Наше послевоенное

Летом перед десятым классом на корты зачастила Варданашвили. Любила залезать на вышку, судить игры, иногда пыталась играть в теннис. Получалось у нее хорошо, она легко двигалась по площадке, ловко отбивала мячи.

Я далеко не сразу поняла, почему Нелька к нам заглядывает. Но Зойка как-то лукаво посмеивалась и давала Нельке понять, что разгадала цель ее визитов.

Наконец, с запозданием, и я поняла, что у Нельки роман с Ниазом Жордания.

Чернобровый и румяный красавец Ниаз сначала играл с нами за школьников, а после окончания школы был полгода, после Миши, у нас за тренера. Характер у него был вспыльчивый, неустойчивый и, зная неукротимый его нрав, я удивлялаяь, как Нелька решилась серьезно им увлечься.

В десятом классе нам было по шестнадцать, и для многих началась пора романов. Нелли влюбилась в Ниаза, Зойка - в Славку, я - в Гоги Бокерия. Зойка Меликян дружила с Артуром еще с восьмого класса, периодически ссорилась с ним, иногда на несколько месяцев, и подробно рассказывала нам с Зойкой, как продвигаются их отношения. Алик бегал за восьмиклассницей Милкой, премиленькой девочкой с пухлыми надутыми губками, Лариска крутила любовь со своим великовозрастным Витей, а про остальных я ничего точно не знала. Наташка Антипина сдружилась с нашей Софой и ей поверяла свои любовные тайны. У них даже был сигнальный знак, когда они расставались в нашем присутствии, - если Наташка дважды пожимала плечо Софы, то это означало, что они вечером встречаются на углу для доверительных бесед.

Главное, Софа ничего не должна была говорить нам с Зойкой, и мы не знали про эти вечерние свидания. До поры до времени, естественно.

А когда Зойка узнала, то безумно обиделась на Софку - не потому, что та сошлась с Наташкой, а потому что тайком от нас.

Почему тайком? Почему скрытно? Вот что оскорбляло Зойку.

Но Софа клялась, что она это делала по просьбе Наташки.

– Ей же нужно с кем-то поделиться своими проблемами, - оправдывалась Софа, - но она не хотела, чтобы вы об этом знали.

Наташка и Софа учились вместе с первого класса, у них были детские дружеские отношения и до нашего прихода в класс, просто они возобновились, вот и все, так казалось мне.

Я была занята учебой в художке, беготней на тренировки. Еще математический кружок с выпускным классом Медеи, - в общем, у меня не было времени вникать в эту проблему.

Мне не казалось это таким важным, как Зойке, и тем более не представлялось предательством.

Еще в девятом классе Зойка незаметно сошлась с Ларисой Дурандиной, которая появилась в нашем классе позже, чем мы с Зойкой. Вся в мелких кудряшках, курносая и улыбчивая Лариска была кокетлива. Ее тоненький щебечущий голосок и веселый рассыпающийся смех располагал окружающих.

Софа ее невзлюбила, ревнуя Зойку к ней.

Лариска была немного как бы без царя в голове, и могла, разговаривая с парнем, задрать подол и поправить чулок, как ни в чем не бывало.

Папа Лариски был военный, и они приехали из России, там были одни нравы, а здесь другие, но Лара просто не желала этого замечать.

Мне Лара нравилась, хотя временами и шокировала меня, и я, Зойка и Лариска, случалось, проводили время вместе, но Софы, четвертой, с нами не было.

Помню, мы в гостях у Ларисы первого мая. Она угощала нас малюсенькими сочными пельменями и водкой, которую я пила первый раз в жизни и тут же так окосела, что пришлось прилечь. На наших вечеринках с классом всегда было только вино, иногда коньяк для ребят.

Водка мне не понравилась, как на вкус, так и по своему воздействию, но Зойка с Ларисой только посмеялись надо мной.

