Наши танки дойдут до Ла-Манша!
Шрифт:
В эти обещания Булкин и его подчинённые верили слабо, особенно близко ознакомившись с модернизированным «Як-38М». Майор Булкин здраво предполагал, что во времена товарища Сталина усатый генералиссимус просто собрал бы в Кремле или на ближней даче конструкторов, ткнул пальцем в чертёж «Харриера» и приказал — сделайте такой же! И ведь сделали бы, как было с тем же «Ту-4».
Но сейчас кроме флота существовали ещё такие заказчики, как ВВС с ПВО, работа на нужды которых полностью загружала и промышленность, и все КБ. Тем более что при прямом воспроизведении того же «Харриера» надо было неизбежно копировать и его мощный и сложный двигатель «Роллс-Ройс» «Пегасус», а делать это в авиапромышленности СССР никто не хотел (и так перспективных тем в Двигателестроении выше крыши на десять лет вперёд, дураков нет).
А вот как он сам и его подчинённые будут вести воздушный бой на «Як-38М», майор Булкин представлял крайне слабо. Ведь все они в лучшем случае тренировались в стрельбе по наземным целям или буксируемым бурунным мишеням. Конечно, в руководствах по тактике писали, что «Як-38» теоретически способен перехватывать базовые патрульные самолёты, самолёты ДРЛО и палубные вертолёты «вероятного противника», но сейчас им предстояло противостоять совершенно другому противнику...
В общем, вчера вечером, после окончательного доклада о завершении передислокации эскадрильи на «полевой аэродром» и принятии боевой готовности, командование ГСВК категорически приказало Булкину ждать.
И они сидели здесь уже вторые сутки, матеря последними словами эту самую передислокацию на «полевую площадку», где приходилось спать в наскоро поставленных палатках, отгоняя крупную местную мошкару и москитов, какать и писать в свежеотрытую яму, умываться у прицепа-автоцистерны и жрать консервы из сухпайков. На этом фоне Сан-Антонио, как авиабаза, хоть и построенная в далёкие 1950-е годы, но всё-таки американцами, казалась лётчикам прямо-таки раем. Поскольку элементарные удобства, вроде «нумеров» с койками, душа и столовой, там имелись. Правда, если в палатках лётчикам не давали спать песчаные блохи и москиты, то в Сан-Антонио тем же самым занимались неистребимые постельные клопы....
В эту ночь лётчики пытались в очередной раз нормально заснуть в этих клятых палаточно-полевых условиях, ровно до того момента, пока на рассвете их не разбудили первые, очень далёкие взрывы, сначала от зенитных ракет и «Томагавков», а потом и от авиабомб. Непосредственно над ними никто пока не летал, но в стороне, ближе к авиабазе Сан-Антонио, в небе вытягивались десятки бледных инверсионных следов, а потом там начали вспучиваться крупные сизые облака и яркие вспышки разрывов, явно от выпущенных по воздушным целям ЗРК. Наблюдалось минимум два попадания по самолётам, но на таком расстоянии не было толку даже от полевого бинокля, и рассмотреть подробности Булкину не удалось.
Разбуженные стрельбой пилоты «Яков» сноровисто повыскакивали из палаток и поспешили умыться и экипироваться. После этого, по логике, следовало начинать подготовку к возможным боевым вылетам. Однако на запрос Булкина «Первый», то есть штаб ГСВК, ответил по рации привычным: «Ждать! Соблюдать радиомолчание! Не включать радиооборудование без крайней необходимости! Возможны ядерные удары!»
И они ждали, с невесёлыми думами слушая гул отдалённой пальбы. Прислушиваясь к далёким взрывам, гулу самолётов и суматошной пальбе автоматических зениток, летуны помаленьку потели в своих полётных комбинезонах и всё больше раздражались и нервничали, поскольку нет ничего хуже, чем ждать, пока вражеская авиабомба или ракета попадёт тебе в голову или в зад. Сохранял спокойствие только командир авиатехников капитан Шиморин, которого звали как одного лермонтовского героя — Максим Максимыч. Он был человеком бывалым и явно понимал толк в стрельбе, поскольку был при вертолёте «Ка-25» на борту БПК «Удалой» летом 1977-го, когда большие десантные корабли «Крымский комсомолец» и «50 лет шефства ВЛКСМ» эвакуировали из Могадишо и Берберы полторы тысячи советских специалистов вместе с семьями. А уж там-то
худо-бедно да постреляли...Сейчас Шиморин, в отличие от остальных, особо не психовал, а никуда не торопясь, ставил на примусе чайник, время от времени поглядывая на горизонт.
