Наши на острове

Ну а третьего, Гошу, она привораживала целых пять лет, всячески ухаживая за ним.

– Очень уж я его полюбила, – признавалась старушка и лукаво улыбалась в усы.

Подпаивала его разными зельями и настойками, обкуривала травками, и не поняла, как это произошло, но у неё на руках оказался третий ребёнок, а Гоши и след простыл: так и не поддавшись Сайгиным чарам, он уехал в Крым и не вернулся.

И вот осталась она, бедная, с тремя детьми на руках…

Уже будучи пенсионеркой, дождавшись открытия границ, ринулась в Англию на заработки, чтобы помогать дочерям. Здесь Сайга стала хозяйкой четырёхкомнатного дома, который сняла у пронырливого индуса. Напустила целый дом жильцов, а сама ютилась в маленькой гостиной за ширмочкой. Очень популярный бизнес в кругу латышской диаспоры: когда жильцы оплачивают содержание дома, а сам хозяин, получается, живёт задарма.

Жильцов Сайга подобрала довольно непонятного происхождения, рода занятий и вида деятельности. Все сплошь наркоманы, проходимцы и аферисты.

Например, имелся у неё один чернокожий парень, лет тридцати на вид, родом то ли из Конго, то ли из Камеруна. Нигде конкретно ни дня не работавший, постоянно курящий травку, постоянно с одурманенным взглядом огромных и чёрных, как смоль, глаз.

Самую большую комнату в доме снимала литовка по имени Бируте. А вот об этой штучке чуть поподробней. Было ей лет шестьдесят, но она сохраняла стройную фигуру, считала себя в самом соку и твёрдо верила, что жизнь только начинается. Когда Бируте попала на остров, с ней приключилась пренеприятнейшая история. Проведала она от подруг, бывших прожигательниц жизни, что, являясь гражданкой Европейского союза, можно неплохо подзаработать, постоянно фиктивно выходя замуж за ребят с ближнего и дальнего востока. Быстренько подсчитав выгоду от столь сомнительного предприятия, Бируте решается действовать. Взяв кредит и насколько возможно улучшив свой внешний вид, она впервые в жизни выходит замуж за молодого человека по имени Джамал. Затем были Хасан, Мустафа, Хамил, несколько Мухамедов и т. д. и т. п.

Долго, конечно, такое продолжаться не могло, поскольку парни из арабского мира сами собаку съели в разного рода тёмных делишках, так что нашу дурёху они быстренько взяли в оборот и, отобрав у неё паспорт, заключили на съёмной квартирке где-то на отшибе. Замуж она теперь уже выходила и вовсе безостановочно. Много позже, когда Бируте уже освободилась из сексуального рабства, она после рюмки-второй часто вспоминала этот период своей колоритной жизни, проклиная правоохранительную систему Англии за бездействие и попустительство. Хотя нужно сказать честно, в полицию по поводу этих свадебных проблем она даже не обращалась, а о своих домогателях отзывалась тепло и ласково, особенно выделяя мужа номер пять и двенадцать.

Как и африканский товарищ, постоянно нигде не работала, а всё время лишь жаловалась на жизнь. По-прежнему меняла ухажёров как перчатки, много курила, пила, искусно крыла матом и была завсегдатаем местных пабов. В очень далёкой молодости она первоклассно танцевала стриптиз и бачату, но ныне, приобретя старческий остеохондроз и иные болезни, завязала с этим делом, а больше вела обычную охоту на живца.

В комнатках поменьше, на втором этаже, обосновались молодые парни: тимориец Санчо – в одной и поляк Яцек с весьма интересной польской фамилией Рухаль – в другой. Оба опять же не имели постоянного источника доходов, курили травку, вели асоциальный образ жизни и постоянно забывали про Сайгу по пятницам, аккурат в день платы за аренду жилья.

Между собой жильцы общались мало ввиду языкового барьера, но постоянно сдавали друг друга Сайге. Бируте вечно жаловалась, что пропадает её нижнее бельё с верёвок. Яцеку не нравилось, что постоянно кто-то брал его колбасу и сало из холодильника. У Санчо же регулярно исчезали бананы.

Спокойствие во всей этой неразберихе сохранял лишь чернокожий парень, ввиду постоянной одурманенности рассудка.

Чем руководствовалась Сайга, выбирая таких жильцов и, главное, на каком языке она с ними общалась, трудно сказать, но такая гремучая смесь асоциальщины, народностей, культур и языков вскоре дала о себе знать, и не с лучшей стороны.