Как-то раз, забежав в нашу классную комнату после уроков, я увидела взрослую девушку странного вида: в ее длинной косе был вплетен бантик, как у пятиклассницы, а на ногах были умильные носочки и белые тапочки.

Точь-в-точь активистка-комсомолка, из фильмов довоенных лет.

Верушка сказала гордо, обращаясь ко мне:

– А это мой предыдущий выпуск.

Ей, конечно, было приятно, что не забыли, навещают.

– Мы всегда были самыми лучшими у Веры Павловны в школе, - с вызовом сказала мне противная девица.

– Мы тоже самые лучшие, - в тон ей, приблизительно так, как говорят "cам дурак", ответила я и быстро вышла.

Я поняла, какой я не хочу быть в недалеком будущем, - я не хочу походить на эту энергичную правильную девицу.

Демкина как-то хвасталась, что какой-то молодой человек, влюбившийся в одну из ее учениц, со слезами на глазах благодарил ее:

– Вы растите белых ворон, - говорил он ей, по-видимому, всхлипывая.

Этот рассказ вызывал у меня ощущение фальши, тошнотворная, приторно-сладкая история.

Ну что может быть хорошего в белой вороне? И какого самой вороне?

Демкина была дама в критическом возрасте и не замужем, она вышла замуж уже на моей памяти, после 45 лет.

В нас, девчонках, она старалась задавить всякое проявление женственности.

Категорически запрещала красить ногти, носить серьги, вид сережек в ушах ученицы вызывал у Верушки прямо-таки желудочные спазмы.

В наши дни модны были начесы, мы старательно сооружали себе прически, а Демкина бесцеремонно запускала пальцы в волосы и, если пальцы застревали в начесе, посылала расчесывать или, еще того хуже, устраивала экзекуции прямо на уроках английского. Было больно, жертва кричала, а Демкина с наслаждением драла расческой волосы, приговаривая:

– А ты не начесывай, не начесывай.

Больше всех доставалось Людке Вергулис и Наташке Антипиной. Людмила ничем не особенно не выделялась, на открытые конфликты не шла, и в зазнайстве, с которым Верушка очень любила бороться, Люду трудно было подозревать.

Но и затолкнуть Вергулис в какие-то пуританские рамки было невозможно. Людкина рано расцветшая красота, рыжие волосы с необычайным золотым отливом и походка с плавным раскачивание бедер, весь ее вид, вызывающий у мужчин определенные эмоции, которые, очевидно, не позволят ни в коем случае Люде остаться в старых девах, как это произошло с ней, Демкиной, вызывали у Верушки прямо-таки патологическую неприязнь, она цеплялась к ней по поводу и без повода.

Ну, а Наташка хотела быть красивой, яростно начесывала свои волосы, сооружая прически себе к лицу, и это ее неприкрытое стремление улучшить свою внешность призывало Верушку к борьбе.

Наташка боялась Верушки, как огня, не могла как, например, Зойка, отстоять своего права причесываться, как ей хочется, и тем не менее, не отказывалась от начесов, а просто приглаживала волосы к уроку английского.

Однажды Верушка не смогла расчесать начес на кудрявой голове Дурандиной, потащила ее к водопроводному крану, и долго теребила ее мокрые волосы. Лариса стояла, чуть не плача, и вода стекала с волос прямо ей за шиворот.

Зойка тоже сооружала на голове симпатичный круглый шарик, но Демкина к ней не цеплялась. Зойка всегда дала бы отпор, просто не допустила бы рукоприкладства, да и у ее матери, что немаловажно, классная не нашла бы поддержки, а у Наташки мать была суровая, крутая женщина, которая была согласна со строгостями нашей классной. Многие черты характера Наташки можно было объяснить отсутствием близости с матерью.

Меня Верушка тоже не трогала, несмотря на то, что у меня, после того, как я подстриглась, была большая, временами прямо таки фантастическая копна волос на голове и без всякого начеса, и Михаил Аронович, наш в каждой бочке затычка, вечно приглаживал на переменах мои волосы и говорил: