Нашествие хазар (в 2х книгах)

–  Князь, отпусти, - замолвил за Клуда воевода.

–  Ладно, скачи. И передай Диру, что мы желаем ему успеха.

Во время, когда проглянуло солнце, триста всадников и Доброслав с псом были уже у дубравы в овраге, где ворковал ручей. На берегу они вытащили ритуальные полотенца, расстелили и стали молиться… Ибо шёл седьмой день недели - день поклонения свету.

Славяне молились в воскресенье не солнцу Яриле - поклонение ему надлежало в иные дни, а Свету - «неосязаемому и неисповедимому», созданному, как полагали язычники, ранее солнца: «Никто же бо можеть указать образа свету, но токмо видим бываеть». Солнце же - «вещь бо есть солнце свету».

Рядом с Клудом расположился бородатый великан и лет четырнадцати отрок.

–  Дядя Ратмир, гляди-ка, сколько на полотенцах красных молодиц вышито! Зачем это?
– спросил парнишка.

–  Э-э, Любим, так изображается Свет… В виде женщин. Видишь, они поднимают кверху руки и указывают на небо, откуда льётся свет, а головы у женщин на рисунках круглые и с лучами, то бишь солнца…

–  А по бокам - всадники, и звери разные бегут, птицы летят.

–  Они тоже стремятся к Свету, к женщине [293] …

[293] Славянскому изображению света в виде женщины с птицами, зверями и всадниками предшествовали рисунки на камнях Великой богини и двух вождей у скифо-сарматов, а ещё раньше - представления греков о Рее и жрецах-куретах.

–  А почему же ты тогда жену свою, тётку мою, иногда побиваешь?

–  Не болтай, малец… Вон на тебя пёс глядит, рычать начнёт да и укусит.

–  Он не кусается, - заверил Доброслав, засмеявшись.
– Он убивает… А малец правильный вопрос задал тебе.

–  Кто ты такой, чтоб указывать мне?!
– вскипел великан.

Тут Бук поднялся с передних лап, встал в бойцовскую стойку, выставив широкую грудь, закованную в броню. Увидев сие, Ратмир успокоился. К нему подошёл сотский, пошептал на ухо.

–  Сразу бы надо сказать… Княжий муж… А он - по-простому, рядом с нами… Кто же знал?.. Ты прости меня.
– Великан подошёл к Доброславу и похлопал по плечу.
– Ратмиром меня зовут.

–  Да уж слышал от отрока. Меня Доброславом. А это мой Бук. Отважный боец.

–  Не хотел мальца брать - сирота… Только обхитрил, незаметно увязался, а перед дубравой объявился. Теперь куда уж?.. Заместо сына он, в семье у меня одни девки. Жалко, если убьют мальца… Хотя луком хорошо владеет. Да и мечом разок-другой взмахнуть может. Силёнок пока маловато.

–  Маловато?! Это по твоим великанским понятиям… - обиделся Любим.
– Смотри!

Парнишка подошёл к берёзке толщиной с руку и одним взмахом меча срубил её.

–  Паршивец!
– снова вскричал бородач.
– Зачем деревцо-то рубанул?! Эк, безмозглая голова…

Теперь стал смеяться сотский и другие вой, находившиеся рядом с великаном и его племянником.

Но недолго пришлось наслаждаться русам пусть слабым, но светом, и молиться ему, небо снова задёрнулось тучами, по верхушкам дубов прошёлся сильный ветер, пробрался в низину, сразу напомнив об осени, вздыбил гривы и хвосты животным, пасущимся на берегу ручья, взъерошил воду его.

–  Седлайте коней!
– приказали сотские.

Ратмир и Доброслав уже заканчивали стягивать под брюхами лошадей подпруги, когда услышали тихий возглас Любима:

–  Хазары!

Тут же подняли головы и наверху увидели с десяток безбровых, плосколицых вооружённых всадников, остановившихся на краю оврага, но не стрелявших… Видно было, что они, неожиданно выскочив на киевлян, расположившихся внизу, опешили.

–  Гей, взять их!
– крикнул кто-то из русов.