— Командир, — спросил Булкина старлей Горохов, который, похоже, нервничал больше всех и мерял шагами обочину шоссе, словно невидимое шило в пятой точке не давало ему сидеть и сохранять видимость спокойствия, как и остальным. — Как вы полагаете, можно ли вот эту ситуацию, когда невдалеке летает чужая авиация и идёт сплошная пальба, считать за боевую обстановку?
— В той же мере, в какой гражданином Непала можно считать того, кто был зачат непальцем и непалкой, товарищ старший лейтенант, — в тон ему ответил Булкин и добавил: — Витя, ради бога сядьте и не маячьте у меня перед глазами! Без вас тошно! Откуда я знаю, что у нас тут сегодня считается войной, а что нет?
Внутренние ощущения у Булкина были самые поганые, и чувствовал он себя сейчас примерно, как пилоты «Ишаков» и «Чаек» ВВС РККА ранним утром 22 июня 1941 года при виде надвигающихся воздушных армад Геринга. Поразительно, но его подчинённые в этот момент думали о том же самом. Усугублял подавленное настроение окружающий пейзаж.
Как всякий русский человек, Василий Булкин любил сахар разве что в виде песка или рафинада, ну, или, в крайнем случае, колотого кускового. А среди зарослей этих окружающих дорогу и самолётные капониры зарослей вытянутых в два человеческих роста, чем-то похожих на бамбук, палок, увенчанных длиннющими, напоминающими осоку листьями, ему, как городскому (да к тому же прожившему несколько последних лет не где-нибудь, а в стольном городе Североморске) жителю было несколько неуютно, поскольку уже в двадцати шагах было ни хрена не видно. Маскировку сахарный тростник, конечно, давал хорошую, возможно, даже слишком. Но по этим зарослям к ним вполне могли добраться какие-нибудь диверсанты, имеющие задачу уничтожить самолёты. Ведь если имеют место авианалёты, может случиться и вражеский воздушный десант, от которого имеющееся кубинское пехотное прикрытие может и не отбиться....
В общем, где-то вдалеке продолжали рваться бомбы и ракеты и, видимо, погибали люди, а здесь, на шоссе, по-прежнему царила атмосфера нервного ничегонеделания.
От тягостных раздумий Булкина оторвал голос высунувшегося из открытой двери КУНГа радиста, сержанта со странной фамилией Тлерат, который что есть мочи заорал:
— Товарищ майор, вас на связь! Срочно!
Булкин кинулся к зелёному фургону радиостанции, а через минуту выскочил из КУНГа как ошпаренный, с воплем:
— Всем укрыться! Выключить всё электрооборудование! Атом! Атом, мать вашу так!
Лётчики и надевавшие на бегу покрытые камуфляжными чехлами стальные каски техники немедленно метнулись по свежеотрытым щелям. Прежде чем укрыться самому, Булкин приказал переводчику Пеледую передать эту команду кубинцам. Через минуту переводчик вернулся и укрылся в окопе, а вот среди кубинцев особой суеты почему-то не наблюдалось. Похоже, они в подобные предупреждения не очень-то верили...
Лёжа в окопчике, Булкин как-то, между прочим, вспомнил, что в одном из грузовиков вообще-то лежат выданные загодя на всю его команду, но так и не распакованные ОЗК и противогазы. Но распечатывать их сейчас было уже поздно. К тому же «Первый» не уточнил, куда именно будут сбрасывать ядерные бомбы (в штабе ГСВК этого в тот момент и сами не знали), и Булкину оставалось понимать это предупреждение, как угодно, поскольку атомный боеприпас мог упасть и прямо им на голову, и на Гавану, и вообще куда-нибудь вне прямой видимости, на другом конце острова.
В общем, мыслей в голове у майора Булкина было предостаточно, но додумать ни одну из них он не успел, поскольку минут через десять где-то за горизонтом глухо гахнуло. Земля вместе с росшим на ней сахарным тростником и полотном шоссе, мелко затряслась, над зарослями заметались и заорали, словно от нестерпимого ужаса, поднятые взрывом с мест мелкие птицы. И без того солнечное летнее утро озарилось яркой вспышкой, словно над Карибским морем вдруг встало второе солнце. Потом с лёгким гулом и шелестом над тростниковыми полями, пальмами и замаскированными самолётными стоянками прошла волна горячего воздуха, словно очень сильный ветер подул ни с того ни с сего.