Наши павшие нас не оставят в беде. Со Второй Мировой – на Первую Звездную!

Безошибочно отличить наших парней от людей будущего несложно. Они – другие. Взгляд, походка, движения, манера говорить. Наши выглядели ярче и контрастнее на фоне ребят двадцать второго века.

Странно, но «система Левина» не вытаскивала ни французов, ни англичан, ни американцев. Не знаю, с чем это было связано, а спросить профессора возможности не представлялось.

Получив разрешение на старт, мы взлетели. Погода снаружи стояла отвратительнейшая: шквальный ветер гнул деревья, ломал ветви, а густой туман сводил видимость к нулю. Моросил мелкий противный дождь, но тяжелые свинцовые тучи готовы были обрушить на землю грозовой ливень. Нашему катеру такие мелочи были нипочем, однако настроение от погоды заметно подпортилось.

Но больше всего волновало, что летели мы прямо к столице моей Родины. В Москве мне случилось побывать разок в сороковом году, да и то проездом. Практически не успел увидеть ее во всей красе. У меня было всего несколько часов на обзор достопримечательностей, но и того хватило, чтобы полюбить великий город. Размах столицы ошеломлял. По тем временам все в ней казалось огромным: широченные проспекты, высоченные дома и удивительное, просто фантастическое метро. А уж про Красную площадь и говорить нечего! Стоял я тогда, завороженно разглядывая Кремль. Где-то там, за массивными стенами из красного кирпича, жил и работал товарищ Сталин. Величие момента заставило трепетать мое сердце. Как же я тогда завидовал москвичам, беспечным баловням судьбы, живущим в таком прекрасном городе рядом с нашими руководителями! Я завидовал им и злился на них. Ведь спокойные, степенные москвичи не понимали своего счастья. В Москве даже простые магазины походили на дворцы, а полки ломились от разнообразных товаров.

Это теперь я знал, как грузинский поганец строил свою империю, как он и его прихвостни жировали, когда народ голодал. Тогда же он и другие руководители коммунистической партии казались мне полубогами, заботящимися только о благе простых людей. Но Москва все равно оставалась для меня светлым священным городом, и сейчас, повидав множество разрушенных городов, я очень волновался, боясь увидеть на ее месте только развалины.

Диверсанты сидели на своих местах, словно окаменевшие. Никаких разговоров, никаких лишних движений.

– Командир! – позвал я Дронова. – Может, уточните наши дальнейшие действия?

– Узнаете об этом в свое время, – неохотно отозвался тот.

– Вот говнюк, – произнес я одними губами, повернувшись к Вольфгангу. Тот кивнул, соглашаясь.

Вольф выполнял обязанности второго пилота, подстраховывал меня. Через определенное время мы должны были поменяться. Пока все шло хорошо, приборы не обнаружили наличия чужаков в небе, и мы спокойно двигались к заданной цели.

Я начинал злиться. Получалось, что мы с Вольфом вроде как извозчики, а эти парни – царствующие особы. Не удивился бы, если Дронов по прилете заплатил бы нам по тарифу, набросив лишний пятак чаевых.

Мы шли на большой высоте. При попадании в воздушные ямы катер слегка потряхивало, но парням из диверсионной группы это было, похоже, по барабану. Некоторые из них умудрились уснуть.

– Что там у нас? – спросил я Вольфа.

– Расчетное время прибытия – тридцать семь минут. Через пятнадцать минут двадцать секунд отвлекающие группы начнут прорыв.

– Отлично. Меняемся.

Вольф переключил основное управление «Хамелеоном» на себя.

Я еще раз оглядел «пассажиров». Советник явно задумал что-то грандиозное. Стало любопытно: откуда набраны эти ребята? Войсковая разведка? СМЕРШ?

Прямо за мной с закрытыми глазами сидел парень, зажав коленями длинную винтовку с оптическим прицелом.

– Эй, приятель! – тихо позвал его я, обернувшись. – Как тебя звать?

– Алексей, – не открывая глаз, меланхолично произнес он.

– Ты снайпер, что ли?

Алексей слегка приоткрыл один глаз, смерил меня взглядом и лишь потом ответил:

– А ты наблюдательный, земеля.

– Да вроде того, – пробурчал я, чувствуя некоторую неловкость. Какие-то очень уж они неприветливые, будто мы не одно дело делаем. Ладно бы фрицы были, а то ведь братья-славяне.

– Не сердись, паря! – Алексей, видимо, заметил, что я напрягся, и решил смягчить тон: – Правило у нас такое к посторонним: меньше знает, крепче спит. – Потом помолчал и добавил: – Сам я из-под Воронежа. А это напарник мой, Курт Брюннер – немчура из Берлина.

Курт, блондинистый скуластый парень, услышав свое имя, отсалютовал мне, приложив два пальца к виску. У парня отсутствовала половина левого уха, видимо оторвало осколком или пулей. Получается, подвело меня чутье и группа диверсантов была смешанной.

– Выходим на позицию, – сообщил Дронову Вольфганг.

– Отлично, – оживился тот и, наконец, ткнул в карту, – сажать «Хамелеон» нужно здесь.

Видимость по-прежнему была отвратительной, и, как я ни старался, ничего не мог рассмотреть. То, что отображалось на экране, было размыто и не давало четкого представления, во что сейчас превратилась Москва. Я видел очертания полуразрушенных высотных зданий, торчащих, словно обломки гигантских зубов.

Мы благополучно пролетели несколько укрепленных блокпостов, но в небе совсем не было летательных аппаратов чужаков. Отвлекающие группы работали на славу.

– Снижаемся! – отрапортовал Вольфганг.

Дронов сухо кивнул.

Складывалось впечатление, что парни из диверсионной группы здесь не впервые. Выдержка у них хоть куда, можно позавидовать. Лица были настолько спокойными, что казалось, их вовсе ничего не тревожит. Будто они прилетели в гости к своей милой бабушке, а не на территорию, кишащую инопланетными тварями.

Мы приземлялись на окраине города. Вокруг виднелись разгромленные дома, перевернутые, сожженные машины и ни единой живой души. На сердце тяжело стало.

Вольф мастерски посадил «Хамелеон» среди развалин рядом с выжженными газонами, раскуроченными качелями и горками. Когда-то здесь не смолкал детский смех, на лавочках, наверное, как и в наши времена, сидели старухи, судачившие обо всем на свете, прохаживались по дорожкам молодые мамаши с колясками, выгуливая своих чад.

Сейчас площадка выглядела страшно. Качели погнуты, горки взрывом закручены в спираль. По центру зияла огромная воронка, вокруг которой валялись обгоревшие, изорванные в клочья детские игрушки. Они были похожи на мертвецов, оставленных после боя. Я даже представить себе боялся, какая трагедия разыгралась тут, когда вражеский снаряд превратил это чудное место в могилу.

– Выходим, – распорядился Дронов.

Диверсанты все так же молча, деловито принялись выгружать оборудование. Они надели шлемы и теперь походили на средневековых рыцарей. Мы тоже вышли из катера, чтобы хоть немного размять кости. Дождя здесь не было, но в воздухе висела серая дымка.

Дронов повернулся к нам:

– Ждете нашего возвращения ровно три часа. Что бы ни произошло. Пусть хоть тут ад разверзнется, но вы должны нас дождаться. Контакта с врагом избегайте, на рожон не лезьте. Первыми в бой не вступать ни в коем случае. Если мы хоть на минуту задержимся – можете улетать без зазрения совести. Все ясно?