее пристреляна, десант со всех шести отрядов был высажен. На захваченном плацдарме бойцов возглавил начальник штаба 1139-го полка способный и храбрый офицер майор Д. С. Ковешников.

Прекрасно действовал в этом десанте батальон морской пехоты под командованием капитана Н. А. Белякова. Морские пехотинцы первыми с мотоботов внезапно высадились на берег. Морская пехота вызывала у фашистов страх. Они называли бойцов в черных бушлатах и бескозырках «шварце тодт» - «черная смерть».

Морская пехота имела заслуженную славу. Не было на Черном море ни одной десантной операции, когда бы морские пехотинцы не выполнили своей задачи. Даже в [170] таких тяжелых операциях, как Евпаторийская пли Южно-Озерейская, морские пехотинцы сумели высадиться и опрокинуть врага. Они первыми шли в огонь и в воду.

Десант уже дрался на берегу - следовательно, задача выполнена. Но на сердце у Глухова было неспокойно. Штормовая погода перепутала расчеты, не всем катерам удалось высадить десант: два сторожевых катера подорвались, ничего не известно о судьбе Косидлова, а ведь он пошел не с ним, а на катере 01012, который подорвался на мине.

Глухов вспомнил: Косидлов уходил в операцию бодрый, уверенный в ее успехе. «Море любит крепких и веселых», - говорил он.

Во время высадки десанта дум этих у Глухова не было. Они появились и постепенно овладевали им по мере того, как катера уходили все дальше от разрывов снарядов и грохота боя.

По возвращении в Кротково моряки со сторожевых катеров перенесли на берег убитых, отправили в госпитали раненых. После короткого отдыха приступили к ремонту катеров.

Между Кротково и Эльтигеном пролегла основная водная коммуникация. Фашисты, оставляя Таманское побережье, сожгли и уничтожили все пристани и причалы. Нашим саперам и морякам пришлось срочно, еще перед началом десантной операции, строить все заново.

Но не всем экипажам удалось получить заслуженный отдых или хотя бы передышку. Только сторожевой катер 081 пришвартовался к пристани Кротково и Глухов сошел на берег, как радист Иван Руденко доложил командиру катера радиограмму: «СКА 0101 потерял ход, требует помощи».

–  Аврал! Катер к бою и походу изготовить!
– скомандовал Флейшер, и через несколько минут катер 081 уже полным ходом следовал в пролив. На ходу Флейшер вызвал по УКВ катер 0101. Но тот не ответил.

Все моряки, находившиеся на верхней палубе, с тревогой всматривались в мутную пелену от нерастаявших еще дымовых завес, поставленных при отходе катеров.

И вдруг, словно вынырнув из воды, в облаке завесы вырисовывается неподвижный корпус сторожевого катера 0101 - так бывает на море обычно в малую видимость. [171]

–  Что случилось?
– запросил Флейшер. Командир катера 0101 старший лейтенант Трофименко был другом и однокашником Флейшера еще по военно-морскому училищу. Флейшер знал его характер и не удивился, что Трофименко остался верен своей натуре и сейчас. Он и здесь не унывал и, шутя, произнес:

–  Собирались рыбу кормить в проливе, а потом передумали. Лучше еще фрицев будем бить!

–  А все же что случилось?
– переспросил Флейшер.

–  Пробит Осколками бензобак, вытекло почти все горючее. Вот я и поторопился дать радиограмму. А сейчас попробую дотянуть до Кротково. Но есть и еще кое-какие мелочи-неполадки в моторе. Мы их исправили и будем двигаться, - заключил спокойно Трофименко.

Флейшер согласился и сказал, что горючим он может помочь.

Вскоре катер 0101 завел моторы и, рассекая дымовую завесу, самостоятельно пошел к таманскому берегу.

Катер 081 последовал за ним. На душе у Флейшера стало спокойно - можно и самим следовать в Кротково. Но на море часто случаются неожиданности. Сквозь сизую дымку Флейшер заметил дрейфующий, с большим дифферентом на нос катерный тральщик. Бортовой его номер 27 почти совсем скрывался в воде. А ветер и небольшая волна гнали его к берегу, занятому противником.

Флейшер подал команду рулевому подойти к катеру-тральщику, на мостике которого увидел коренастую фигуру, призывно махавшую руками. Человек с каштановой бородой один стоял у штурвала, полузалитая водою палуба была пустынна.

Вот уже СКА 081 совсем близко подошел к полузатопленному катеру, и Флейшер узнал своего бывшего командира старшего лейтенанта Остренко.

Да, встреча была необычной. Теперь рядом стояло два катера.

Ветер отнес остатки дымовой завесы, и противник с берега, видимо, обнаружил катера, так как рядом стали ложиться разрывы снарядов.

–  Быстрее заводить буксир!
– распорядился Флейшер и, обращаясь к Остренко, сказал: - Давай, Михаил Лукич, скорее переправляй всю команду свою ко мне на борт! [172]

Люди с катерного тральщика перешли на палубу катера 081.

–  Ну а ты как, Михаил Лукич?
– спросил Флейшер.

–  Я буду здесь!
– И он остался на мостике полу затонувшего катера, будучи верен морской традиции.

И вдруг матросы на палубе начали громко смеяться - смеялись так весело, от души, что даже не замечали близких снарядов.