Великан, Доброслав, малец и ещё человек пятнадцать тех, кто быстрее всех заседлал коней, рванулись по крутому склону, заросшему орешником и густой травой; несколько всадников прямо взяли вверх, их лошади поскользнулись и вместе с седоками скатились вниз, ломая им руки и ноги. Послышались дикие крики раненых. А тут ещё дождь хлынул, полившись потоком на головы как киевлян, так и выдавших себя хазар, которых возглавлял Азач.

Медлить было нельзя, хотя он узрел, как три-четыре лошади, скатившись, произвели в стане русов некоторое замешательство; остальные же упорно преодолевали подъем, и через мгновение окажутся рядом… Скакать снова к болоту, когда опять льётся влага, не имело смысла - только завязнешь. И вопреки всему Азач направил своего коня к дубраве, хотя и предполагал, что там может хорониться засада… Хотя в положении сотника это оказалось самым разумным действием: сзади его бойцов преследовали киевляне, с одного боку находилось болото, и Азач уже принял решение туда не скакать, с другого - Лыбедь с разобранными мостами. Правда, сейчас можно мгновенно развернуться назад, чего русы не ожидают совсем, и пробиться через их конный строй, как сие делают царкасы, о которых был наслышан. «Эх-ма, где наша не пропадала!» - мелькнуло в голове, и дал знак десятнику, скачущему рядом, совершить ловкий приём…

Подняв коней на дыбы, они развернулись в обратную сторону и через короткое время оказались лицом к лицу с противником. Азач чуть не столкнулся с русским великаном, но тут же бросил коня вбок и нанёс саблей хлёсткий удар по шее бородача. У того неестественно зависла голова, как если бы кто на огороде крепко стукнул палкой по стеблю подсолнечника у самого основания корзинки, и она бы точно так же поникла…

Любим, отрок, воочию увидевший гибель дяди Ратмира, даже не поверил в это, а поверив, страшно закричал и кинулся на губителя. Азач смог бы и мальца рубануть, потому что тот совсем не защитился, но, сообразив, что перед ним всего лишь парнишка, отвернул коня: « Так ему же столько лет, сколько дочери моей!..»

Но вдруг увидел краем глаза, как на него сбоку прыгнул невесть откуда взявшийся пёс с бронированной грудью, и сабля, занесённая для удара, но не опущенная ещё, молнией сверкнула и раскроила череп Бука… Пёс упал под передние ноги хазарской лошади, но в это время меж лопаток Азача глубоко вошла стрела, выпущенная из лука Доброславом. Последнее, что коротким видением предстало в предсмертном сознании Азача - смеющееся лицо дочери…

Часть хазар иссекли мечами, остальных достали стрелами. В плен не брали.

«Бог Световид, глупо всё получилось…» - почему-то клял себя, чуть не плача, Клуд, глядя на лежащего на земле мёртвого Бука, по которому струилась вода с небес. Ручьями она текла и с плеч хозяина. Да, такой собаки у Клуда не будет никогда…

К горлу Доброслава подступил ком, он сглотнул его и по-настоящему заплакал, никого не стесняясь. Так плачут по дорогому другу.

Собравшиеся рядом воины переглядывались и перешёптывались. Многие из них участвовали в походе на Византию и, зная, чем являлся пёс для Клуда, не удивлялись его слезам… Они тоже жалели Бука… Помнили, как он помог захватить башню, к которой крепилась протянутая через Золотой Рог цепь, препятствовавшая днепровским лодьям подойти к Константинополю.

Клуд взял на руки пса, отнёс его к краю оврага, развязал на нём доспех… Выкопал могилу.

До сего момента дождь, ливший, как из корыта, прекратился. Доброслав вычерпал жижу из погребальной ямы, положил в неё Бука, возле него - доспех.

Потом сел у могильного холмика на снятое с коня седло, вспомнил и о матери пса… «Теперь, наверное, тоже нет в живых, хотя сказывали и рыбаки, и пастухи, что не раз видели её бегущей с волком… Правильно говорили, Бук умный, поэтому мне и жалко его, будто схоронил человека… Думаю, что душа Бука в человечьем обличье попадёт в небесный сад, и настанет время - там встретимся и наговоримся вдосталь», - решил Доброслав и, слегка успокоенный, пошёл утешать мальца, который на могиле Ратмира плакал навзрыд…