Частыми гостями в Сайгином доме стали полицейские, навещавшие друга из солнечной Африки. Задавали ему уйму вопросов, интересовались и у Сайги, как он себя ведёт, не курит ли траву, не безобразничает ли, не шляется ли по ночам. Сайга, молодец, свой человек, всячески нахваливала парня и рьяно выгораживала его в глазах полицейских.

Также посреди ночи по дому в поисках туалета начали расхаживать абсолютно голые, в большинстве своём чёрные мужики. Так как попасть в туалет можно было только через гостиную, то они очень часто во всей своей адамовой красе заглядывали к Сайге, чем очень пугали бабульку и сами пугались при виде её, думая, что повстречали привидение или саму старуху смерть. То всё, как вы, наверное, уже догадались, были полуночные гости Бируте.

Ребята со второго этажа особых проблем не доставляли, и Сайга про них несколько подзабыла, пока не словила Санчо абсолютно голого, выходящего посреди ночи из комнаты Беруте.

– Вы только гляньте, что удумал! – заорала она по-русски. – Тьфу! Она же тебе в матери годится, бесстыдник ты этакий. – А потом, вспомнив, что он денег уже месяц как за комнату не платил, строго добавила: – Верни деньги, гадюка.

Но Санчо лишь невинно похлопал глазами, быстренько натянул портки, бегом поднялся по лестнице и скрылся у себя в комнате.

Естественно, в такой среде, помимо прочих, постоянно возникали и финансовые проблемы: не желая вовремя вносить квартплату, жильцы беззастенчиво пользовались Сайгиной забывчивостью, что и втянуло последнюю в непосильные долги.

Не повезло бедной Сайге не только с жильцами, но и с соседями. Рядом с ней дом сняли румыны. Сайга считала их одной дружной семьёй. Но проживало там человек пятнадцать-двадцать, не меньше. Они действительно дружно целыми днями сидели на завалинке перед домом, все от мала до велика курили, пили пиво и слушали какие-то цыганские песни. Женская половина семьи в большинстве своём, судя по округлённым животам, была в положении, но, несмотря на это, не уступала мужчинам ни по части сигарет, ни по части выпивки.

На что жил весь этот табор – оставалось открытым философским вопросом. Никто из них никогда и нигде не работал, но при этом они исправно жаловались на ущемление прав человека и беспредел, что творится вокруг.

С поселением румынской семьи зайти в дом к Сайге стало довольно проблематично. К тебе тут же подбегал самый маленький из табора, лет пяти-семи на вид, чумазый мальчуган, вытягивал грязную ручонку и на заученном английском нагло просил:

– Сигарету, быстро.

Я в таких случаях лишь улыбался и отвечал:

– Не курю.

Такой ответ вызывал в малыше неописуемую ярость, он сплёвывал, громко ругался, топал ножками, тем самым приводя всё семейство в дикий восторг. Те смеялись, хлопали в ладоши и что-то выкрикивали по-румынски, даже не собираясь успокаивать своего посланника.

Время от времени на пороге появлялся глава семейства в мешковатом костюме, кожаной шляпе с широкими полями, лакированных туфлях с острыми носами и весь обвешанный золотом. Он складывал руки на огромном животе и, сверкая золотыми зубами, что-то быстро и громко говорил, окидывая присутствующих властным взглядом. И тогда шайка ненадолго утихала, но барон удалялся, и всё тут же возвращалось на круги своя: цыгане хохотали, малыш плевался, все остальные терпели.

– Как ты тут живёшь, Сайга? – спрашивал я раздосадованно.

– А что? Нормальные ребята. Ну шумные немного… – с очевидной опаской отвечала та.

Гостиная, где жила сама Сайга, удивляла своей некоторой необычностью. Дело в том, что мебель и прочие предметы быта Сайга расставляла в соответствии с указаниями прибора «Аура» для определения биополя Земли. Кровать, например, стояла как-то поперёк комнаты, также странным образом были расположены подушка, стол и сервант. Сайга даже установила место, где должен лежать кошелёк, чтобы, благодаря биополю Земли, притягивать деньги. Место для кошелька нашлось на столике, аккурат в проходе на кухню. Поэтому денег он, естественно не притянул, а вот чьи-то ручки притягивал, и не раз. Сайгу обворовывали, но она слепо доверяла этому чудо-прибору и всё равно клала кошелёк в то же самое место, правда, уже пустой.