Нашествие хазар (в 2х книгах)
Шрифт:
Только им, бедолагам, в эдакую рань надлежало бы бодрствовать, ай нет - на пахотных угодьях сына Вышаты встретили погонычей быков; клешнято переставляя ноги, животные зло и упрямо тянули тяжёлые запашники, но зато сзади них, казалось легко, скручивались черными жгутами на омертвелой земле жирные пласты, от которых исходил тревоживший ноздри пар.
– Ядрёный чернозём!
– воскликнул Аскольд, спрыгнул с седла и сунул в борозду пальцы. Разминая свежак, пропустил через них; глаза князя тепло залучились светом. Спросил одного из погонычей, кряжистого старика с длинными жилистыми руками:
– Озимые-то… успеете?.. А хазары?!
Узнав
– Сараны [292] бояться - хлеба не сеять…
Сказанные с достоинством слова хлебороба пришлись по сердцу Аскольду; взглянув на Дира и показав на старика, сказал громко:
– Сразу видать, не холоп и не раб.
– В вотчине у нас их почти нет… - ответил Вышата.
[292] Сарана– саранча.
– Княже, я свободный общинник, - гордо промолвил старик.
– Это моё поле, а в напарниках у меня сын.
«Такие за своё будут драться до последнего…»
– подумал старший архонт.
Не хватит слов рассказать, с какой радостью встречал и с каким богатым размахом потчевал гостей Янь Вышатич… Головы страждущим сразу поправили, и учинилась затем то самое питие, о котором позднее будет сказано, что оно на Руси есть веселие…
Князьям и отцу Янь сам наполнил кубки, а себе до краёв налил турий, отделанный серебром рог и поднял его на уровень жемчужной верхней пуговицы бархатного кафтана, на который с шеи тяжело падала цепь, взблёскивающая тусклым золотом при каждом повороте мощного, но вместе с тем подвижного тела сына воеводы. Как водится, первым и здравицу произнёс князьям - каждому в отдельности: сначала - Аскольду, потом - Диру.
Подавали в серебряной посуде множество слуг в парчовых одеждах и черных лисьих шапках.
Пили и ели до самого обеда. Позвали скурров увеселять, а упившихся сталкивали под стол или они сами валились туда, где их квёлые слюнявые морды лизали породистые собаки…
Аскольд, как всегда, из кубка лишь пригубливал, и Дир сегодня не увлекался особо: видно, разговор на пашне не давал ему покоя. Да и догадался наконец, зачем позвал его старший брат к Яню Вышатичу…
Наступил вечер. Придвинувшись к Аскольду, правда уже хмелея, Дир изрёк зло:
– Думаешь не вижу, как ты меня перед бондами лбом в стол стараешься угвоздить?..
– Да не в том суть… - возразил Аскольд брату, слегка удивлённый его внезапным наскоком.
– В чем же?! Или суть по-твоему - это из чего ссуть?..
– ехидно засмеялся Дир, чувствуя, как расправляет мохнатые ноги паук, поселившийся в груди со времени принародной постыдной казни за пьянку стражников и готовый теперь изрыгать яд на каждый упрёк Аскольда.
– Пойми, дурья твоя голова, - как можно примирительнее сказал старший князь, - тому, что устроил в своей вотчине Янь, всем нам учиться надобно… Богато живёт он, а в твоём лесном тереме богатство - одни голые бабьи задницы… Красивые, слов нет, только ими от врагов не оборонишься… А на золото, какое есть у Вышаты и его сына, да если оно будет и у других, многое для государства сделать можно… Для чего на крепостных стенах свободное оружие кладём? Знаешь сам, чтоб голь вооружалась. А Янь приведёт ополчение, и то оружие ему
не будет нужно; он другим даст… И люди у него за свою кровную землю до последнего издыхания биться станут! Не то что изгои, холопы или рядовичи…– Нет, мне ты добра не желаешь, - стоял на своём Дир.
– Лишь себя вершинным костром показать хочешь…
– Ах, брат, брат!.. Ничего ты, оказывается, из наших бесед не берёшь путного для себя, - с какой-то тоской и даже тревогой промолвил Аскольд.
– Не знаю, как и быть с тобой…
– Я тоже архонт, не забывай!
– вдруг взъярился Дир.
– И у меня право есть, как с тобою решать… Так-то!
– Вскочил из-за стола, кликнул своих, тех, кто ещё умел соображать и стоять на ногах. Да и вихрем умчался.
«Талагай борзой…» - подумал Вышата, слышавший каждое слово нехорошего разговора братьев.
Настал день, когда древляне вместе с корабельщиками, помолившись Леду и Велесу и пообещав им скоро вернуться, погрузились на лодьи и начали спускаться вниз по Днепру к устью Роси. Вышата и Ратибор, стоя на палубе головного судна, внимательно наблюдали за берегами.
Когда Днепр раздвоился, договорились идти по одной только протоке - левой, так как она была шире и стрелой ни с какой стороны лодьи не достать… Ни с низкой, ни с высокой.
Никите и Селяну снова показалось: они плывут, как в первый раз, в Византию, если бы не узрели на дальнем берегу всадников в тёмных малахах вместо шлемов и кургузых, не застёгнутых спереди поддёвках, открывавших несмотря уже на холод, голые животы.
– Эк, как они, хазарушки, близко к Киеву подошли, не верится даже!
– воскликнул Селян.
– Ничего себе - хазарушки… Обласкал! Сволочи они безбровые! Вишь, дани захотели. Пусть без соли свои шкурки жуют, что после обрезания остаются… - хохотнул Никита.
Хазары не просто стояли, взирая на проходящие внизу днепровские лодьи. Всадники перемещались взад-вперёд и махали руками.
– Теперь гадают: «Куда и зачем русы поплыли?», - сказал Ратибор Вышате.
– Кажись, старейшина, каган первым угодил в ловушку, перешёл мосты через Лыбедь и встал перед валом. В этом месте он пологий. Помню, мы его особо на подложном плане отметили, показав тем самым, что здесь стены приступом брать удобно… Да, завязнут тут хазары, как дождь пойдёт! А завтра он точно хлынет, головой чую: к непогоде побаливает… - Вышата снял шлем, пригладил ладонью волосы.
– Не начнёт ли каган тогда отводить свои войска?
– Начнёт и кончит… Мосты-то уже разобраны! Да в дубраве на всяк случай Дир с дружиной стоит. Только бы нам царю успеть в тыл зайти…
– Успеем. Ты головой непогоду, а я сердцем обстановку чую.
– Дай-то бог Перун!
– А я Леда об этом прошу!
– воскликнул древлянский старейшина.
– Сам молился ему и лицезрел в броню закованного, с копьём и щитом… - не преминул сообщить Вышата, думая, что Ратибору будет приятно услышать об этом.
И вправду, улыбнулся старейшина, сказал тихо:
– Спасибо за почитание нашего бога - бога храбрости, бессмертия и мужества. Мы чтим его, как вы Перуна, с мечом, вынутом из ножен и воткнутом в землю… Он у нас, как у греков Марс, у сирийцев - Молох… Знаю, что и норманны устраивают ему из камней храмы и капища.
– Норманны?..
– переспросил Вышата.
– Те, которые постоянно нападают на Русь Северную?.. Сказывал нам с Аскольдом об этом купец Селян, кормчим я его беру в походы… Вон он, на носу лодьи стоит.