Нашествие хазар (в 2х книгах)

–  Значит, ждать их не скоро… - сказал князь и снова обратился к Доброславу: - Если не устали с дороги, прошу за стол. Сдаётся мне, долгая у нас с вами будет беседа… Да, и пса накормите.

Утром следующего дня с княжеского двора поскакали гонцы сразу в нескольких направлениях: одни - в лесной терем, другие - на Подол к Вышате, третьи - на Щекавицу к греку Кевкамену, четвертые - к боилам - звать всех на Высокий Совет. За древлянами Ратибором и Умнаем тоже послали. Собрались все к вечеру. Кевкамен сразу узнал Доброслава и Дубыню и отвернулся, сказав что-то Аскольду. Видно, киевский князь пригласил грека для опознания… Но тут многих заставил обернуться возглас удивления и радости, вырвавшийся у Еруслана, когда он увидел в просторной гриднице друзей.

–  Добрались всё-таки! Ай, молодцы! Соколы!

–  сверкая глазами, восклицал княжой муж Дира, хлопая земляков своими широкими ладонями по их могутным спинам.

–  А ты хорош в синем плаще!
– искренне восхитился Дубыня.

–  Не в плаще, а в корзно…

–  Ишь, вижу, здесь ты не на последнем счёту.

–  Выходит, Дубыня, на роду у нас было начертано - не всегда соль выпаривать… Ладно, потом поговорим. Я вас к Лагиру сведу.

–  И он здесь?!

Здесь. Живописцем стал. На корабельных парусах красные солнца малюет, И вено [144] собирает. Жениться вздумал.

[144] Вено– плата за жену. От старинного венити - покупать и продавать.

–  Ишь ты!
– снова восхитился Дубыня.

На Высоком Совете Доброслав рассказал князьям и боилам всё, о чём они с другом сведали в столице Византии, на корабле «Константин Пагонат» и купеческой хеландии, и передал прощальные слова Константина-философа о том, что в Византийской империи живут разные люди: есть обладающие властью и вершащие кровавые дела, есть и другие, хотящие добра, справедливости и дружбы с Киевской Русью.

–  Верно, - сказал Светозар.
– Даже в омуте, где водятся Водовихи, живут и русалки.

–  Ну и что с того?
– задал кто-то резонный вопрос.
– Омут, он и есть омут, в котором тонут люди. Потому что злого в нём больше, чем доброго…

–  Хватит слов! Уж всё решено. Лучше поблагодарим Доброслава и его друга, указавших нам, когда лучше выступить в поход, - подвёл черту под разговор Вышата.

На другой день Еруслан повёл Доброслава и Дубыню на Почайну. Оказавшись на вымоле, друзья изумились красавцам-кораблям, покачивающимся у берега на толстых льняных канатах. Особенно красив был один, длинный, узкогрудый, сработанный добротно, с любовью.

–  Княжий… Аскольдов, - сказал Еруслан.

Послали за Лагиром. Тот прибежал; увидев Доброслава и Дубыню, присел от неожиданности. Обнялись. Появился и Никита с племянником. Марко сразу же обратил внимание на Бука. Солидно, не по возрасту, произнёс:

–  Хорошая порода.

Все почему-то засмеялись. Как только ему доверили работать красками, он заважничал, не носился сломя голову, как его сверстники, а ходил прямо и гордо - как есть мужичок… Произнёс слова-то, а у самого глазёнки заблестели, захотелось ему потрогать Бука, погладить, поиграть с ним. И Доброслав, вспомнив сынишку любимой древлянки Насти, что осталась там, далеко, в крымской степи, сказал мальчугану:

–  А хочешь покататься на нём?

–  Как это?

–  А так - как на лошади. Верхом.

–  Хочу.

И снова все засмеялись. И теперь уж и Марко залился смехом вместе со всеми. Тут же взгромоздился на Бука.

Почему-то всегда дети и животные находят между собой общий язык. А у взрослых при встрече, казалось, восклицаниям, восторгам конца не будет.

–  Доброслав, ты и впрямь колдун… Словно знал, что наша жизнь на берегу Днепра преобразится, когда советовал идти к нему, - говорил с благодарностью Лагир Клуду.

–  Смотри, как ты хорошо сказал, Лагир. А ведь и мне идти в Киев тоже советовал Доброслав… - восхищённо произнёс Еруслан.

–  Нет, братья, это не я вам советовал, - опечалился вдруг их товарищ, - мой отец, убитый хазарами…

Лагир повёл друзей на берег Почайны, туда, где встретил девушку, как ему казалось, невиданной красоты, и тут разговор сам собой зашёл о ней, о женитьбе.

–  Послушай, а ты собрал вено?
– спросил Еруслан.

–  Нет ещё… Немного осталось, - потупился Лагир.
– Мне недавно Аскольд приказал выдать три гривны, одну я израсходовал на подарок Живане, а две приберёг… Но этого мало.

–  Живана - это невеста его. Красавица!
– пояснил Никита.
– А князь наградил Лагира знаете за что?

–  За что?
– переспросил Дубыня.

–  За смеющееся солнце… На парусе, который будет поднят на княжеской лодье, он нарисовал солнце, которое смеялось. Вышата думал, что Аскольд и с него, и с живописца голову снимет, а тот взял и наградил…

–  Раз такое дело - вот тебе от меня.
– Еруслан протянул алану два арабских дирхама и несколько византинов.

Непрост мужичок, да ведь простые не становятся предводителями разбойничьих шаек, а потом первыми княжескими подручными…

–  Дубыня, а ну-ка засунь и ты руку за пояс да вытащи и наши золотые… - обратился со смехом Доброслав к другу.

–  Что вы, что вы, братцы, не надо…

–  Надо. Бери, живописец.
– Еруслан насильно вложил в ладонь Лагира монеты.
– Иначе мы не погуляем на твоей свадьбе… Через несколько дней отправляемся в поход. И дождётся ли своего жениха красавица - неведомо. Так и останется в невестах.

–  Типун тебе на язык, Еруслан… А теперь, как я понимаю, надо засылать купцов, - улыбнулся Дубыня.

–  Есть у меня на Подоле одна вдовушка пригожая, - весело сказал Еруслан.
– Вот её-то мы и зашлём купчихой, и боила Вышату попросим, чтоб поторговался с бабкой Млавой.

–  Добре.

На том и порешили.

Бабка Млава запросила за внучку ни много ни мало - семь гривен.

–  Ай, ай, - укоризненно покачал головой Вышата, - не знал бы я тебя столько лет, подумал бы, что скряга ты…

–  Молчи, Вышата!
– прикрикнула на него бабка.
– Красота Живаны без цены, без похвал, она сама по себе, природой дадена… Не только из уважения к тебе семь гривен всего запросила, знаю, кто её покупает - живописец Лагир, он мне тоже понравился… А вено его - это дом новый для молодых построить.

Бойкая вдовушка с Подола, знакомая Еруслана, тут же подхватила:

–  С лица воду не пить… Разумна ли княгиня-то? [145]

–  Да уж разумнее тебя, болтушка, - снова осерчала бабка.

«Лучше помолчала бы… Удружил Еруслан», - подумал Доброслав, стоя рядом с Лагиром у самого входа в избу.

–  Ну что, отроки, - обратился боил к молодым людям, - найдутся семь гривен? Благодарите бога, что Млава больше не запросила…

–  Вот, воевода, две гривны и золотые.
– Доброслав протянул кожаный мешочек.

[145] Княгиня – так называли любую невесту, жениха - князем, место на лавке в переднем большом углу избы, где они сидели на свадьбе, - княженецким.